Кати в Париже
Шрифт:
Но я блаженствовала. Я блаженствовала в нашей неубранной комнате со старыми коричневыми панелями, розовыми обоями и ветхой гипсовой лепкой потолка, которая время от времени осыпалась на пол, когда студенческая жизнь над нами бурлила особенно интенсивно. Я блаженствовала, встречаясь с веселой и довольно вспыльчивой Николь, хотя она и убирала так небрежно!
Да и где ей было успеть вытереть пыль! Ведь ей надо было поболтать с нами, изложив свои взгляды по всем вопросам современности. Мне нравились узкие деревянные винтовые лестницы и гравюры с изображением семи смертных грехов, украшавшие стены.
Мне нравился маленький садик под нашим окном и соловей, который пел каждую ночь, нравились мне и облаченные в черное патеры по другую сторону стены, которые дни напролет бродили по садовым дорожкам; патеры постоянно были заняты благочестивыми беседами или чтением молитвенника. Короче говоря, я блаженствовала!
Не знаю, правда ли, что мадам
Да, думаю, что, когда Мария Склодовская легкими шагами поспешно шла по этой улице, парочка бродяг была на том же месте. Я словно видела, как она, пробегая мимо них, приподнимала свою длинную юбку. Куда она шла? Быть может, на Rue Mouffetard, чтобы купить какую-нибудь еду. Я словно видела, как она открывает свой тощий кошелек и достает оттуда пару франков и покупает себе немного уже готового картофельного пюре, чтобы утолить злейший голод. Она смотрит пред собой глазами, которые ничего не видят из того, что творится на оживленной улице. Предполагаю, она думает, вероятно, о каком-то эксперименте, которым займется, лишь только вернется домой. Я воображаю это так живо, что верю в это сама. И спрашиваю Еву и Леннарта: верят они в эго?
— Точно! — говорит Ева. — И держу пари, Робеспьер тоже жил здесь. Потому что здесь пахнет кровью! — И она повела ноздрями, нюхая воздух.
— Здесь пахнет pommes frites [54] , но жаренным в слегка прогорклом растительном масле, — сказал Леннарт.
— Здесь пахнет кровью! — настаивала Ева. — Робеспьер сидел именно в этой грязной комнатке, в которую меня сослали, чтобы ты, Леннарт, жил в роскошном номере для новобрачных вместе с Кати. Повторяю, Робеспьер сидел именно за этим самым столом, который явно стоит здесь со дней революции [55] , и с него с тех самых пор не стирали пыль. Робеспьер сидел здесь такой довольный и думал, кого бы на следующий день послать на гильотину!
54
Жаренный в кипящем масле картофель (фр.).
55
Имеется в виду Великая французская революция.
Я оживленно продолжила:
— А когда он вспоминал очередное имя, он приходил в восторг и бормотал про себя: «Это хорошо!»
— У вас обеих жуткая фантазия! — сказал Леннарт. — Робеспьер прятался здесь, когда сам опасался угодить в тюрьму. Так мне рассказывали. И вообще это, вероятно, выдумка.
— Тебе вечно надо все испортить! — с досадой сказала Ева. — А нам было так приятно. Но все равно, здесь пахнет кровыо!
— Здесь пахнет pommes frites, — повторил Леннарт. — А как вообще-то насчет Эйфелевой башней?
Ох уж эта Эйфелева башня, она была для нас как бельмо на глазу! Мы вели себя просто предательски по отношению к бедному мсье Эйфелю, так как вообще не желали подниматься на его башню! Но не видели никакой возможности этого избежать.
— Не можем же мы приехать домой и сказать, что не были там, — сказала Ева. — Так вести себя нельзя!
— Вероятно, не стоит вечно плыть по течению, — заявила я. — Тем более когда надо подниматься на высоту триста метров. Я хотела бы быть такой вот особенной туристкой, которая возвращается домой, увидев только то, что не попадается на глаза обычным туристам.
— Да, но должны лее быть границы, — возразила Ева. — Эйфелева башня, Дом инвалидов [56] , Лувр [57] — никто не должен пройти мимо.
— Ты все-таки не станешь утверждать, что пойдешь в Лувр только из чистого чувства долга, — ужаснулся Леннарт, потрясенный до самой глубины своей души любителя искусства.
