Кавказский рубеж. На границе с Тьмутараканью

Наряду с «академическим учёным» Миллером Петербурге подвизался «патриотический писатель» В. К. Тредиаковский. Ни в коей мере не отмеченный литературными талантами, сей автор пробавлялся «историческими» изысканиями, трактуя Италию как «Удалию», выводя Испанию от польского «выспа» — остров (мало ли, что Испания ПОЛУостров — такие мелочи Тредиаковских никогда не смущали) а в Латинской Америке отыскал «Гать Малую» — Гватемалу. Я могу ошибаться, но «русских этрусков», кажется, изобрёл он же. Впрочем, «россов» Василий Кириллович отыскивал буквально везде — от Шотландии (она же Каледония — ну ясно же, Холодония, холодная, значит, страна!) до Туркестана.

Настоящий, без кавычек, академический учёный, русский гений Михайло Васильевич Ломоносов, как пишут биографы, «ставил Тредиаковского на одну доску с Миллером в умении писать учёную чушь, часто досадительную и для России предосудительную». Их преемники и по сию пору стоят на этой доске. И, отчасти благодаря им, отчасти — собственным, Александр Сергеичем Пушкиным ещё отмеченным, лености и нелюбопытству нашим, многие вполне реальные и научно доказуемые славные деяния наших предков пребывают в забвении.

Вот об одной такой до сих пор неизвестной большинству читателей странице нашей истории я и поведу речь в этой книге. Про то, как начинался когда-то русский Кавказ. В этой книге будет и героизм побед, и горечь поражений, и скорбь, и смех — всё, чем полнится каждая страница жизни нашего народа, нашей страны. И победы эти, и поражения достойны нашей с Вами памяти, читатель. Потому что это наша история, это деяния наших предков. Это мы.

Часть первая. Кавказские пленники Славяне на Кавказе: VII–VIII вв.

Солнцу навстречу Жить — не тужить В жилах руду-живу Не остановить… Сердцу поверить Горнюю весть Солнцу навстречу Вспыхнуть — сгореть! Велеслав, «Навстречу Солнцу»

Глава 1. Русы под Дербентом

До «золотого века русской поэзии». Зелёное пламя джихада. Тяжкая участь «неверных». Дербент — железные ворота Кавказа. Письмо Шахрияра. Персидские историки и «Степенная книга» о русах под стенами Дербента. О каких русах речь? Дунайская Русь под аварским игом.

Мы едем, мы едем, мы едем… Предгорий Взбегает, напротив, за склонами склон; Зубчатый хребет, опираясь на море, За ними белеет, в снегах погребен. Валерий Брюсов, «Вдоль моря»

По той же недоброй традиции беспамятства, о которой мне доводилось говорить во введении, тема русского Кавказа начинается для нас XIX веком. Пушкин — «Кавказ подо мною, один в вышине…», Лермонтов — он едва ли не весь там, и «Демон», и «Мцыри», и Печорин… он там и погиб. И волы, волокущие по кривым кавказским тропкам тело Грибоедова, и «Кавказский пленник» и «Хаджи-Мурат» Толстого. Всё это было, всё это наше, но… но Русский Кавказ начинался не с этого. Освоение этого края славянами, как народом и Русью, как державой, началось задолго не то что до золотого века русской литературы — задолго до крещения Руси.

