Катастрофа

А Малл, вздыхая, говорит:

— Эти мальчишки просто помешаны на стрельбе! И Калле тоже — дома ни одного бумажного кулька не осталось: он надувает их и превращает в хлопушки!

Энн смеется еще громче:

— Парень что надо!

— Хвали его, хвали! — сердится Малл. — Как бы еще патрон где не раздобыл! Я не забыла, как из-за вас у меня душа болела!

— И сразу мчалась домой ябедничать!

— А как же иначе! От вас бы мокрого места не осталось!

— Ну-ну, — лениво встревает Март, — не такие уж мы дураки были! Немного я в этом деле все же разбирался.

Вообще-то Малл не была ябедой, но она очень боялась выстрелов и однажды, выведав, где у них тайник, уволокла весь запас патронов.

— А где они достали патроны? — интересуется Калле.

— Нашли где-то на болоте. После войны они везде валялись, — поясняет Малл.

— Ох, я не вынесу этих разговоров! — пронзительно вскрикивает Мийя и выбегает на кухню.

Все замолкают, а Калле решает завтра же непременно отправиться в лес.

Вскоре Мийя возвращается, глаза у нее слегка покраснели, а вокруг рта остались невытертыми капельки воды.

Мать переводит разговор на другое, чтобы нарушить гнетущую тишину:

— Калле, а ты знаешь, что завтра придется очень рано вставать — мы пойдем искать овец?!

— В лес, да? — спрашивает Калле.

— В лес! — отвечает деревенская бабушка.

— И к болоту? — допытывается Калле.

Энн, занятый настройкой телевизора, говорит:

— Неуловимые все твое стадо в лес бы загнали, из милосердия, чтобы ты себя работой не гробила, и настал бы в доме покой!.. Треплешься где-то с бабами, телевизор не смотришь, а тут как раз показывали крупную ферму — на тысячу коров!..

Но мать не слушает его.

— Видела я эти фермы! — с неожиданной горячностью прерывает она Энна. — Сущая беда: животные на голом цементе, коровы яловые, телята дохнут. Попомните мое слово, придет день, и все коровы на свете переведутся!

— Эх! — презрительно и недовольно машет рукой Энн: с матерью бессмысленно спорить.

23 Поиски овец

Ясное весеннее утро. Вся семья, кроме Мийи, Кати и Калле, спящего сном праведника и способного проспать все на свете, — собралась у входа в поскотину. День обещает быть пригожим, однако утро прохладное, и у всех поверх рубах и халатов накинуто что-нибудь теплое: куртка или вязаная кофта. Молодежь спросонок жмурится от солнца. Энн, выпятив подбородок, проводит смотр своего войска, похоже, настроение у него отличное, он чувствует себя при деле и командует:

— В лес пойдем по матсиской поскотине, вчера ветер с той стороны дул, туда они, должно быть, и подались!

«Войско» движется вдоль кромки поля в направлении соседской поскотины. Впереди деловито, бодрым шагом выступает Энн. За ним семенит мать, следом трусит собака — рыжая длинноногая дворняга, вид у нее независимый и внимательный, кончик одного уха разодран и болтается.

Мать рассуждает:

— И то верно, лучше отсюда пойти, заодно я матсискую овцу прихвачу — на мой голос они вчера не отозвались!

— Правильно, одолжи овцу! — чуть презрительно передразнивает ее Энн. — Твой пес все равно след брать не умеет! Если бы жив был мой Раки… — с горечью добавляет он… Собака, опустив нос к земле, уже обогнала их и большими прыжками несется дальше.

— Назад, Мури! — кричит Энн, но собака только машет хвостом.

Хутор Матси, утопая среди высоких деревьев и кустов сирени, радует взор. Однако строения его старые и запущенные. Гонтовая крыша заросла мхом и около трубы провалилась, так что гребень изогнут дугой, как спина хозяйки дома, только в обратную сторону. Матсиская Мари стоит во дворе у ворот, а мать уже в поскотине и тянет за поводок овцу. Мари, как и недавно на хуторе Кадака у Маали, усмехается, сжав губы в тонкую полоску. Непонятно, что кроется в ее усмешке: то ли злорадство и зависть, то ли, наоборот, смущение. Пожалуй, она все же скорее смущена при виде такого множества городских, которые снуют по поскотине — молодые, крепкие, — и она говорит:

— Ну, раз уж у тебя столько помощников, то мне и незачем идти…

В конце поскотины, там, где она сворачивает в заросли, Энн останавливается, ждет, пока запыхавшаяся мать догонит остальных, и начинает раздавать указания:

— Так, дальше разобьемся в цепочку! Парочки отправятся в лесок!

