Кавказцы или Подвиги и жизнь замечательных лиц, действовавших на Кавказе. Книга I, том 1-2
Шрифт:
У горцев в то время не было обыкновения сдаваться в плен, ни при какой крайности, ни при какой невозможности к спасению. Фанатическая уверенность, что кто пал от руки гяура, тот непременно наследует царствие небесное – господствовала во всей первообразной своей силе. Примеры отчаянной обороны, которые их иногда и спасали, в то время были неисчислимы. Приведем две из таких удивительных защит.
Однажды, при всей бдительности пикетов, партия из 11 человек чеченцев прокралась, между Моздоком и Екатериноградом, внутрь линии к Можарам. Следы их были открыты по сакме, и преследование с разных пунктов устремлено за ними. Они долго летели стрелою на своих лихих конях, но и неизменные кони, будучи двое суток в езде и без корма, изменили. Тогда горцы нашли довольно глубокую яму и, отрубив лошадям головы, засели обороняться ружейными выстрелами. Число казаков постепенно прибывало. Осажденные не теряли духа, продолжали перестрелку, и положили несколько казаков и лошадей. Наконец патроны были израсходованы. Тогда чеченцы изломали свои ружья
Другой случай. На Кубани, близ Баталпашинской переправы, два горца, залегши в лесу за колоду, пол дня перестреливались с сотнею донских казаков Аханова полка; несколько людей и лошадей были убиты и ранены, и эта история долго бы тянулась, если бы не подоспели линейцы, которые, выманив у неприятеля выстрел, прямо на них бросились.
Бывало, что в схватке казаки ударяли тупым концем пики в голову и, ошеломив горца, вязали и брали в плен; но образумившийся пленный убивал или сам себя, либо других.
Зато, когда черкес попадался в злодеении и был присужден к прогнанию сквозь строй, которое горцы называли кизик-чекмень (красный кафтан), то ожесточенные солдаты били их не на живот, а на смерть, и редко которые выдерживали наказание, хотя бы и не много раз следовало пройти.
Мы уже заметили о крайне ограниченном составе чинов тогдашняго управления.
Адъютантам Глазенапа была бездна работы: они бывали в своих квартирах только ночью, потому что почти целый день проводили у начальника, где было положено всегда обедать и за столом разливать суп! Так уже водилось… Ученье, бумаги, посещение лазарета, музыкантской, унтерштаба и посылки с приказаниями по городу занимали все время. В канцелярии работали беспрерывно.
Все эти занятия по службе постоянно отправлялись в мундире, в белых лосинах и ботфортах, с шляпою в руке и саблею при бедре. Такая форма соблюдалась и у Глазенапа, где беспрерывно случался генералитет и высшие чины; иначе быть почиталось неприличным; и тогда все это почиталось нимало не затруднительным.
Вечером отрапортовав о состоянии частей, адъютанты должны были стоять, когда начальник лежал в вольтеровских креслах и, приняв приказания, должны были выслушивать историю о графе Петре Александровиче Румянцеве, о сражении под Кагулом и проч., что они слушали каждый день в продолжение нескольких лет. По пробитии 10-ти часов, адъютанты были отпускаемы и, забежав в канцелярию, летели к знакомым отвести дух.
В тогдашнем обществе в Георгиевске был обычай, что ни одна дама не могла обходиться без чичизбее и кандидата на случай отлучки. Потому молодым офицерам было весело. Танцовали иногда до шести и семи часов утра, и играли – только не в карты, а с дамами, бывшими всегда любезными и без церемонии.
В это время на всей линии был один только офицер Генеральнаго штаба, поручик Розье, который находился при всех экспедициях.
Остановимся на этом оригинале, давным давно забытаго типа тогдашних квартирмейстерских офицеров, всеми при том уважаемому и любимому.
Георгиевск крепость Святого Георгия
Розье носил мундир с признаками едва заметными, какой он части, кожаный картуз, бурку и ногайку. Лошадь ему служила по очереди от казаков; так он выступал и в поход, какой бы продолжительный не был; дома же ему оставлять было нечего. При беспечной и цинической жизни, это был офицер способный и распорядительный и отчаянной храбрости. Он в походе всегда с казаками впереди и первый в огне; везде успевал – и в боковых цепях, и в арриергарде; на месте же расставлял пикеты, учреждал разъезды и вразумлял казаков кратко и ясно. Ночью несколько раз вставал и осматривал цепь, а потому спал урывками и никогда не имел своей палатки, но приходил к кому-либо из офицеров невидимкою и, завернувшись в бурку, ложился на сырую землю и спал.
Розье многих удивлял такими нечаянными ночными посещениями, но преимущественно выбирал хозяина, у котораго мог найдти пунш, весьма им любимый. Казаки называли его: «Розьев птица», а прочие же, имея нужду подозвать его к себе, не называли его никогда Розье, – да и бесполезно было бы, потому что, находясь всегда в какой-то пассии, он никак бы не услышал, – а кричали «пунш!» Тогда он оглядывался, поднимал голову и галопировал пополам с иноходью на своей лошадке. Розье действительно служил отлично, на виду всех, нескончаемые годы, в одном и том же чине, и на особенныя награды не рассчитывал.
Оканчиваем эти рассказы, думая, что успели дать понятие о состоянии линии во время командования Глазенапа [7] .
Несчастное происшествие на Беломечетском посту, где кабардинцами были вырезаны казаки, и другие приключения на линии вынудили князя Цицианова послать в Большую Кабарду отряд войск, под начальством Глазенапа, для наказания кабардинцев и восстановления между ими, по прежнему, родовых судов.
