Кай из рода красных драконов 4

— Откуда? — удивился он. — Брат — очень хороший охотник. Он колдунов не боится! И даже демонов!

— Ну, допустим, — выдавил я, понимая, что Куш вполне мог хвалиться победой над демоном. — А где сейчас стоит аил волков, где останавливается твой брат, когда приходит в город?

— В горелом… — парень вдруг осёкся и поднял на меня глаза.

Я выглядел как вайгалец. Он понял, что может выдать своих, и замер, тяжело дыша.

— Господин? — подал голос один из охранников. — Не убивайте его. Иначе наш хозяин никогда не сможет вернуться в своё тело. Его ждёт смерть или изгнание. Ведь никто не знает, что он сменил личину.

— А где он сам?

— Я не знаю. — Воин даже руки прижал к груди, чтобы я поверил ему. — Он взял тело охотника и ушёл. Велел сторожить его тело здесь и ждать возвращения.

— А рассказывать он об этом велел? — нахмурился я. — Чего это ты разболтался?

— Нет, господин, — воин покачал головой. — Рассказывать хозяин ничего не велел. Но опасность гибели его тела — страшнее нарушения приказа. Если вы убьёте тело хозяина — мы погибнем сейчас, как не выполнившие приказ. Если не убьёте — может быть, нас накажет смертью хозяин. Но может быть, нам удастся скупить вину.

— Вы — под печатями? — осенило меня. — Готовы сделать всё, чтобы его спасти?

Я кивнул на «Нишая».

— Да, господин.

— Сколько вас здесь?

— Ещё полдюжины, господин. Смена. Они отдыхают в соседней юрте.

И если я убью «Нишая» — погибнут видимо все? Забавно.

— Хорошо, — кивнул я. — Давайте заключим сделку. Вы расскажете мне, куда направился ваш хозяин…

— Это невозможно господин, — перебил меня воин. — Он никогда не говорит, куда направляется.

— Но с чего-то же он подорвался? Как это произошло?

— Мы уже готовы были внести его в город, господин. Но хозяин увидел охотника. Юношу, чьё тело он взял.

— Сам увидел?

— Да, он велел остановить паланкин и подарить дикарю сапоги. Дикарь был бос.

— Хорошо. А потом?

— Потом он спросил дикаря про приречную долину, далеко ли до неё. Обменялся с дикарём телами, взял с собой четырёх воинов и отправился пешим по караванной тропе.

О-па… Так значит, Нишаю уже доложили, что он «гостит» у нас?

И пока я тут шляюсь, эта зараза разоряет мой пионерский лагерь?

А у меня же там Шасти!

Глава 11

«Красный» меч

Лицо Незура не было приспособлено под выражение тонких эмоций. Я кожей ощущал, что бешено скалюсь. Рычание едва не вырывалось из горла, так я был зол.

Вернее, зол-то я был как обычно, но тело реагировало грубо, по-звериному.

Следовало бы разобраться: влияет чужая шкура на сознание, или такие эмоции — это чисто внешний недостаток?

Зато воины, охранявшие Нишая, поняли меня прекрасно. Они смотрели подавленно. Трудно было не сообразить, что мы с «хозяином» — добрые старые враги.

Пленный охотник (вот же садистский плен — запереть в чужом теле!) замер с моим мечом у горла, не пытаясь даже трепыхаться. Ему нечем было доказать, что он — не Нишай.

Вернее — было чем, но для этого надо было выдать своих. И парень молча ждал смерти. Только прерывистое дыхание подсказывало мне, что ему страшно.

Нужно было срочно всё это как-то разруливать. И возвращаться назад, в лагерь.

Логика подсказывала самые прагматичные действия: зарезать волчонка, чтобы Нишаю некуда было вернуться. И тогда воины, охраняющее тело хозяина, подохнут сами. Ведь не сумели, не уберегли.

Всё это было тоже, наверное, написано сейчас на грубом лице Незура.

Ну классно же? Вот так, одним ударом меча уложить на землю четыре… Нет, не меньше пятнадцати трупов! Так я ещё не делал.

И ведь погибнут, наверное, и те воины, что сопровождают Нишая в отлучке?

Или нет? У тех может быть иной приказ. Может, и уцелеют…

Ну, тогда десяток трупов. Тоже неплохо.

Однако не верить охотнику я не мог. Парень вёл себя так, как не смог бы подсадной колдун. Он не сдавал товарищей, даже понимая, что его убьют. Не пытался что-то доказать, соврать, оправдаться.

Он знал: жизнь человека в этих горах — не дороже песка под ногами. Но — хорошо ли я сделаю, если убью невиновного? Я-то — душой не из этих гор.

С другой стороны — воины, что охраняют Нишая, выполняют приказы хозяина. А приказ — охранять. Если я оставлю охотника в живых, придётся перебить их всех. Иначе живым мне отсюда не выбраться.

А что если… связать их клятвой на драконьем мече, как Шасти? О не причинении мне вреда?

А выйдет?

— Я пощажу вашего господина, если вы заплатите за него выкуп и поклянётесь на мече не причинять мне вреда! — рявкнул я голосом Незура, грубым и без обертонов — решил так решил.

Вышло очень убедительно.

— Но мы не можем поклясться, господин, — развёл руками воин. — Мы связаны печатью. Драконий меч не примет клятву того, кто не волен в себе.

— Ну не примет — бошки поотрубаю, — пообещал я. — Постарайтесь. Попытка не пытка. Ведь задание уберечь господина дороже ваших жизней, верно? Значит, может и выйдет поклясться. Другого выхода не заваливать юрту трупами я не вижу, придётся рискнуть.

Воин покорно кивнул. Выбора у него действительно не было.

Если он не поклянётся сейчас — миссия будет провалена. А он не волен даже себя убить. Трудно быть рабом магических штучек.

— Сложите оружие вот сюда. — Я показал носком сапога на кошму возле очага. — И подходите по одному!

Воины не стали спорить. На их лицах читалась обречённость.

Тот из них, что сидел возле пленника (он и говорил всё это время со мной), первым аккуратно сложил оружие и подошёл.

Не моргая уставился на лезвие меча, всё ещё приставленного к горлу фальшивого Нишая.

— Клянись, — велел я, не собираясь отнимать меч от податливого человеческого тела. Мне не составляло труда держать клинок на весу. С такими-то лапами.

— Клянусь не причинять вреда господину… — Воин поднял глаза. — Какое имя я должен назвать?

Я задумался.

Тут не ситуация с женитьбой. И врать было нельзя, и нельзя было раскрывать имя Камая.

— В этой земле меня называют Гэсар, — сказал я. — Клянись.

Воин обречённо кивнул и закончил фразу, опустив взор на лезвие, покрытое рунами.

… господину Гэсару. Если же мой хозяин прикажет мне иное, то пусть я умру на месте.

Он нашёл подходящую формулировку, но по лицу было видно: не верил, что сработает. Просто смотрел на лезвие, ожидая смерти.