Эве заливается краской, а Оскар, выпятив живот, весело смеется: «Гы-гы!», польщенный тем, что их с Малл тоже считают парочкой; он даже обнимает Малл за талию и пытается притянуть ее к себе, и хотя жене такая откровенность не совсем по душе, она все же удовлетворенно фыркает.

Энн как будто не замечает ничего, он сказал это как бы между прочим и продолжает отдавать распоряжения, но не приказным тоном, а довольно мягко, словно предлагая свой план, против которого каждый может возразить:

— Ты, Март, ступай с Ильмой вдоль покоса, а потом краем поля — ведь не побежали же они по открытому месту!

С Малл он обращается менее обходительно:

— Ты и Оскар двигайте прямо через кустарник и держите ухо востро, не прозевайте, если блеять будут!

Затем, нахмурив брови, он смотрит на мать, словно что-то прикидывая:

— Шагай прямо по дороге и в кусты не суйся — иначе мы перепутаем голоса и кинемся ловить матсискую овцу… Не торопись и не обгоняй нас!.. Ты, Эве, — кивает он в сторону племянницы, — пойдешь с Ильмаром вдоль берега — с одной стороны река, с другой мать со своим «горном», так что парня в кусты утянуть не удастся! — От такой пошлости Эве снова заливается краской и кидает на Энна и Ильмара полные ненависти взгляды.

— Так, сам я тронусь по этой дороге — сделаю круг, — заканчивает Энн, — встретимся всё на краю пустоши. — Разумеется, он предпочитает идти вкруговую, потому что ему, как и матери, не по нраву плестись еле-еле.

Все это время Март глядит на брата с легкой усмешкой, вроде бы добродушно, но как бы и подтрунивая. Энна это страшно раздражает. Март словно издевается над тем, как он отдает распоряжения. Только чего тут смеяться — командовал бы сам! Но он даже рта не раскрывает! Кто-то должен и этим заниматься — не идти же им скопом или туда, куда каждому в голову взбредет!

«Вот так всегда! — с горечью думает Энн. — Кто сам ничего не делает, тем, конечно, хорошо смеяться и критиковать!»

Затем они расходятся в пяти направлениях. Все плетутся медленно, за исключением Энна, который ступает размашистым шагом, спина у него выпрямлена, голова гордо поднята, словно он куда-то торопится… Дольше всех видна мать — остальные сворачивают в заросли кустарника, она же идет прямо по дороге. Мать старается идти мелкими шажками, но все равно движется слишком быстро, да и овца, которая вопит, как иерихонская труба, тянет ее вперед… Постепенно дорога поворачивает, и мать тоже скрывается за деревьями. И вот больше никого не остается, лишь безлюдная дорога, купающаяся в солнечных лучах, да птичий щебет; время от времени издали доносится блеяние, а со стороны лугов громкое тетеревиное воркование, прерывистое — поскольку дело близится к полудню.

24 В зарослях

Малл и Оскар продираются сквозь кустарник. Малл уверенно шагает впереди, Оскар плетется за нею. Под ногами трещат сучья, лицо все время приходится оберегать от веток. Местами заросли настолько густые, что надо сгибаться и раздвигать ветви руками… Похоже, в своих мыслях Оскар и Малл сейчас далеко отсюда. Они даже не смотрят ни по сторонам, ни под ноги, не выбирают дороги получше, не прислушиваются, не блеют ли овцы, они идут напролом в том направлении, которое указал им Энн. Идут потому, что надо идти, да и кому может доставить удовольствие такое блуждание в зарослях. Когда кустарник редеет и переходит в вырубку, они, облегченно вздохнув, начинают обсуждать свои повседневные дела. Малл говорит более резко и быстро, Оскар с ленцой, немного гнусавя. Оскар как бы рассуждает вслух, но Малл своей железной логикой не оставляет камня на камне от его рассуждений.