Катынь: спекуляции на трагедии

Работавшие «без ограничений» члены Технической комиссии подтвердили обвинения геббельсовской пропаганды. Однако они были не первыми поляками, которых немцы привезли в Катынь. 10 апреля, то есть до объявления по радио об обнаружении могил, немцы доставили в Катынский лес неких докторов К. Ожеховского и Э. Гродзского, какого-то пана К. Пороховика и нескольких других панов. Зачем немцы привезли в Катынь этих панов, не совсем понятно. Может, они чем-то заслужили особое доверие фашистов? И после нужного немцам заявления, которое сделают паны, другим полякам, которых предполагалось привозить в Катынь, ничего другого не останется, как вторить соотечественникам? Как мы знаем, Геббельс допускал возможность отклонений от немецкой «линии» и требовал от подчиненных принять меры к тому, чтобы это не произошло. Панам дали возможность посмотреть могилы, показали документы, письма, дневники. После чего они и сделали то, что требовалось немцам: уверенно заявили, что убийство офицеров произошло не позднее апреля 1940 года.

Через неделю немцы привезли в Катынь еще одну группу поляков. Эти тоже сказали, что «массовое убийство могло быть совершено не позднее весны 1940 г.». Для нас это заявление интересно тем, что его сделали члены делегации, часть которых, как пишет Ю. Мацкевич, «осталась и приняла участие в работе по извлечению и опознанию трупов». Иными словами, какая-то часть членов Технической комиссии Польского Красного Креста в начале определила дату смерти соотечественников, а потом уже приняла участие в работе по извлечению их тел из могил для установления времени расстрела. То есть до патологоанатомической экспертизы, проводимой, напомню, немецкими специалистами. Получается, что поляки, казалось бы, самые заинтересованные в объективности люди, по-существу без проверки согласились с утверждением гитлеровцев. Впрочем, если европейские светила не постеснялись сделать свои выводы, не проведя необходимых медицинских исследований, то чего же ждать от членов какой-то Технической комиссии?

Но у них или у тех работников Польского Красного Креста, которые выписывали свидетельства о смерти, все-таки хватило мужества на весьма смелый поступок. В выписанных свидетельствах они не проставили дату смерти. Это был пусть не в прямой форме, но явный отказ подтвердить утверждения немцев о расстреле поляков весной 1940 года.

Два опровержения Москвы

На немецкие обвинения Москва ответила незамедлительно. Назвав их «неуклюже составленной брехней», ТАСС заявил, что немцы «жульнически умалчивают о том, что именно близ деревни Гнездово находятся археологические раскопки…». Вероятно, люди, готовившие заявление ТАСС, не имели никакого представления о польских офицерах, а главное – совершенно не сознавали, насколько серьезны для СССР немецкие обвинения. Сейчас вряд ли возможно установить, кто да что сделал весной 1943 года не так, но нашу промашку немцы тут же использовали.

Только не следует думать, будто заявление ТАСС – полная чушь, что его безответственные авторы написали первое, что пришло им в голову. На ум-то им как раз пришло то, что только и могло прийти людям, пытавшимся в Москве понять, что могли раскопать немцы у станции Гнездово? Но, вероятно, полную информацию от консультировавших их специалистов они не получили.

Дело в том, что Гнездово – это не только железнодорожная станция и маленький поселок. Гнездово – это почти три тысячи курганов, это городище и селище, которые археологи датируют X – началом XI вв. В могилах обнаружено оружие, украшения, посуда, монеты. Именно здесь найдена знаменитая корчага с надписью – самое раннее свидетельство существования на Руси письменности. Так что археологические раскопки в сообщении ТАСС были упомянуты совсем неслучайно. Вот только тела умерших соплеменников древние обитатели городища сжигали…

И Геббельс «вознегодовал». На совещании в министерстве просвещения и пропаганды он «возмущался»: «За каких дураков считают эти нахальные еврейские болваны европейскую интеллигенцию!.. Они говорят об «археологических раскопках»! Посмотрите на снимки убитых польских офицеров в «Вохеншау». Может быть, московские евреи станут после этого утверждать, что мы одели в польскую форму 12 тысяч скелетов из времен 200 года до Христа!» Что говорить, ссылка на археологические раскопки, которые немцы якобы выдали за могилы поляков, оказалась хорошим поводом для издевательства над заявлением ТАСС.

После этих «обличений» Геббельса ТАСС выступил с сообщением, что в районе Смоленска действительно находились польские военнопленные, которые строили дороги, что эвакуировать поляков не удалось, их захватили немцы и расстреляли. Понятно, что подтвердить заявление ТАСС какими-либо доказательствами мы в то время не могли. Но едва представилась возможность, то есть сразу после освобождения этой территории от оккупантов, Советское правительство приступило к расследованию «Катынского дела». Чрезвычайная Государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их пособников создала под руководством одного из своих членов – академика Н. Н. Бурденко – Специальную Комиссию по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу (близ Смоленска) военнопленных польских офицеров.

Сто свидетелей академика Бурденко…

В марте 2005 года в российских средствах массовой информации появились сообщения о недовольстве поляков решением Главной военной прокуратуры. Это после того, как папа римский самолично одобрил старания военных прокуроров! После того, как М. Горбачев, а вслед за ним и Б. Ельцин посыпали свои головушки пеплом! Чем же поляки теперь-то были недовольны? А тем, что ГВП России отказалась признать свою Родину виновной в геноциде польского народа.

