Кавказ без моря

Стоя в сумрачном коридоре у прорезанного в железной двери оконца кассы, расписываясь в ведомости, слышу весёлый голос Земфиры, пожилой секретарши директора студии:

— Получили деньги? Шамиль Асланович вас караулит, просит к себе!

Что ж, чудный момент, чтобы искренне поблагодарить и выяснить, когда, наконец, я смогу сматывать удочки.

— Все в порядке? Деньги получили? Подсаживайтесь сюда к столу, знакомьтесь. Этот человек — мой брат, близнец, родился на десять минут раньше меня. Он, как видите, мой черновик. — Шамиль Асланович смеётся, откидываясь на спинку кожаного кресла.

— Здравствуйте, — протягиваю руку сидящему сбоку огромного письменного стола на редкость уродливому человеку. На плоской пустыне округлого лица торчит огромный нос, как сквозь маску глядят маленькие щёлочки глаз, протянутая ладонь корявая, задубелая, без двух пальцев.

— Султан, — глухо доносится из безгубого рта.

Шамиль Асланович — гигант, голова в седине, словно в серебряном шлеме, красавец, море обаяния. А этот — страшноват, как инопланетянин.

После шока, вызванного первым впечатлением, доходит: человек был подвергнут радикальной пластической операции.

Между тем, Шамиль Асланович принимает из рук секретарши поднос с двумя стаканами чая, вазочкой с печеньем, блюдечком с нарезанными кружочками лимона, достаёт из стоящего за его вращающимся креслом шкафа с баром бутылку французского коньяка «Наполеон», две хрустальные рюмки.

В ответ на мой удивлённый взгляд, поясняет:

— Султану категорически нельзя спиртного. — Достав из ящика стола пухлый конверт, протягивает брату. — Больше дать не могу.

Тот берет конверт, выходит из кабинета.

— Водил бензовоз. Попал в катастрофу, — говорит Шамиль Асланович, наливая в рюмки коньяк. — Строит дачку. Своими руками. Прекрасный каменщик, руками всё умеет делать. А головой — дурак. Особенно после катастрофы, после реанимации. Год пролежал в больницах. Между прочим, мечтает заполучить вас в гости. Хочет сделать подарок.

— Я же с ним только познакомился! Что все это значит?

В сердцах рассказываю о вчерашней встрече в горах с владельцем жёлтых «жигулей».

— Кто он? Что ему надо? Фотографировал меня.

— Это наверняка Казбек Агузаров, редактор районной газетки, «поэт», чтоб не сказать хуже. Как-то Расул Гамзатов по пьянке написал предисловие в его книжке стихов — «Здравствуй, брат мой Казбек!». Теперь всюду говорит, что он родной брат Расула Гамзатова. Мерзавец! Под это дело даже съездил по бесплатной путёвке в Болгарию!

— Ладно, Шамиль Асланович, не будем осуждать…

— Не будем! При случае, за то, что осмелился нагло приставать к вам, своё получит. Почему не пьёте коньяк? Не каждый день угощают «Наполеоном»!

— Не каждый. Спасибо.

— Кстати сказать, нравятся вам стихи Расула Гамзатова?

— В грош не ставлю, — честно отвечаю я, рискуя тем, что меня выставят из кабинета, из города, из республики, — их напоказ трое — Гамзатов, Кулиев, Кугульдинов. Как должно быть знаете, все, кроме Гамзатова пострадали от сталинизма. Теперь все—депутаты Верховных Советов, воспевают красоты своих гор и степей, борются за мир. Все трое — способные люди, если только это не способности их переводчиков. Словно заговорённые, в упор не видят правды жизни. Вы сами спросили. Уж не взыщите!

— А может быть, мы с вами просто завистливые люди, — говорит Шамиль Асланович. — Признаться, я тоже понять не могу, почему их сборники расходятся огромными тиражами, переводятся в странах народной демократии.

— Потому что, для русского читателя, мозаика, из которой они, и не только они — но и многие писатели — составляют свои сочинения, эта мозаика экзотична: степи, горы, море, орлы, сакли — вообще Кавказ. Прекрасная питательная почва для псевдопоэзии, псевдофилософии. Для русского, а тем более, для иностранного читателя экзотический фантик заменяет отсутствующую конфету. А вы сами кого на самом деле любите из поэтов?

— Лермонтова.

— Нет, Шамиль Асланович, из современных.

— Лермонтова. Жена Хасана открыла мне целый мир через его стихи и прозу. Я и свой Кавказ начал понимать, когда по–настоящему прочёл «Демона», «Героя нашего времени». Как вы думаете, можно поставить «Демона» в кино?

— Шамиль Асланович, ради Бога, не делитесь ни с кем этой мыслью! Для начала слепят мультфильм, все опошлят. А Надя действительно настоящий лермонтовед. Был у них в гостях.

— Ради Нади и детей взял Хасана на работу. Он ведь выпивал, водил дружбу с лихими людьми… — Шамиль Асланович встаёт из-за стола, проверяет, плотно ли закрыта дверь кабинета. — Скажите по совести, я вам верю, Вадим Юрьевич сможет помочь нашему Ремзику? Короче говоря, вытянет картина в Москве если не на первую, то хотя бы на вторую категорию?

— Об этом рано судить. Ведь сегодня первый съёмочный день.

— Понимаю. Но я не об этом спрашиваю. Годится ли Вадим Юрьевич для художественного руководства студией? У нас своих кадров пока что нет, вот я и выбрал его, специально ездил в Москву, советовался.

— Что ж, раз посоветовали…

— Послушайте, дорогой, что я вам скажу! — взад–вперёд он ходит по ковру, устилающему кабинет, как назойливую муху отгоняет уже не раз всовывающуюся в дверь секретаршу. — Я задумал создать здесь крупнейшую киностудию страны, а может быть и Европы. Первые два павильона, как вы знаете, уже построены. Последнее слово техники! Французы строили. Огромных денег стоило.

— Где взяли?

— Бывает здесь Брежнев. То на рыбалку несколько раз приезжал, то на охоту, то просто на отдых. Любит наши места. Я с ним встречался в неофициальной обстановке. Объяснил, что тут все ландшафты, какие хочешь, огромное количество солнечных дней в году. Рядом целых два моря.

— Чёрное и Каспийское. Можно снимать любые фильмы, любые сюжеты. И самое главное — повысить авторитет республики, её значимость в мировой культуре.

— Ох, Шамиль Асланович, что-то плохо вы начали, — говорю я, и меня все сильнее охватывает злость на самого себя, за то, что расслабился под коньячок, забылся, где, в каком номенклатурном кабинете нахожусь.

— Мозги высохли подправлять эту надуманную историю про петеушников, помогающих археологам… Какую бы ни присваивали потом категорию. А насчёт вклада в мировую культуру…

— Вы не правы, — перебивает Шамиль Асланович. — Начинать нужно с национального, с воспитания в молодёжи уважения к памяти предков.

— Что ж, не стану спорить. Мне, Шамиль Асланович, пора домой, у меня там отец один остался.

— А вы переезжайте сюда вместе с отцом. Я бы хотел видеть вас главным редактором студии, дал бы квартиру. Сделаем так, что и московская квартира с пропиской останутся за вами, — он садится в кресло напротив меня, испытующе смотрит. — Подумайте, торопить не буду. Тем более, на днях возвращается из Афин ваш друг Нодар. Хочет сразу поехать с вами в Тархыз. На машине поедете. Вместе с Хасаном.