Катынь. Ложь, ставшая историей

«Другая страна» нашлась сравнительно легко. В ходе переговоров о Восточном пакте выяснилось, что к нему отрицательно относятся три государства: Германия, Англия и Польша. Какое трогательно единение, не находите?! Более того, Варшава обозначила свою позицию по советскому вопросу: она вообще против того, чтобы СССР участвовал в каких-либо многосторонних соглашениях в Европе, и даже против его приёма в Лигу Наций.

У Варшавы были и свои интересы — например, она претендовала на членство в Совете Лиги Наций, освободившееся после ухода оттуда Германии — а Советский Союз являлся конкурентом. Опасались поляки и того, что наши поставят перед Лигой вопрос о притеснениях национальных меньшинств. Но кроме того, присутствие СССР резко усиливало Лигу, а отсутствие — ослабляло. Кому было выгодно расшатывать системы коллективной безопасности? Германии…

Между делом Польша торпедировала подписание декларации о неприкосновенности Прибалтики — именно этот шаг обусловил присоединение трёх прибалтийских республик к СССР, иначе германская армия по их территории, как по рельсам, в считанные дни дошла бы до Ленинграда.

Попыталась Варшава увильнуть и от продления договора о ненападении — в ходе начавшихся в марте 1934 года переговоров она предложила продлить его на два года, а СССР — на десять. Но тут наши панов переиграли, и 5 мая был подписан протокол о продлении договора до 31 декабря 1945 года.

В конце концов, ввиду отсутствия нормальных аргументов, Польше пришлось поддержать кандидатуру СССР при вступлении в Лигу Наций. Однако за пять дней до приёма её министр иностранных дел выступил с отказом обсуждать права нацменьшинств до тех пор, пока не будет введена подобная система для других стран. Чем прямо подтвердил, что притеснения существуют.

Зато 28 сентября Польша взяла реванш, сообщив, что не станет участвовать в Восточном пакте и решила отныне связать свою судьбу с судьбой Германии. Как раньше польское правительство искало в своей внешней политике одобрения Франции, так теперь оно искало одобрения Берлина. Ну а немцы… они одобряли и всячески поощряли антисоветизм в Польше, как основу сближения двух государств. В марте 1935 года Германия заявила об отказе от версальских ограничений на вооружение и уже открыто начала готовиться к большой войне. В ответ 2 мая 1935 года был подписан советско-французский, а 16 мая — советско-чехословацкий договор о взаимопомощи.

…Казалось бы, Польша окончательно определила свою сторону в грядущей схватке. В плане будущей войны, составленном в Генштабе РККА, в качестве основного противника рассматривали союз Германии и Польши. Однако внезапно поляки снова начали странно вилять. Когда в марте 1936 года немецкие войска заняли рейнскую демилитаризованную зону, что означало угрозу для Франции, польский министр иностранных дел сообщил о готовности в случае конфликта поддержать… Францию! Хотя ему положено было бы всячески увиливать от подобных обещаний.

25 ноября 1936 г. был подписан Антикоминтерновский пакт — соглашение Германии и Японии о совместных действиях против Коммунистического Интернационала (т. е. против СССР). Позднее к нему присоединилась Италия. Польша хорошо отнеслась к пакту, но от предложений присоединиться уклонилась — а ведь могла бы стать ещё одной «антикоминтерновской» страной.

Что же произошло?

Только одно: 12 мая 1935 г. умер Пилсудский. Возможно, именно эта смерть спасла Советский Союз от поражения в великой войне и определила дальнейший ход мировой истории.

Пир хищников

11 марта 1938 г. на польско-литовской демаркационной линии был найден труп польского пограничника. Польша обвинила в этом Литву. Последняя предложила создать смешанную комиссию для расследования инцидента, но Варшава отвергла эту идею (ясно, кто убил пограничника, да?). Польская пресса открыто призывала к походу на Каунас — столицу Литвы.

Зачем всё это делалось, стало ясно спустя несколько дней. В ночь на 17 марта Польша, получив предварительно добро из Берлина, предъявила Литве ультиматум с требованием восстановить дипломатические отношения и убрать из конституции упоминание о Вильно как столице государства. Иначе — война.

Целью всей комбинации, естественно, были не добрососедские отношения с Литвой, отсутствие которых угнетало нежную панскую душу, а предмет более прозаический — Виленщина, захват которой Литва так и не признала, а Варшаве ну очень этого хотелось. (Зачем? СССР вот признал захват украинских и белорусских земель — а толку?).

Выбора не было — литовцам пришлось уступить. Эта операция стала первым следствием отсутствия системы коллективной безопасности в Европе — но далеко не последним.

