Каверна

– Приколись, Тенгиз, гы-гы-гы! – смеялся Юрчик в нос и продолжал тараторить.

– Юрчик, купи пиво, – вдруг заявил Володя.

– Пошёл на хуй! – ответил задорно Юрчик.

Володя довольно долго удивлённо смотрел на обидчика. Показалось, он пропустил это мимо ушей, потому как мимику его лица хмель поменял несколько раз. Но не тут-то было…

Володя встал, подошёл к Юрчику, поднял за грудки и начал трясти.

– Ты кому это сказал?! Кому сказал?!

Юрчик был мал ростом, поджар, похож на мексиканца, разница в весе с Володей составляла примерно двадцать килограммов. Володя, держа его одной рукой, стал наносить удары, но, будучи пьяным, не мог попасть. Юрчик так увлёкся, что продолжал улыбаться и выплевывать слова, пока первые кулаки пролетали мимо. Только когда голова сотряслась от удара, угодившего в нос, он понял, что происходит и начал давать сдачи.

Они неуклюже дрались, задевая стол, стулья, падая на койки. Могло показаться, что пьяные приятели, кружась в объятьях, разучивают танец.

Я подскочил разнимать их. В голове промелькнуло: «Почему я притягиваю таких типов? Зачем мне этот спектакль?»

Вдруг дверь палаты открылась, на пороге появились две медсестры и уборщица. Первая была Жанна, горластая, стала кричать:

– Хаев!.. Ныров!.. Хаев, отойди от него! Ныров, выходи отсюда! – Она решительно прошла в палату, будто хотела помочь разнимать, но, заметив кровь по стенке и на полу, сдала назад и завопила ещё сильнее. – Ныров! – выругала его по-кабардински на предмет того, что он позорит тётю (старшую медсестру). А Володе пригрозила, что всё расскажет матери при встрече (они были из одного посёлка). И пообещав скорейшую выписку обоим, перебросившись с подругами парой фраз в полтона, начала смеяться. – Ныров! Он тебя прибьёт! Мыдэ къакIуэ! (Иди сюда!) Хаев! – опять сделала строгое лицо. – Отцепись от него! Жохов, кхъыIэ (пожалуйста), разними их! – бойко и весело командовала Жанна и её звонкий голос разносился по коридору.

Помаленьку запал прошёл, и я смог разнять драчунов. Володю усадил на койку. А Нырова увели медсестры. Володя тяжело дышал и что-то искал глазами, пока я читал ему нравоучение. Появился Ныров, не прошло и пяти минут; на умытом лице красовались ещё не успевшие налиться синяки. Он держался бодро и даже бравировал. Я отослал его спать, от греха подальше… По коридору, обозначая присутствие, курсировали медсёстры.

Утром я продолжил начатое вчера нравоучение, уже серьёзней. Хмель из Володи вышел, и он должен был понимать – хотя, чёрт знает, что понимают такие люди… Лекция была на тему: «Неприемлемость хулиганских поступков в больнице». Володя виновато смотрел и оправдывался.

– Я бы не начал, если бы он не послал меня.

– Нечего пить со всякими… Если ты допускаешь садиться за стол в такой компании, то должен знать. Сам виноват.

– А ты бы как поступил?

– Я бы не попал в такую ситуацию.

Володя не понимал фантастичности рассуждений – как можно отказаться от выпивки на халяву? Но ответить не мог и просто посулил, что впредь такого не повторится.

Я пошёл на прогулку.

Хорошо, Юрчик был человек не гнилой, да и слабости имел те же, поэтому сделал вид, будто ничего не произошло. Жанна оказалась порядочной женщиной. Короче говоря, инцидент (драка пьяных туберкулёзников) прошёл без последствий, попросту замялся.

