Кайа. История про одолженную жизнь (том Четвертый, часть Первая)

Дав мне прикурить, потенциальный любовничек закурил сам, положив затем портсигар и зажигалку на высокий трехногий столик, на котором уже лежал его видеофон.

— И правда, не куришь… — заявил он, когда я зашелся кашлем от табачного дыма.

Табак оказался очень уж крепким, и от никотина голова закружилась еще сильнее.

— Выпьешь еще? — поинтересовался он.

— Нет, спасибо… — ответил я и, на мгновение зажмурившись и сделав еще одну затяжку, затушил папиросу, глядя на то, как струйка сизого дыма устремляется к вытяжке.

Докурив, Александр Блумфельтд приступил к процедурке, не единожды виденной мной на различных увеселительных сборищах, на которыетамменя частенько приглашало американское «начальство», а именно достал нихреновый такой пакетик с белым порошком, а также приспособления для употребления, путем вдыхания, этой дряни…

Ко всем прочим своим сомнительным достоинствам, потенциальный любовничек оказался еще и кокаиновым, если это кокаин, разумеется, наркоманом…

Сделав на лакированном бортике бильярдного стола аккуратную «дорожку», он кивнул мне.

— Угощайся…

— Нет. — уверенным тоном произнес я. — Спасибо, но я откажусь.

— Ну, как хочешь… — пожал плечами он, не став спорить, и, вставив трубочку в нос, «пропылесосил» «дорожку», а затем отвернулся, закрыв ладонями лицо, и громко чихнул.

Этот человек, учитывая еще и его опьянение различными веществами, совершенно непредсказуем. И опасен, словно атомная бомба…

Нужно срочно заканчивать с этим разговором тет-а-тет. И вообще, со всей этой долбанной Семейкой…

— Рассуждаешь так, словно бы я позволю тебе это сделать, милая моя Кайа… — услышал я до боли знакомый голос позади, заставивший меня дернуться всем телом. — Или тебя лучше называть Дмитрием Николаевичем?

Резко обернувшись, я некоторое время стоял и в немом изумлении взирал на женщину, которая никоим образом не могла сейчас находиться здесь. Особенно, в подобном виде…

На шикарном, как и все прочее в этом помещении (да и в доме), кожаном диване, одетая в легкомысленный халатик, в котором я видел ее сегодняшним утром, во время нашего видеоразговора, полулежа расположилась матушка, лакомясь при этом неким йогуртом, который она зачерпывала ложечкой из хрустальной вазочки.

Это просто какой-то, блин, сюрреализм…

Само ее присутствие здесь, внешний вид и некоторая неестественность позы просто кричали о том, что она — всего лишь иллюзия, созданная моим уставшим от страха и стресса разумом. А точно ли в той папиросе был табак? Или только табак? Уже не уверен…

Однако же, какая реалистичная иллюзия. Просто донельзя…

— Называй как хочешь. И то и другое — мое имя. В любом случае тебя здесь нет и быть не может…мама. — быстро облизнув губы, заявил я.

— А ты…? — вопросом на вопрос ответила галлюцинация. — Разве можешь быть здесь ты, Дмитрий Николаевич?

Незнамо с чего бы, но довольная как слон, поинтересовалась она, облизав ложечку и ткнув ей в мою сторону.

— Как можешь быть здесь ты? Ты — самоубийца, чье безжизненное телотамуже давным-давно сожгли в печи, а прах захоронили в больничном колумбарии в какой-то безымянной урне с одним лишь порядковым номером. Но тем не менее ты тут… Стоишь сейчас здесь передо мной в образе прелестной Кайи. И ты — это действительно ты…с некоторыми оговорками, конечно…хотя спроси любого и тебе ответят, что подобное попросту невозможно. Я могла бы погрузить тебя в самые глубины математического ада и доказать, что реальна здесь и сейчас ничуть не менее тебя… Хочешь?

Она, пожав плечами, погладила живот.

— Нет, пожалуй, не хочу. Однако, если ты права… Если только предположить, что ты можешь быть права, то это значит… Женя тоже…? — тут мне на ум пришла певичка, чей голос, исполняющий песню изтогомира, разносился сейчас по помещению. — Но, нет… Этого никак не может быть… Не может быть, потому, что не может быть никогда! Ведь если бы это и в самом деле было так, то лишь едва заслышав на допросе с полиграфом мои слова, для тебя…для нее…все моментально стало бы более чем очевидным. И я готов поставить рубль на то, что после этого не прожил бы и дня. Хотя допускаю, что со мной могли бы проделать и гораздо более неприятные процедурки, нежели банальное умерщвление. А раз я до сих пор жив и на свободе, то…

— А с какого момента, по-твоему, ты стал фигуркой на моей доске? — улыбнулась мне «Женя — играющая в игру». — До или после полиграфа?

— Она же не могла поверить, я уверен… — прошептал я, вспоминая то, как отстранилась от меня приемная мать.

— Но в итоге поверила! — откушав очередную ложку йогурта, заявила эта…галлюцинация.

— В итоге… Это значит, не теперь, да?

— Не теперь. — согласилась она.

— В чем смысл твоей игры? Какова ее цель? Чего в итоге ты желаешь достичь? — поинтересовался я.

— Чего в итоге я желаю достичь? — словно попугай переспросила галлюцинация, а на ее лице, кажется, я впервые заметил растерянность.

— А чем плоха игра сама по себе? — ее образ или изображение дернулось, будто бы дымка или некачественная голограмма, и она продолжила. — Игра ради самой игры. Битва ради битвы…

— А если вдруг выиграю я? — поинтересовался у нее, переведя взор на потенциального любовничка, впавшего после употребления наркотика вместе с алкоголем и никотином, то ли в детство, то ли в маразм, бог его знает…

Он, с идиотской улыбкой на физиономии, непрерывно чего-то там бормотал себе под нос и водил зажатым в руке шаром по бильярдному столу.

— Выиграешь? Ты? — совершенно искренне засмеялась приемная мать, вернув мое внимание к своей персоне (динамическое освещение комнаты в этот момент сосредоточилось на ней, делая изображение матушки чрезвычайно резким и лишая ее теней), а затем вполне серьезно поинтересовалась. — Ты, играющий в мою игру и по моим правилам… Ты, находящийся на моей доске… Ты что ж, и впрямь надеешься выиграть? Дмитрий Николаевич…

Теперь она выглядела явно расстроенной.

— …дорогой ты мой! Я же знаю тебя, пожалуй, лучше, чем знаешь себя ты сам. Знаю, на что ты способен. Пожалуйста, давай мы обойдемся без такого рода глупых идей…

— Что, не единого шанса? — спросил я.

— Ты не сможешь победить хотя бы уже по той простой причине, что сам по себе игроком не являешься. Ты лишь фигурка на доске. Одна из бесчисленного множества других… Однако, при определенных обстоятельствах фигурка, в некотором смысле, имбалансная, а также слабо предсказуемая, но, оказавшись в нужном месте и в нужное время, вполне способная изменить исход всей партии в ту или в иную сторону. Или вообще сломать всю игру, хотя победой для тебя в конечном счете это все равно не станет… Кстати говоря, как минимум два своих шанса поломать мне игру ты уже упустил. — заявила она, добавив затем. — В очередной раз…