Кавказ. Выпуск XXIV. Легенды и предания

Вдруг в ночной тишине раздался конский топот. В саклю ворвался князь Индрис. Аслижан отступила в угол.

– Эй, старик, – крикнул он властно, – отдай мне свою дочь!

Хашир вздрогнул, но промолчал.

– Добром прошу, не силой, – сказал Индрис. – Я женюсь на ней.

– Нет, – твердо ответил Хашир, – моя дочь не пара тебе. Для чего нужна богатому князю бедная девушка? Поищи лучше себе знатную княжну.

– А, старый пес, ты еще смеешь возражать! – закричал князь и ударил Хашира плеткой по лицу.

В этот миг он почувствовал, что его локоть сжала чья-то крепкая, как железо, рука. Обернулся и встретил горящий взгляд молодого джигита.

– В этой сакле зверствовать нельзя, – сказал Асланбек.

Разъяренный Индрис снова взмахнул было плетью, но молодой смельчак одним ударом опрокинул его на глиняный пол.

Индрис медленно поднялся. Стыд и злоба душили его.

– Ну, подожди же, ты у меня поплатишься, – прошипел он, покидая хижину.

– А ты, красавица, все равно будешь моя! – пригрозил он с порога Аслижан…

– Горе нам! – воскликнули старики, когда конский топот замолк вдали.

Ночь прошла в тревоге, никто в бедной сакле на краю аула так и не ложился спать.

Наутро Асланбек стал собираться в дальний путь. Грустно было на сердце у молодого джигита: не хотелось покидать полюбившуюся девушку, которой грозила опасность, но оставаться здесь дольше он не мог: его с нетерпением ожидал родной народ.

Асланбек уехал.

А вскоре в аул нагрянул князь со своими бейголями.

Индрис сидел на коне, гордо подбоченясь. Мохнатые брови его были насуплены, а налитые кровью глаза смотрели на крестьян с высокомерием и злостью.

Князь объявил, что отныне включает аул в свои владения и крестьяне должны проложить дорогу от аула к замку.

Бедняки стояли не шевелясь, и ни один из них не смотрел в лицо Индрису.

Помолчав, князь заговорил снова:

– Сами-то вы, – сказал он, – мне не особенно нужны. От ваших скал и лесов немного проку. Я согласен оставить вас в покое, но для этого отдайте мне Аслижан.

И снова наступило молчание. Крестьяне стояли так же неподвижно, и ни один из них не смотрел на Индриса.

– А, собаки, молчите! – вскричал Индрис, и глаза его налились кровью пуще прежнего. – Ну, как хотите, даю вам сроку три дня.

С этими словами он хлестнул коня и повернул прочь, а за ним поскакали его бейголи [7] .

Уже давно замолк стук копыт вдалеке, а крестьяне все стояли, опустив головы, и угрюмо смотрели в землю.

– Что ж, старики, – промолвил наконец Хашир, и голос его дрожал. – Ваша воля – закон для меня. Решайте.

Нашлись слабовольные, которые стали уговаривать старика отдать дочь князю, но таких было немного. А большинство судило иначе:

7

Бейголи – княжеские стражники, телохранители.

– Как остаться нам без нашей Аслижан? Нет, не отдадим девушку на поруганье!

И когда истек срок, крестьяне послали к князю гонца сказать одно слово: нет!

Тревожной была эта ночь в ауле, бросившем дерзкий вызов всесильному князю. И мрачные тучи на небе, и дикие порывы ветра в горах, и протяжный вой волков в лесу – все как будто предвещало беду.

Наступил день. И вот налетели остервенелые хищники. Бейголи Индриса врывались в сакли беззащитных жителей, били плетьми и немощных стариков, и маленьких детей, хватали все, что попало.

Ворвались в хижину Хашира, все в ней перевернули вверх дном, старика и старуху избили до полусмерти, а Аслижан закрутили в бурку, связали, бросили, как тюк, на коня и умчались со своей добычей обратно.

По дороге в замок решили отдохнуть. Остановились в лесу, разожгли костер и начали жарить награбленных баранов.

Между тем Асланбек вернулся домой, но предчувствие беды не оставляло его. На третий день он оседлал коня и поехал туда, где встретил в первый раз Аслижан.

Недалеко от аула спешился, пустил коня на траву, а сам прилег под дерево и задремал. И вдруг ему послышалось, будто Аслижан зовет его; «Асланбек, Асланбек!»

Быстро поднялся юноша на ноги. «Так и есть, – подумал он, – что-то случилось». И конь, словно поняв своего хозяина, помчал дальше.

В одном месте Асланбек заметил траву, смятую лошадиными копытами, и поехал по следу. И вот перед ним открылась картина: костер, у костра бейголи Индриса объедаются жирным шашлыком, а в сторонке лежит связанная Аслижан.

Вскипел гневом славный джигит и, выхватив саблю, кинулся на злодеев. Половину порубил, а остальные в страхе ускакали.

Асланбек развязал Аслижан, усадил на коня впереди себя и повез обратно в аул.

А тем временем Индрис, посрамленный случившимся, замыслил страшную месть и вновь собрал своих людей.

Едут злодеи по лесу, а на небе собираются тучи, трава в лесу никнет и цветы вянут под ногами лошадей. Умолкли птицы, и ручьи не журчат, как обычно: все вокруг печалится, чуя беду.

Индрис ехал впереди, как вдруг конь его жалобно заржал и остановился. Навстречу князю из лесу вышла сгорбленная старуха с косматыми волосами. Сквозь жалкие отрепья одежды виднелись следы синяков и царапин.

– Здравствуй, Индрис, – сказала старуха, – я давно тебя ждала.

– Кто ты? – закричал князь, объятый ужасом. – Человек или ведьма?

– О Индрис, – ответила старуха, – тебе понравилась Аслижан, ты задумал погубить непокорную девушку. Знай же, и я была красива, как она, и пела по утрам звонкие песни. А такой, как сейчас, сделал меня твой отец. И с тех пор я не человек, не зверь. Будь же проклят весь твой род, Индрис, и ты вместе с ним!

– Повесить ее! – приказал взбешенный князь.

– Что ж, Индрис, убей меня, – сказала старуха, – жизни мне не жалко, она мне теперь всё равно ни к чему, но знай: тебя ждет страшная кара.

Подлые бейголи схватили старуху и стали выкручивать ей руки и пытать жестокими пытками. Но несчастная не произнесла больше ни слова. Лишь в самый последний момент она промолвила, тяжело дыша:

– Страшны мои муки, но твои, Индрис, будут страшнее. Будешь ты мучиться вечно, не зная смерти.

При этих словах Индрис задрожал в ужасе, а несчастная старуха закрыла глаза и испустила последний вздох.