644 год по христианскому летосчислению, двадцать второй год Хиджры. Двадцать два года назад погонщик верблюдов Мохаммад, провозвестник-расул нового, единого бога — «и нет бога, кроме него!» — со своими приверженцами бежит из культового центра арабских языческих племён, Мекки, в Медину. Всего двадцать два года — и единоверцы недавней кучки беглецов пустынным вихрем-самумом несутся над «подносом Вселенной», сметая казавшиеся вечными державы и племена, алтари и престолы. Зелёные знамёна новой веры — ислама — поднимаются над руинами древнего Персидского царства, над Палестиной — святой землёй христианства, уже ставшего религией всей Западной Европы, Малой Азии и Северной Африки в придачу. Воины на быстроногих конях и величавых верблюдах наводняют Египет, дряхлую страну пирамид, и их предводитель, глядя на остатки истреблённой христианскими фанатиками александрийской библиотеки, пожимает плечами: «Если в этих книгах есть то, чего нет в Коране, — они вредны. Если нет — бесполезны». От Индии до Испании разольётся море белых бурнусов и зелёных знамён, и зелёных дамасских клинков с узорами, похожими на письмена, и арабских книг с письменами, похожими на узоры. В двадцать втором году Хиджры этот потоп подкатывает к Дербенту. Под стенами этого города, который арабы назовут Баб-уль-Абваб — «ворота ворот» (строго говоря, это лишь перевод персидского имени города), начинается наш рассказ о славянах и Руси на Кавказе. Под этими же стенами три с половиной века спустя он закончится.

Завоеватели очень сильны. От огромной державы Второго Рима в одночасье остался жалкий клочок земли в Малой Азии и на Балканах. Персии, частью которой Дербент, больше нет. Шах Йездигерд III бежал, бросив захваченную завоевателями древнюю столицу, Ктесифон, на растерзание кочевникам песчаных пустынь, разбившим его войска в трёх кровопролитных ожесточённых битвах; бежал к бесславной гибели в Средней Азии, в далёком Мерве.

Закон победителей гласил: «Сражайтесь с теми, кто не верует в Аллаха и последний день, не запрещает того, что запретили Аллах и его посланник, и не подчиняется религии истины, — из тех, которым ниспослано писание, пока они не дадут откупа своей рукой, будучи униженными» (Коран, сура IX, аят 29). «Людям писания», к которым мусульмане причисляли иудеев, христиан и сабиев, было все же проще — у них был тройной выбор — принять ислам, погибнуть или согласиться выплачивать подать-джизию. Язычникам и того не было позволено — стань мусульманином или умри. Приверженцев зороастризма, древней религии Огня и Правды, Света и Чистоты, из которой когда-то иудаизм почерпнул множество представлений и понятий (о Едином Боге, рае и аде, Страшном суде, грядущем Спасителе и пр.), позволивших ему несколько приподняться над уровнем одной из ближневосточных племенных религии, мусульманские богословы, что называется, со скрежетом зубовным, согласились причислить к «людям писания» — хотя сомневаться в этом не перестали до наших дней. Когда завоевание с его резнёй и грабежами закончилось, были заключены договоры наподобие следующего: арабскому полководцу «выплачено пятьсот тысяч дирхемов от населения Рея и Кумиса (город в окрестностях современного Тегерана. — О. В.), с условием что он не будет никого из них убивать или обращать в рабство, не разрушит ни один из их храмов огня». Арабы надели на шею покорённым ярмо, изготовленное их же руками, — налоговую систему потомки караванщиков и грабителей караванов из жаркой Аравии переняли у цивилизованных персов, «украсив» её на свой вкус такими вот обычаями: «зимми (презрительное название зороастрийцев. — О. В.) обязан стоять, уплачивая налог, а чиновник, принимающий его, сидит. Зимми нужно дать почувствовать, что он занимает, когда платит налог, более низкое положение. В определённый день он лично отправляется к эмиру, назначенному для сбора подушного налога. Эмир сидит на высоком престоле. Зимми предстает перед ним, протягивая подушный налог на ладони. Эмир берёт налог так, что его рука наверху, а рука зимми — внизу. Потом эмир бьёт его по шее, а тот, что стоит рядом с эмиром, прогоняет зимми прочь. Народ допускается на это зрелище». Удивительно, что не установили цены на билеты… Сборщики податей рангом пониже тоже не упускали своей доли веселья — любимой арабской народной забавой стало сорвать с зимми священный кушак-«кушти», символ верности Вере предков, посреди улицы и накрутить ему на шею. Простые арабы тоже не оставались в стороне от потехи — благо вся мощь государственной машины победителей была на их стороне — и не упускали случая плюнуть в священное для зороастрийца пламя — в его присутствии, конечно. Ещё один способ поразвлечься состоял в долгом, мучительном избиении на глазах зороастрийцев собаки — зороастризм велел почитать и защищать этих верных, умных и добрых друзей и помощников человека. Между прочим, именно тогда у мусульман собака и становится презренным животным, вопреки Корану становясь причисленной к нечистым, а сравнение с собакой становится самым злым ругательством для мусульманина.