— Нет, нет, нет, — заверила Ева, успокаивая его, слегка помахивая руками. — Я тоскую по Моне Лизе [58]
и Нике Самофракийской [59] так, что у меня болит сердце, но я хочу покончить с ними как молено быстрее, чтобы пойти и купить себе шляпку.56
Одно из самых значительных сооружений Парижа (фасад протяженностью 210 м), воздвигнуто на левом берегу Сены по эдикту короля Людовика XIV для ветеранов и инвалидов войн. Постройка была поручена архитектору Либералю Брюану (ок. 1635–1697). Закончена в 1676 г. В центре Собор инвалидов — творение великого французского зодчего Жюля Ардуэна Мансара (1646–1708). Сюда в 1840 г. перенесен прах Наполеона с острова Святой Елены. Сейчас гробница Наполеона — главная достопримечательность Дома инвалидов, где находится и Большой военный музей.
57
Первоначально — Королевский дворец. Возведен на месте старого замка в XVI–XIX вв. Архитектор Пьер Леско (1515–1578); скульптор Жан Гужон (ок. 1510–1566). Архитектор Клод Перро (ок. 1613–1688) создал восточный фасад Лувра со знаменитой колоннадой (1667–1673). Музей основан в эпоху Великой французской революции, национализировавшей королевские собрания искусств. В 1970-е гг. каталоги Лувра насчитывали свыше 20 000 номеров.
58
Знаменитый «Портрет Моны Лизы» (так называемая «Джоконда», ок. 1503) написан Леонардо да Вшгчи (1452–1519). Этот портрет — одно из главных живописных сокровищ Лувра, своеобразный символ эпохи Возрождения.
59
Мраморная скульптура Ники Самофракийской создана в III–II вв. до н. э., найдена в 1863 г. французскими археологами на острове Самотраки (Самофракия) на севере Эгейского моря.
Леннарт покачал головой и промолчал. В конце концов он расхохотался и сказал:
— Да, чем только не интересуются туристы, приезжая в Париж! Мы трое, собственно говоря, на собственном примере можем помочь выявлять туристов различных типов.
— Разве? — спросила я. — Объясни, пожалуйста.
— Ева принадлежит к тем, кому вообще-то следовало жить на правом берегу Сены, — сказал Леннарт, — так как там есть все, что ее интересует. Там дома мод, там большие универмаги и там Rue de Rivoli… [60]
60
Улица Риволи (фр.) — одна из самых длинных улиц Парижа на правом берегу Сены, тротуары ее северной части проходят под крытыми аркадами. На этой улице находятся магазины модной одежды, сувениров и т. п.
— А что интересного на Rue de Rivoli? — алчно вытаращив глаза, спросила Ева.
— Нет, пусть Леннарт скажет сперва, что за тип я!
— Ты очень милый маленький тип! — сказал Леннарт и поцеловал мне руку. — Однако я еще не закончил с определением типа Евы!
— Нет, послушаем, чем еще я интересуюсь! Так я смогу получить множество ценных советов.
— Ты хочешь гулять по большим элегантным бульварам, сидеть в ресторанах на Champs Elysees и видеть красивых француженок в очаровательных платьях… Да, да, вообще-то, думаю, что я тоже этого хочу, но…
— Ну а что еще я хочу? — спросила Ева, делая вид, словно все сказанное Леннартом было ее заветнейшей мечтой.
— Пожалуй, ты охотно пойдешь в «Лидо» и «Drap d’Or» и в другие дорогие ночные клубы.
— Конечно, но на это у меня нет средств, — печально сказала Ева. — В таком случае мне надо сначала раздобыть какого-нибудь подходящего миллионера… а у меня ведь тут всего десять дней.
— Что касается Кати, она все-таки принадлежит к тому типу, которому следует жить на левом берегу.
— По-твоему, выходит, что престижнее жить на левом берегу? — подозрительно произнесла Ева.
— Престижнее… точно не знаю, — заметил Леннарт. — Кати интересуется красочными одеждами, людьми, старинными улицами и домами, атмосферой Парижа и прочим в этом же роде. Она интересуется книгами. Она наверняка могла бы целый день рыться в лавках букинистов и была бы абсолютно счастлива.
— Отчетливо понимаю, что Кати принадлежит к гораздо более утонченному типу, — сказала Ева. — Кати интересуется книгами и простыми тружениками, меж тем как я слежу за переменами моды на правом берегу и читаю газету «La Vie Parisienne» [61] , не так ли?
61
«Парижская жизнь» (фр.).