Кавалер Золотой Звезды

— Сережа, лежал я эти дни и думал, — сказал Хохлаков, — о чем только и не передумал, и пришла мне в голову мысль: поговорить бы нам надо об одном важном деле…

— О каком, Федор Лукич?

— Дело это такое. — Федор Лукич с трудом поднялся и опустил на коврик босые, припухшие в щиколотках ноги. — Здесь нас двое — два кубанских казака… Есть еще казачка, Марфа Игнатьевна, моя жена… Пусть она тоже послушает. От нее у меня секретов не бывает.

— Вы секретничайте, а я пойду. Мне надо сбегать за льдом, — сказала жена и вышла.

— Ну и лучше, что мы теперь одни. — Федор Лукич вздохнул и вытер полотенцем мокрый лоб. — Да… Так вот о чем… Сидят два казака… Один, будем говорить прямо, уже глядит в могилу, а другой только начинает жить… К чему это я? А к тому, что надо нам, Сережа, подумать о кубанском казачестве… Смотрю я на нашу молодежь, вот на таких геройских парней, как ты, на наших старательных девчат и радуюсь: доброе казачество подросло, надежная смена…

— Федор Лукич, может быть, я вас и обижу, — сказал Сергей и посмотрел на портрет Кочубея, — но скажу то, что думаю… Правильно вы заметили, люди на Кубани выросли, новые и интересные люди. Но того казачества, о котором вы постоянно печалитесь, давно нет…

— Как же это так нет? — удивился Федор Лукич. — А мы с тобой кто же такие? Разве мы — не казаки? А все станицы от Преградной и до Темрюка — разве не казаки в них живут?

— Казаки, — согласился Сергей и снова посмотрел на Кочубея. — Да, живет казачество, только не старое, о котором вы говорите, а новое, колхозное казачество. Нет того старинного форса, которым кичились казаки, не блестит у молодого парня на поясе кинжал, но зато в голове ума стало больше, жизненные интересы шире, а этому как раз и надо радоваться… Так что давайте, Федор Лукич, подумаем о кубанских колхозниках.

— Что ты мне рассказываешь, — не сдавался Федор Лукич. — А в книгах, а в романах что написано? Читал?

— Читал, — спокойно сказал Сергей. — Есть у нас такие писатели, которые очень любят казачью старину и дальше своего носа ничего не видят. На выдумку они мастера — чего только и не напишут: тут и бешметы, и кинжалы, и черкески, и башлыки, и шаровары не какие-нибудь, а с лампасами, и женщины тоже надевают шаровары и скачут на конях, — словом, как в спектакле… А в жизни ничего этого и нет. В кубанских станицах произошли такие изменения, что не замечать этого и проходить мимо — значит быть слепым… Правда, кое-где, как островки в море, сохранились старые обычаи и порядки, особенно в семейном быту, но этим восхищаться не следует… Да вот вам живой пример — мой отец. Вы его знаете — казак первосортный. Дети его занимают в государстве видные посты, а он живет себе по старинке. Родную дочь не хочет выдать замуж за любимого ею парня и считает, что имеет на это право… И это называется казачий обычай. Да кто же ему рад!

— Но вот ты — тоже казак?

— Да, я сын казака, — Сергей встал, подошел к окну. — Но разве, Федор Лукич, вы не видите, что я решительно ничем не похож на своего отца, разве лишь тем, что брови у меня такие же пучкастые, как и у него. А что во мне от казачьей старины? Да нет ничего! Я не джигит, черкески и бешмета не носил, кинжала и в руках не держал. Так чем же я отличаюсь от не казака? Ничем. А станичная молодежь, уезжающая в техникумы и вузы, — что в ней от старого казачества? Жизнь-то наша, Федор Лукич, не стоит на месте, и мы, молодое поколение, поднялись на несколько ступеней выше своих отцов, на окружающую жизнь смотрим иными глазами, а этому надо только радоваться! Я вот смотрю на портрет Кочубея. Лихой был вояка, благородный человек. Неграмотный был, а понимал, что его дорога с Лениным. Мы благодарны ему за то, что воевал он храбро, что не уронил чести кубанского казачества в тяжелые годы рождения Советского государства, — родство наше с Кочубеем кровное. Но кто теперь того не знает, что нынче и на войне, и в мирное время одной лихостью ничего не сделаешь, что не конь теперь главное, а машина…