В общем-то, не было ничего проще, чем избавиться измывательств. Достаточно было только отречъся от Светлых сил которым поклонялись предки возведшие державу от Тибетских гор до пирамид Египта в те века, когда арабы были не знавшими одежды дикарями (от людоедства, кстати, почитатели «Милостивого, Милосердного» Аллаха не отказались и во времена завоевания — жители одного арабского города, захватив в плен полководца врагов, разрезали беднягу на куски и съели по кусочку каждый, надеясь «причаститься» его удачей). Произнести формулу покорности ревнивому, не признающему иных божеств богу песчаных пустынь и его земному вестнику — и все. Вот только пути назад для сделавшего это уже не было — в противном случае его считали отступником, и участь ему была одна — смерть, безжалостная, неотвратимая, мучительная. Так что или чужая вера, с молитвами на незнакомом языке, с дикими для потомков Заратустры обычаями обрезания и запрета на свинину, с унизительным падением на колени и касанием лбом земли (зороастрийцы молились стоя), или — уплата поборов и бесконечные унижения.

Повторюсь — подобные унижения были ещё проявлением относительной терпимости победивших мусульман и распространялись отнюдь не на всех. Очень бы хотелось, чтобы те, кто, начитавшись Михайлова или Никитина, грезит об исламском будущем для России, получше вчитались в эти строки. Действительно ли они хотят такой или подобной участи для тех из своих близких, кто не бросится повторять, вслед за новыми хозяевами страны «Нет Бога, кроме Бога»?

Дербент — полунезависимое княжество в узком проходе между берегом Каспийского — тогда звавшегося Абескунским или Гирканским — моря и спускающимся к нему отрогом Кавказского хребта, в теперешнем Дагестане. Потому и «Ворота» — тот, кто сидит в крепости, решает, пройти или нет дальше подошедшему к её стенам войску. Когда-то крепости здесь не было — и северные вихри, бушевавшие по ту сторону Кавказских гор, доносились до самой Та-Кемет, Чёрной земли фараонов и пирамид — киммерийцы Лагдамме, скифы Партатуа [4] … а потом здесь встал Дербент. И ни сарматы, ни гунны не прорвались на сытый и богатый юг мимо его твердынь — есть чем гордиться! После того как на каменный замок крепостных стен были заперты «Врата Врат», северные кочевники не беспокоили державу персидских царей-огнепоклонников. Крепостью правит царёк с подозрительно знакомым именем Шахрияр — уж не тот ли, которому тысячу и одну ночь морочила голову хитроумная Шахразада? Если и тот — ему сейчас не до сказок. Калам скользит по бумаге, оставляя черный блестящий след из туши.

4

Б. А. Рыбаков видел в этом скифском вожде праславянина-сколота, реконструируя его имя, как Переплет, но увы — доказательств этому слишком мало.

«Я нахожусь между двумя врагами: один — хазары, а другой — русы, которые суть враги целому миру, в особенности же арабам, а воевать с ними, кроме здешних людей, никто не умеет. Вместо того чтобы платить дань, будем воевать с русами сами и собственным оружием, и будем удерживать их, чтобы они не вышли из своей страны».

