Кавказский Хищник. Хорошая девочка станет плохой
Шрифт:
Предельно спокойно и расслабленно, пренебрежительно, словно бы я сейчас не выдавала ему прямые угрозы, а просто жужжала мухой на ухо.
Такая реакция может говорить только об одном: что он собирается меня убить и заявлять в полицию о похищении будет некому…
Или что он чувствует свою совершенную безнаказанность…
Автоматически затыкаюсь. Не потому, что его внушения действуют на меня. Просто в этот момент я судорожно анализирую, какая из двух моих теорий правильная.
А он принимает это молчание за свою победу…
Опять смотрит на меня и усмехается.
– Видишь,
– Не дождетесь, – вскидываю подбородок, когда он заталкивает меня в комнату на втором этаже.
Быстро оглядываюсь по сторонам. В моей ситуации важно сразу улавливать все детали. Это правило я где-то читала. Может, даже в курсе основ безопасности жизнедеятельности. Ведь я всегда хорошо училась в школе.
Это спальня. Какой ужас. Спальня!
Над гаражом-мастерской?! Кто здесь спит?
Не поганая загаженная берлога, а стильное лофт-пространство.
Стены кирпичные. У одной из них стоит огромное зеркало в пол в металлической раме. Напротив него широкая низкая двуспальная кровать, расположение которой наталкивает на нехорошие мысли… Что на ней делают?
Стильное кожаное кресло, как на дизайнерских картинках, – на нем небрежно лежит несколько футболок и та самая куртка, которую я облила кофе сегодня утром…
– Проходи, осваивайся, – говорит в спину издевательски-дружелюбным тоном, наблюдая за мной, скрестив руки на груди.
Резко оборачиваюсь на него.
– Зачем мне осваиваться?! Что Вы хотите сделать?! Что вообще происходит, ответьте! – голос звучит истерично и надрывно. Теперь мне и правда дико страшно, хоть я изо всех сил и пыжусь не показать это ему. В багажнике было страшно, среди толпы абреков в каком-то гараже тоже, но этот страх не идет ни в какое сравнение с тем, что я чувствую сейчас, стоя в спальне один на один с ним…
– Анзор… – умоляюще произношу, словно бы это что-то меняет.
Он с улыбкой вскидывает бровь.
– О, ты даже знаешь, как меня зовут? Льстит…
Подходит близко. Встает, нарушая мое личное пространство, нависая своим двухметровым ростом.
– Вы же понимаете, что это похищение… Что бы Вы ни делали дальше, уже сейчас Вы себе на статью заработали…
Он начинает гортанно хохотать. Ему сейчас очень весело и смешно.
– А ты у нас прям кавказская пленница, да?! Умора…
Хватает за затылок, резко фиксирует. От былой веселости ни следа. Черты его лица становятся жесткими, хищными. Я перестаю дышать.
– Ты правда, мелкая дрянь, решила, что можешь вот так унизить меня перед всем институтом – и тебе за это ничего не будет?! Ты хоть понимаешь, перед кем выебываться вздумала? Да перед Анзором Гаджиевым все даже дышать боятся! За твой длинный язык тебя наказать надо было еще на светофоре. Что правил дорожных не знаешь и хамишь старшим… А я отпустил… Чтоб ты потом на меня кофе вылила, словно бы я цыпленок промокший?!
– Вы оскорбляли нас с подругой со своими дружками…
– Твоя подруга – шлюха и шкура. Она заслужила. А значит, и ты… У моего товарища было право назвать ее так, как он ее назвал! Не знаешь правило? Скажи мне, кто твой друг – я скажу, кто ты… Общаешься с ней – значит, такая же… Да оно и видно – даром,
что ли, наперла эту мини-юбку и гарцуешь по университету, жопой крутя?От шока и возмущения начинаю заикаться…
Что вообще в голове у этого горского шовиниста?!
– Что Вы несете?! То есть за то, что я в короткой юбке, я уже шлюха?! Вообще-то это модно!
– Вообще-то это блядски…
– Я не блядь! – говорю, чувствуя, как гадкое произнесенное слово жжет горло. Сильно-сильно жмурюсь, чтобы не заплакать. Он сейчас точно меня по кругу пустит. Для этого, наверное, здесь эта спальня…
– Не трогайте меня, пожалуйста, – говорю срывающимся голосом, – я сожалею, что на эмоциях облила Вас. Могу заплатить Вам за испорченную куртку.
Он усмехается.
Хватает за подбородок, второй рукой нагло накрывает бедро и сжимает ягодицу.
– Это вряд ли, киска… На куртку похуй. А вот моральную компенсацию я получу… Понравилась ты мне… Губки пухлые, волосы длинные, зад зачетный, ноги длинные. Прям вижу, как я нахожу применение всем твоим красивым частям тела… Чтобы бесстыжие глаза не были такими дерзкими… Научилась держать их на земле, а не смотреть на мужчину как равная…
– Пустите, – говорю, тяжело дыша. Грудь вздымается. С этим мачо из аула, который хоть наверняка и живет на Рублевке или в центре Москвы, но так и остался в своих косных пережитках, я общего языка не найду…
Он опускает свой дикий взгляд мне на грудь, тут же хватает ее рукой через ткань.
– Охуеть… И сиськи настоящие… Я думал, у тебя пуш-ап, а это все твое… Безмозглая ты, киска. С такой фактурой могла бы жить царицей, будь ты покладистой и кроткой… А придется наказывать…
– Что… Что Вы собрались делать? Это противозаконно! – голос сиплый. Я уже не надеюсь выбраться отсюда. Этому беспредельщику наплевать на любой закон. Он вжимает меня в себя, рвано дыша. Чувствую животом его эрекцию. – Догадайся, – шепчет хрипло, – сейчас посидишь тут, над своим поведением подумаешь, а когда я вернусь, будешь покорной.
– Я люблю, когда девка передо мной раздевается, демонстрируя себя. Войду, сяду в кресло – ты снимешь медленно с себя все тряпки и встанешь на колени… Будешь покорной и хорошей кисулей, отымею сам и отпущу. Никто к тебе больше не прикоснется. А начнешь выебываться, – он хмыкнул и кивнул головой в сторону окна, которое выходило не на улицу, а на гараж вторым светом. Внизу продолжало сновать кучу людей. Намек был красноречив и понятен.
Дергаюсь и дрожу.
Этот урод и правда пустит меня по кругу…
Анзор отступает так же стремительно, как и схватил. Не оглядываясь, выходит наружу и хлопает дверью, ключ в которой предусмотрительно поворачивается.
А я остаюсь запертой внутри… Совершенно разбитая, раздавленная, понимающая неизбежное, но совершенно его не принимающая…
Самое ужасное, что у меня еще не было мужчины… Этот беспринципный беспредельщик с жестоким черным взглядом станет моим первым… В каком-то паршивом гараже…
Он поимеет меня, а потом мне все равно придется столкнуться глаза в глаза с десятком таких же абреков, не уважающих никого, кроме себя… И даже если он меня им не отдаст, они точно будут знать, что он со мной сделал…