— Ну, ну, тебя только затронь, — примирительно заговорил Федор Лукич. — Хорошо, не будем спорить… Я заговорил с тобой не для спора. Ты видишь, я уже стар, и как я ни бодрюсь, как ни расправляю крылья, а сил нету… Все ж таки придется мне ехать и в Кисловодск, а может, еще куда и подальше… Так вот я и думаю: кому доверить район?.. Бывало, в старину, отходя на покой, отец передавал власть в доме старшему сыну… Будь, Сергей Тимофеевич, таким моим старшим сыном… Я проработал в этом районе на разных должностях восемнадцать лет… А теперь берись ты, Сережа, за дело… Ты — депутат райсовета, кооптировать тебя не придется… Созовем сессию, и люди проголосуют за тебя всей душой… Ты чего крутишь головой? Боишься, что будет трудно? А ты не бойся… Впереди — немало работы, но вам теперь легче… Мы, старики, начинали этот путь на коне, а вы оседлали машину… У вас, молодых, впереди ясные горизонты… Так что берись, Сережа, за дело, становись на мое место, и тогда я буду спокоен… Вчера был у меня Андрей Петрович Бойченко. Долго мы разговаривали, советовались и пришли к тому, что нету более подходящей кандидатуры…

— Об этом со мной Бойченко тоже говорил, — сказал Сергей. — Спасибо, Федор Лукич, за такую честь и доверие, а дать согласие я не могу.

— Почему?

— Собираюсь ехать учиться.

— Учиться? Да ты и так грамотный.

— Институт хочу окончить.

— Разве это обязательно? — строго сказал Федор Лукич. — Я в институте не был, а с работой справлялся.

— У вас большая практика. — Сергей задумался, посмотрел в окно.

— Чего ж ты молчишь? Неужели испугался?

— Нет, Федор Лукич, я не испугался, но не знаю, что вам сказать. Дайте мне хорошенько подумать… Посоветоваться с отцом, с товарищами.

— Думать-то некогда, вот беда, — сказал Федор Лукич, болезненно морщась и откидываясь на подушки. — Сам же советуешь ехать в Кисловодск…

— Я это понимаю, но у меня сейчас в Усть-Невинской столько дел. Ведь я вам еще не говорил, что пятилетний план утвержден и лесу теперь у нас будет столько, сколько сплавим по реке.

— Про все это я слыхал… Молодец, что своего добился. Только передай там от меня Остроухову, что пускай не мечтает, а засучивает рукава… А то он к облакам взлетать мастер.

— Теперь у нас главное — организовать сплав леса… Я сам туда поеду.

— Дело, конечно, нужное.

Федор Лукич устало закрыл глаза и умолк. Сергей посидел немного, еще раз посоветовал Федору Лукичу поехать на курорт, распрощался и вышел…

Подъезжая к райкому, он вспомнил слова Федора Лукича: «Будь моим старшим сыном… Становись на мое место, и тогда я буду спокоен…»

В райкоме никого, кроме машинистки и управделами, не было. Все разъехались по колхозам. Кондратьев уехал еще вчера вечером. Сергей подтянул подпругу и сел в седло. За мостом он свернул с дороги и поехал напрямик по скошенному полю. В горячем воздухе приглушенно гудел мотор. Близко, на квадратной клетке ячменя, трактор тянул комбайн с волокушей, похожей на хвост огромной птицы. У дороги стоял вагон, дымилась вырытая в земле печка, кухарка варила обед. Рядом с вагончиком стояла легковая машина. По жнивью от комбайна к вагону шел Кондратьев. Без фуражки, в серой запыленной блузе, в темно-синих брюках он был похож на механика…

— Тутаринов, ты откуда? — крикнул он, издали узнав всадника.

— Был у Федора Лукича.

— Ну, как старина?

— Лежит.

— Ну, а как твои дела? Слезай и рассказывай все подробно.

Они сели в тени возле вагончика, и Сергей обстоятельно рассказал и о поездке в Пятигорск, и о разговоре с Бойченко.

— Я знал, что так и будет, — сказал Кондратьев. — Вот только зря ты ездил в Пятигорск… Ну, это тебе наука… Да, так вот что. Берись за сплав леса. Ты сейчас едешь в станицу? Передай секретарям парторганизаций всех трех колхозов, чтобы завтра утром приехали ко мне. Я им скажу, что надо делать. — Кондратьев посмотрел на Сергея, и его чуточку прищуренные глаза точно говорили: «А почему ж ты мне не все сказал?.. Не скрывай, не скрывай, я все знаю…» — Бойченко тебе еще что-нибудь говорил? — спросил он.

— Да, говорил. Смена нужна Федору Лукичу.

— Правильно, нужна. Но ты сейчас ничего мне не говори… Сперва подумай… Поезжай на сплав, а потом мы все решим.

От комбайна доносился гул мотора и какое-то звонкое дребезжание. Кондратьев прислушивался, вставал и снова садился.

— Только сегодня наладили машину, — сказал он. — Пришлось и мне помогать.

— А вы разбираетесь в машинах?

— Немножко…

Подошла кухарка и пригласила обедать. Сергей принялся за вкусный борщ и тут только вспомнил наказ матери: «Хоть к обеду возвращайся…»