Катилинарии. Пеплум. Топливо

Профессор.С ума сойти! Как она глупа, когда разговаривает со своим любовником, и какой лисой становится со мной.

Даниель( смеется и обнимает Марину). Делайте выводы, профессор, они очевидны.

Профессор.Да. Вы будете спать в одной кровати с Даниелем, детка, а она односпальная.

Марина.Вот и отлично! Вдвоем теплее.

Профессор.Вы слышали, Даниель, она любит не вас, а температуру вашего тела.

Марина( высвобождается из объятий Даниеля и подходит к профессору). Профессор, не будем же мы воевать между собой, правда? Хватит нам той войны, что бушует снаружи.

Профессор( смотрит на нее с насмешливой улыбкой). Я согласен заключить мир при одном условии: вы вернете мне Стерпениха.

Марина (поколебавшись, протягивает ему книги). Хорошо.

Профессор берет книги.

Профессор.Это мое право, и я никому не уступлю удовольствия бросить в огонь этого зануду! ( Идет к печке.)

Действие второе

Та же комната. Половина книжных полок опустела. Закутанная М а р и н а одна сидит на стуле и с озадаченным видом листает книгу. Входит п р о ф е с с о р. Его пальто и меховая шапка в снегу.

Профессор( снимая шапку и пальто). Подумать только, а ведь в детстве я любил снег! ( Переодевается в висящее у двери старье. Марина продолжает читать. Он смотрит на нее.) Прелести домашнего очага: женщина читает, поджидая мужчину. Прибавить бы вам килограммов двадцать, и посмотреть на вас было бы приятно, Марина. ( Она по-прежнему не поднимает головы.) Женщине полагается встать и приветствовать мужчину счастливым возгласом.

Марина( как будто только что заметив присутствие профессора). Вы что-то сказали, профессор?

Профессор.Так, ничего, мысли вслух. ( Садится на другой стул. Видно, что ненастье его вымотало.) Что вы читаете, голубушка?

Марина( не глядя на него). «Броню пророка».

Профессор.Сорлова? Ай да умница! Я поражен вашей тягой к культуре.

Марина.Вы смеетесь надо мной?

Профессор.Никоим образом. Когда у отощавшей и озябшей девушки хватает сил, невзирая на бомбежки, постигать сложного автора – это достойно восхищения, без дураков.

Марина ( наконец поднимает на него взгляд, кротко). Я не постигаю сложного автора, профессор. Знаете, что я делаю? Медленно, дотошно вчитываюсь в каждую фразу и на каждой фразе задаю себе вопрос: «Хоть что-нибудь в этом подлежащем, в этом сказуемом, определении, дополнении, обстоятельстве стоит жаркого пламени в печке? Вправду ли глубокий смысл этой фразы (или отсутствие такового) нужнее мне для жизни, чем лишний градус тепла в комнате?» Вот, слушайте, я прочту вам любую строчку наугад: «Как давно в тишине не мерещилось ему столько опасностей». Мне не к чему придраться в этой фразе, я даже понимаю, в чем ее глубина, но почему, спрашиваю я, эта подозрительная тишина должна быть дороже минуты тепла?

Профессор.Вы прекрасно знаете, что фраза, вырванная из контекста, не представляет интереса.

Марина.Пожалуйста, я готова поместить ее в контекст: Эмиль долго выслушивал жалобы матери, потом помог ей снова лечь в постель, а сам сел рядом, с газетой, ожидая, пока бедняга уснет. Мне понятно это чувство бессилия перед страданиями матери, понятно, почему в тишине ему мерещатся опасности. Но, повторяю, мне непонятно, почему это стоит дороже, чем лишняя минута тепла.

Профессор.Вы забываете о стиле, Марина.

Марина.Отнюдь. Я не могла не отметить звукопись, этот шелестящий шепот шипящих, который делает тишину особенно подозрительной. Браво, Сорлов. Но разве эти аллитерации могут заставить меня забыть, что я умираю от холода?

Профессор.Забыть они вас не заставят. Но ведь вся история разворачивается на фоне разгрома, в тот момент последней войны, когда мы были уверены, что надежды больше нет. Думаю, вы сами понимаете, в чем ее интерес.

Марина.Да, идея понятна – надежда. Но вы как хотите, а меня она не греет.

Профессор.Помилуйте, Марина! Цель литературы не в том, чтобы вас греть.

Марина.Ах вот как? ( С яростью швыряет книгу на пол.) Тогда в гробу я видала литературу!

Профессор.Идиотка одноклеточная.

Марина (кротко). Если литература настолько цинична, что не желает знать, какие муки я терплю, с какой стати я должна относиться к ней с уважением?

Профессор.Вы на глазах превращаетесь в животное, Марина.

Марина.Не превращаюсь: я и есть животное.

Профессор.Даже у животных есть чувство времени. Эта книга вечна. А гореть она будет две минуты.

Марина.Нам ли думать о вечности?

Профессор.Вечность – это не так уж плохо.

Марина.Почему?

Профессор.Это долго.

Марина.С ума сойти – вы написали пятнадцать монографий, чтобы прийти к такому выводу!

Профессор.Мои пятнадцать монографий не сыграли роли в моем понимании вечности. Чувство вечного – оно либо есть, либо его нет, это заложено от природы. У вас, я вижу, его нет – или вы его утратили.

Марина.Не знаю, было ли оно у меня когда-нибудь. Профессор, мне холодно! Никакая вечность не стоит двух минут тепла.

Профессор.Ну конечно! Вы же часами сидите неподвижно! Когда мерзнешь, надо двигаться, шевелиться!

Марина( не двигаясь). Какая прекрасная мысль! И какие телодвижения вы мне предлагаете? Может, прогуляться? На улице еще холоднее, чем здесь, и есть немалая вероятность поймать шальную пулю. Очень заманчиво.