По этому случаю в Центральном доме литераторов Фонд социально-экономических и интеллектуальных программ совместно с журналами «Кольцо А» и «Знамя» собрал убитую горем группку людей. Закоперщиком на панихидке по несбывшимся планам поляков выступал интеллектуал по фамилии С. Филатов. Может, читатели помнят: был такой подручный у интеллектуала по фамилии Б. Ельцин. Был там и интеллектуал по фамилии В. Шейнис. Еще помните такого господина? Он горько сетовал и возмущался по поводу того, что из 183 томов уголовного дела, которые собрали военные прокуроры, 116 Главная военная прокуратура полякам предоставить отказалась: в них содержится государственная тайна. Какая такая тайна, вопросил этот интеллектуал, и тут же пояснил: их засекретили, чтобы наказать поляков за отношение к украинской революции. Н-да, титан мысли, этот подержанный временем столп российской «демократии».

Однако вопрос-то он поставил очень важный: в самом деле, какая государственная тайна может быть в документах, связанных с деятельностью уже несуществующего государства? По-моему, засекретить уголовное дело против хотя и давно умерших, но своих политических врагов власть современной России могла – для нее это является и необходимостью – только в одном случае: если в нем содержатся свидетельства непричастности руководителей СССР к убийству поляков.

Среди других интеллектуалов в выступлениях отметилась литературовед и публицист и к тому же доктор филологических наук М. Чудакова. Дама, как можно судить по отчету в Интернете, для начала поведала своим единомышленникам о том, как она убедилась в том, что отчет комиссии Н. Бурденко – ложь. Произошло это еще во времена молодости будущего доктора наук. В те далекие годы М. Чудакова занималась русской литературой 30–40 годов и однажды, раскрыв газету с Сообщением Комиссии, сразу поняла: отчет этот – ложь. «Неестественно крупный текст (доктор филологических наук, видимо, имела в виду шрифт – авт.), его расположение на развороте и стилистика отчета» просто «кричали» ей об обмане. Вероятно, крик был в таких огромных децибелах, что навсегда отшиб у аспирантки способность понять, что столь важное сообщение не могло быть напечатано в подвале последней полосы, что стилистика отчета комиссии Н. Бурденко – это стилистика любого отчета, если он почти полностью состоит из описаний чего-либо, протоколов опросов свидетелей, документов. Увы, увы, увиденный в далекой молодости «неестественно крупный текст», да еще на развороте, да еще «со стилистикой» так необратимо повлиял на мыслительные возможности интеллектуалки, что она и по сей день даже не может сообразить: и самый громкий крик – совсем не основание обвинять в подлости людей. А люди-то в комиссии подобрались весьма уважаемые. Их фамилии указаны в начале Сообщения: кроме Н. Бурденко – писатель А. Толстой, митрополит Николай, Председатель Всеславянского комитета генерал-лейтенант А. Гундоров, председатель Исполкома обществ Красного Креста и Красного Полумесяца С. Колесников, нарком просвещения РСФСР академик В. Потемкин, начальник Главного Военно-Санитарного Управления Красной Армии генерал-полковник Е. Смирнов, председатель Смоленского облисполкома Р. Мельников. Далее в Сообщении приводятся фамилии судебно-медицинских экспертов, привлеченных Комиссией для участия в своей работе: в их числе – крупные специалисты: главный судебно-медицинский эксперт Наркомздрава СССР, директор Научно-исследовательского института судебной медицины В. Прозоровский, заведующий кафедрой судебной медицины 2-го Московского медицинского института доктор медицинских наук В. Смольянинов, главный патолог фронта профессор Д. Выропаев.

Ладно, пусть не та стилистика, не тем шрифтом набрали, не на том месте расположили. Но, как известно, не место красит или не красит. И в документах главное все-таки – их содержание. Что же в самом Сообщении Специальной Комиссии вызывает сомнения, недоверие? Да все, утверждают духовные наследники д-ра Геббельса. Я это «все» в их «исследованиях» встречал множество раз. Хотя бы сделали исключение для содержавшегося в Сообщении описания месторасположения могил, упоминаемых в нем фамилий свидетелей, найденных в могилах писем и вещей. Так нет! Все – ложь! И только. Анализа же подготовленного членами Комиссии документа, даже отдельных содержащихся в нем фактов «правдолюбцы» старательно избегают. И тут все понятно: опровергнуть факты невозможно, их можно только игнорировать, замалчивать. Этим продолжатели дела главного гитлеровского пропагандиста с усердием и промышляют.

Выше я упоминал, что работа по выяснению обстоятельств гибели поляков началась сразу после освобождения Смоленска от захватчиков. Достаточно ясные указания на этот счет содержатся в Сообщении. Но вот читаю у очередного геббельсовского наследника «размышления» о том, почему Комиссия приступила к работе лишь в январе 1944 года, он даже точную дату указывает: с 16 по 23 января. Да только потому, конечно, объясняет он, что советским властям требовалось время на уничтожение следов своего преступления. И вопросец подкидывает, ответ на который напрашивается лишь один: нет. А вопрос такой: можно ли за неделю выполнить тот объем работ, который проделала Специальная Комиссия, судя по ее Сообщению? Ведь одних свидетелей опросила более ста. Когда ж успела?