5

Вышел на территорию больницы. Солнце укрылось густой периной облачности. Стояла морозная погода, хорошо дышалось. Лежал свежий снег. Нога скрывалась в снегу по щиколотку, и на носке обуви вырастал белый наконечник. Я направился в сосновую рощу – полтора гектара высаженного леса. Сосны, ели, туи росли так густо, что снег не попадал под них, нога ступала на мягкий настил из хвои, осыпавшейся в течение многих лет. Обилие шишек украшало этот ковер. Белки прятали в хвойном ковре орехи, вороны воровали припасы белок.

Если не смотреть в сторону корпуса и не видеть бетонный забор, можно легко представить себя в тайге, далеко от цивилизации. Я так увлекался прогулкой порой, что только светящийся экран звонившего вдруг мобильника возвращал в город.

Прогулка по утрам была многолетней привычкой ещё с лагеря, и состояла из дыхательных упражнений и гимнастического комплекса. Комплекс упражнений был взят и адаптирован из восточной литературы и позволял тренировать суставы, связки и мышцы. Это были упражнения на гибкость и растяжку, статические, которые можно выполнять даже в камере штрафного изолятора. Регулярность и целеустремленность, с которой я занимался, позволяла на голом энтузиазме в течение десяти лет не загнуться от туберкулёза.

После прогулки я приходил на процедуры, состоявшие из уколов и получения таблеток. В процедурный кабинет почти всегда стояла очередь, именно стояла, потому что кушетки или стулья предусмотрены не были. И больные стояли по стеночке вдоль подоконника, как грустные манекены. Лишь некий аристократ сидел на вынесенном из палаты табурете.

Я, дождавшись своей очереди, заходил в процедурный кабинет.

– Здравствуй, Света!

– А, здравствуй, проходи. Напомни мне, что ты колешь?

– Канамицин, изониазид внутримышечно.

– Так, хорошо, – и она начинала готовить уколы.

Света любила свою работу и всегда внимательно подходила к каждому пациенту. Она была тем ангелом, который, как луч света в тёмном царстве. Рука у неё была лёгкая и колола безболезненно. Нагрубить, обидеть Свету было невозможно даже для больших хамов, это было бы кощунство последней степени.

В коридоре я подошёл к группе молодых монотонно беседовавших людей. Аристократ на табурете нехотя интересовался последними новостями, и лениво разглядывал контингент.

Это был его преподобие Пажаров Альберт, позднее нареченный мной Альбой, с кучей прилагательных эпитетов. Бывавший в передрягах, о которых многие не имеют и малейшего представления. Взлетавший на большие высоты к херувимам и падавший в преисподнюю к чертям. А такие нагрузки, как известно, не проходят бесследно, и вот его, в очередной раз, прибило в родную больницу. На этот раз, видимо, на капремонт.

– Заходи, я тут по соседству… в четыреста одиннадцатой палате. Вчера положили – сказал Альба, после нашего пятиминутного знакомства и зашёл в процедурный кабинет.

Вдруг по коридору раздался грохот – тележка с медикаментами выехала с поста. Марина катила перед собой тележку, как проводница по вагону, заглядывая в каждое купе, предлагая таблетки.

Ага, – подумал я, – сегодня её смена, попробую наладить контакт – познакомлюсь. И крутился в коридоре, пока Марина не подъехала к нашей палате.

– Четырнадцатая палата! – прозвучал её голосок. – Таблетки!

Я подошёл к тележке. Марина раскрыла папку.

– Как фамилия?

– Жохов.

– Так, Жохов, – повела пальцем по листу назначения, выдала горсть таблеток. – Это в обед, это на вечер.

Я отошёл, рассматривая таблетки на ладони.

Кроме формальностей, разговор завязать не удалось. Марина ответственно относилась к раздаче медикаментов и как будто учила стихотворение. Бывало, протянет руку с таблетками и вдруг одёрнет, потом что-то проговорит про себя и снова протянет, уже уверенно. Я покрутился ещё в коридоре, понаблюдал за ней и зашёл в палату.

Володя тоже зашёл в палату с таблетками в руках.

– Что, не завязался разговор с Мариночкой? – спросил он, загадочно улыбаясь.