Так писал Шахрияр правителю арабов, и повелитель правоверных принял предложение царька маленькой крепости. Вместо дани Дербент обязали военной службой — следить, чтоб с севера не вторглись хазары и Русы…

Так описывает события седьмого века перс Мухаммед Бал-ами, современник князя Святослава. Не все верят его сообщению, в особенности те — и их немало — историки, что, по заветам Байера — Миллера — Шлецера, верят в происхождение русов из Скандинавии [5] . То, что за два с лишним столетия, прошедших со времён «отцов-основателей» норманнизма, не найдено никаких, даже самых хиленьких, указаний на то, что народ с названием русь жил когда бы то ни было в Скандинавии, их не смущает. Многочисленные свидетельства о руси за пределами Скандинавии до IX в. они отметают с порога (а известий о «скандинавской руси» так и не отыскали за три века поисков — ни одного). А мы им уподобляться не станем и разберём этот случай чуть поподробнее. Чем обосновывают норманнисты своё неприятие рассказа Бал-ами? Да тем, что он рассказывает о событиях, отстоящих на три века от него. Но такого строгого контроля не выдержит большинство наших источников, хотя бы те же любимые норманнистами (совершенно неизвестно за что — там рассказывается, как шведов, выдававших себя за послов кагана русов, заподозрили и после следствия разоблачили — судите сами, можно ли из этого вывести, будто шведы и русы — один народ). Вертинские анналы говорят о событиях IX века, а рукопись принадлежит XV. Тут вообще вдвое больше, чем от сообщения Бал-ами до времён Шахрияра. Далее — русы и впрямь были в X веке грозой всему миру, и арабам доставалось от них немало. В 844 году, ровно через двести лет после того, как Шахрияр выторговывал себе и своему княжеству свободу от дани, «язычники, которые зовутся ар-рус ворвались туда, захватывали пленных, грабили, жгли и убивали». «Туда», — это в Севилью, один из самых богатых городов арабской Испании. Монеты арабского эмира, правящего Испанией в тот год нашли в кладе на острове Рюген («остров русов» арабских историков и географов Буян русских сказок и заклинании). Как русы донимали мусульман Закавказья в X веке, мы ещё увидим. А в VII веке о русах почти не слышно. Кроме Бал-ами, о русах в это время упоминает только его младший современник ас-Салиби, также перс. Он, кстати, подтверждает сообщение земляка, говоря, что Дербентская двойная стена, одним концом упирающаяся в море, а другим — уходящая в горы, была возведена шахом ещё немусульманского Ирана Хосровом I Справедливым Ануширваном, умершим в 579 году, специально против хазар и русов. Подтверждает это известие и русская «Степенная книга», написанная в XVI веке по заказу Ивана Васильевича Грозного. В ней говорится так: «При Ираклии цари ходиша русь и на царя Хоздроя Перьского». Ираклий — это император Византийской, Восточно-Римской империи, правивший ею в первой половине седьмого столетия, а «Хоздрой Перьскии», как нетрудно догадаться, персидский царь Хосров. Как-то очень сложно мне предположить, будто московские книжники при дворе грозного царя читали арабских историков, живших больше чем за полтысячи лет до них. Тем более что о союзе русов и хазар в X веке речь вряд ли могла идти. И русы хазар рассматривали даже не как врагов, а как чудовищ, чудо-юдо, с коим разговор один — головы с плеч, и даже жильё его не грабить, а рубить надо — и яблоньку с золотыми яблочками, и постель золочённую с убранством шёлковым. И колодец золотой с серебряной чарочкой. И для хазар рысы были страшным народом Рос из ветхозаветных пророчеств о конце света, вырвавшимся из краёв Севера, где мудрая наука каббала располагала «врата зла», и каган-бек Хазарин, Иосиф, в письме единоверцу и соплеменнику Хасдаю ион Шаффруту, визирю кордовского эмира, ставит себе в особую заслугу, что не пропускает русов в земли мусульман (совсем как Шахрияр когда-то!). Так что диспозиция «хазары и русы против мусульман» в X веке могла быть только памятью о более древних временах.

5

Как и в «Святославе», много места и времени придётся уделить мне в этой книге т. н. «норманнской теории». Что ж, во-первых. Не могу надеяться с одного раза перекричать канонаду норманнистской пропаганды. А во-вторых — что ж поделаешь, если буквально каждая страница нашей древней истории вопиет против этой трёхсотлетней мумии, продолжающей без всякого на то права восседать на алтаре храма Русской истории!