Британия тем временем реализовывала идею, высказанную ещё в 1923-м — экспансия Германии на восток. В 1935 году Гитлер озвучил лозунг следующего этапа становления фашистского Рейха: Германия хочет равенства, а не войны, она готова отказаться от войны, если её справедливые требования будут удовлетворены. В качестве ответного хода последовала так называемая «политика умиротворения», сутью которой являлась известная фраза: «Всё, что угодно, только бы не было войны». Вместо того чтобы создавать системы коллективной безопасности, Англия и Франция предпочли подкармливать Гитлера — авось насытится. В принципе они верно оценивали ситуацию — он действительно собирался приобретать земли именно на востоке. Они не учли другого: немецкий фюрер хорошо знал характер соседей и не собирался оставлять за спиной никого, кто мог бы вцепиться ему в зад, когда его армия увязнет на русских пространствах.

Под флагом «политики умиротворения» итальянцы схарчили Эфиопию, Франко устроил мятеж в Испании, в котором ему помогали итальянские и немецкие военные. Затем Германия вышла на сцену сама. Пока что она не нарушала ни законов, ни обещаний. Это было почти точное повторение украинской аферы Пилсудского — с той разницей, что на сей раз дело увенчалось успехом.

12 февраля 1938 г. канцлер Австрии Шушниг был вызван в резиденцию Гитлера Бертехсгаден. Там его под угрозой войны вынудили подписать ультиматум, одним из пунктов которого министром внутренних дел страны назначался лидер австрийских нацистов Зейсс-Инкварт. 11 марта 1938 г. Шушниг подал в отставку в пользу последнего, а тот немедленно пригласил на территорию страны немецкие войска. 13 марта Гитлер торжественно въехал в Вену, и в тот же день был издан закон «О воссоединении Австрии с Германской империей». Как видим, всё разыграли просто и чётко. Правда, Гитлер сделал то, на что едва ли решился бы Пилсудский — он провёл плебисцит. И в Германии, и в Австрии за воссоединение проголосовали более 99 % населения. Едва ли эта цифра соответствует действительности — но «да» сказали явно больше 50 % населения, ведь Австрия тоже испытала все удовольствия военного поражения и тоже хотела реванша…

СССР расценил случившееся как агрессию и призвал к коллективным действиям против Германии, однако премьер Великобритании Чемберлен осудил военное вмешательство, которое-де чинит помехи дипломатии. Австрию съели. Если посмотреть на карту, нетрудно определить и следующую жертву. После аншлюса Третий Рейх полукольцом охватывал Чехословакию — кстати, мощный европейский центр военной промышленности. Имелся у Гитлера и хороший предлог для начала разборок — в пограничной Судетской области жило много немцев.

11 марта Геринг устраивал в Берлине грандиозный приём по случаю своего производства в рейхсмаршалы. На этом приёме он имел беседу с чехословацким посланником Маетны.

«— Даю вам слово чести, — заявил фельдмаршал, — что Чехословакия не имеет ни малейшего основания испытывать какие-либо опасения в отношении Германии. Германское правительство будет и впредь проводить политику улучшения отношений между двумя странами. Но при этом Германия желала бы получить заверение от чехословацкого правительства, что оно не намерено в связи с событиями в Австрии проводить мобилизацию.

За полчаса Маетны успел съездить в посольство и связаться по телефону с Прагой. Когда он привёз желаемое заверение, Геринг открыл ему небольшой „секрет“. „Фюрер“ отлучился на несколько дней из Берлина и возложил на него все заботы по руководству рейхом. Таким образом, сделанное фельдмаршалом заявление следует рассматривать как официальную позицию правительства, а сам „фюрер“ является поручителем его „слова чести“» [108] .

108

Овсяный, http://militera.lib.ru/research/ovsyany/06.html

В полном соответствии с этим заявлением уже в конце марта в Берлин был вызван лидер Судетской немецкой партии Гейнлейн. Он получил задание: выдвигая неприемлемые для чехословацкого руководства требования, спровоцировать политический кризис. Что и было добросовестно исполнено. Гейнлейн потребовал предоставления судетским немцам национальной автономии, свободы «немецкого мировоззрения» — то есть нацизма, «реконструкции» государства на федеративных началах, изменения его внешней политики (и прежде всего отказа от договора с СССР). При этом последний пункт был едва ли не самым важным, поскольку Чехословакию и Советский Союз связывал договор не о ненападении, а о взаимопомощи. Реально СССР, не имея общей границы с Чехословакией, помочь не мог, но если бы он объявил Германии войну, Гитлер попал бы в крайне неприятное положение: Красная Армия могла бы без всяких дипломатических проволочек нанести удар в любой момент, который покажется подходящим. Например: сентябрь 1939 года, триумфальное окончание польско-германский войны — и тут на уже расслабившийся, вкусивший победы вермахт наваливается Красная Армия. И ведь никакой агрессии, вот как здорово!