Григорий Иванович сам считал это необходимым. По его мнению [8] , все случившияся на линии происшествия от
нападения хищников показывали необходимость жестоко наказать их и вселить в них страх, потому что на азиятцев человеколюбие и амнистия не производят ничего добраго: они принимают это за знак слабости и трусость.7
Везде, где только удобно, мы будем сообщать подобныя сведения, по убеждению, что, кроме удовлетворения любопытства, в этом случае простительнаго, они проливают свет не только на жизнь и деения действователей, но и могут служить для объяснения самаго хода событий в крае.
8
Письмо Глазенапа к генералу В. из лагеря в Кабарде, на реке Чегеме, от 18-го мая 1804 года, напечатанное в Славянине 1827, № XXV, стр. 412.
3-го мая 1804 года из Прохладной войска переступили границу, переправясь чрез реку Малку.
Отряд составляли 16 эскадронов драгунов, по 4 эскадрона от полков Нижегородскаго, Борисоглебскаго, Таганрогскаго и Владимирскаго, 8 баталионов пехоты и до 1000 линейных казаков, с 24-мя орудиями пешей артиллерии. Отряд сильный и из прекрасных свежих войск. Время было самое приятное. Кабардинцы, при самом вступлении в их пределы, приняли наши войска не как мирные, но как неприятели. От Малки до реки Баксана не было аулов, и жители не появлялись. На Баксане наши расположились лагерем, и 9-го мая, в день св. угодника Божия Николая, помолились в полковой церкви. После обедни офицеров зазвал на завтрак войсковой старшина Моздокскаго казачьяго полка Золотарев; ели бурсаки, балыки и запивали чихирем. Золотарев, маститый старец, с длинною белою бородою, известный своею храбростию, показывал посетителям свое оружие, с бою от азиятцев добытое: ружья и пистолеты с золотою насечкою, красивым рисунком расположенною, пику персидскую из натуральнаго камыша с копьем и оправою под золотом. Солдаты обедали, а лошади смиренно паслись на прекрасной траве между казачьих передовых пикетов и лагерем. Равнина, ничем не пересекаемая, кроме нескольких курганов, видневшихся издалека, расстилалась впереди отряда. Деревня, оставленная убежавшими жителями, состоявшая из каменных и плетеных домов, была версты полторы от лагеря. До гор все было открыто и ровно на двадцать пять верст. Вдруг из табунов и казачьих пикетов принеслись во весь опор вестники, что от гор показалась туча пыли, но нельзя распознать, неприятели то или что другое. Поднялась тревога, лошадей гнали в лагерь. Пехота, суетясь, становилась в ружье; приказания начальников громко раздавались, артиллерию уже запрягали. Казаки, имея лошадей под седлами, стреноженных, были на конях, готовы. Драгуны же ловили лошадей с большею неудачею: оне прорывались чрез арканы и бегали по полю к стороне неприятеля, который, постепенно приближаясь, обозначался в толпе конных всадников в числе 1500 человек [9] .
9
Письмо Глазенапа, от 25-го мая 1804 г., в Славянине, 1827 г., № XXV, стр, 413.– В рукописи, о которой мы говорили, число кабардинцев показано от 5 до 6 тысяч человек.
Глазенап выслал тотчас 350 казаков, под командою Лучкина и Савельева, которым приказал спросить кабардинцев, чего они хотят? Между тем драгуны поймали и оседлали лошадей. Казаки же около упомянутаго аула раскинулись в свой боевой порядок, и за ними, под прикрытием части пехоты, спешили 4 орудия артиллерии. Не доезжая до аула, горцы остановились в двух толпах и, вместо всяких переговоров, выслали наездников, завязавших перестрелку с казаками, хвастливо джигитуя на конях. Представилась подлинно великолепная картина, достойная искусной кисти. Казаки, с свойственною им храбростию, состязались с удальцами. Не желая упустить случая проучить их, Глазенап немедленно подкрепил своих. Драгунская колонна, в 16 эскадронов, под командою генерал-майора Лецино, пошла на рысях. Колонна пехоты, кроме резерва, впредь до приказания, оставленнаго для прикрытия лагеря, подвигалась за драгунами. Казаки, ободренные приближением регулярных войск, начали выказывать свое удальстно. Равнина, по которой драгуны проходили, была уже устлана убитыми, лежавшими без одежды, как мать родила. Между прочим на встречу им медленно подвигался на белом, как снег, коне своем – Золотарев, смертельно бледный, поддерживаемый двумя казаками, не более часа назад так радушно угощавший отряд. Он был прострелен в грудь и, едва доехав до лагеря, скончался.
Казаки, ратовавшие впереди, смотря на драгунов, как на надежную опору, напирали сильнее и сильнее, и кабардинцы не решались ударить на них всею массою. Офицеры и солдаты нижегородцев кричали начальникам «в атаку надобно, в атаку!», но Лецино, бывший первый раз в жизни в огне, растерялся, и не придумал ничего лучшаго, как прежде построить каре, поместя артиллерию по углам, и потом спешиться! Покуда это построение производилось, на помощь явился генерал-майор Лихачев. Он вел с линии на присоединение к отряду свой славный 16-й егерский полк, с частию казаков и артиллериею и, не доходя до лагеря, видя с высоты перестрелку, переменил направление и двинулся в левый фланг и тыл горцам. Рассыпав целый баталион в ауле, егеря произвели убийственный огонь; горцы поспешно оставили поле битвы, уклонясь в горы; их даже не преследовали.