Кайф в конце командировки
Шрифт:
Она прервала паузу.
– Ты почему молчишь?
– Думаю.
– Не думай, приходи в шестьсот восьмой.
– И у тебя есть вино?
– Раздала.
– Кому?
– Подонкам, которые разгружали.
– У тебя все подонки?
– Ты - нет. Не придешь, если нет вина?
– Приду!
Трубка упала на аппарат.
Виталий стал стремительно одеваться, словно мог опоздать.
4.
За тридцать пять лет жизни Полудину пришлось послушать немало историй о случайных романах и прочесть кое-чего, особенно в переводах иностранной литературы. Он и
Сам он для мгновенных любовных ситуаций приспособлен, видимо, не был и - стыдно признаться - не испытал их ни разу. Ходоком по бабам Полудин не родился, это уж точно.
Броских достоинств, которые сразу привлекают женщин, как мотыльков, Полудин не обнаруживал. В студенческие годы, когда мгновенно возникали и распадались пары, он в них не попадал. И не потому, что не хотел. Просто, чтобы заинтересовать своей кого-нибудь персоной, ему надо было долго ходить, доказывать, какой он хороший. Он начал нравиться, когда у него самого первое чувство прошло и возникли совсем другие отношения, почти родственные, и надо было жениться, что он сразу же и сделал.
Тихоне свет Виталию
Мы отдаем Наталию.
Держи ее за талию,
А после и так далее.
Это пели у них на свадьбе.
Наталья оказалась размеренным существом. Она ему соответствовала, жила с ним спокойно, без ссор, сотрясавших семьи знакомых. Он любил вваливаться вечером домой, жевать кофе, чтобы не пахло водкой, вместе ужинать, возиться с сыном, раз в месяц выбираться вместе в кино и раз в год - в отпуск.
Инженер Полудин на вопрос, давно ли он женат, серьезно отвечал: "Всю жизнь".
Телефонный звонок на это и не посягал. Он манил мгновенной доступностью. Он приглашал узнать наконец всем известное, но для Полудина почему-то запретное. Как съездить за границу: ничего особенного, если испытал.
Из зеркала в дверце шкафа на него поглядело лицо, слишком деловое для такого случая, и он попытался улыбнуться. Но получилось нечто нагловатое, ему не свойственное. Обеими ладонями он пригладил волосы и провел пальцем по щеке, поскольку настоящий мужчина должен быть не только слегка пьян, но и чисто выбрит.
Надо спешить. Бутылку он взял с собой.
Дверь номера, как на зло, заскрипела. Дежурная спала, положив голову на локоть. Она пошевелилась, глянула, куда он пошел, но ничего не сказала.
Он поднялся на этаж выше - слегка напряженный небольшой тигрик, готовый к прыжку. Нужно было взять с собой пижаму, чтобы переодеться. Все-таки пижама, как во французских фильмах,- это производит впечатление. Кстати, какие говорить слова? Нет в запасе ничего подходящего. Полудин вообще плохо умел говорить, когда необходимо, а без нужных слов может ничего не получиться.
У шестьсот восьмого он перевел дыхание. Потом решительно поднял палец, постучал и прижал ухо к двери. Послышались шаги, и он отодвинулся, спрятав бутылку за спину. Кто-то остановился за дверью совсем близко. Слышно было дыхание. Потом замок щелкнул, дверь приоткрылась.
На Полудина изумленно смотрела
смуглая девчушка с большими черными глазами и черноволосая. У нее был длинный нос с толстой переносицей, это он запомнил твердо. Она показалась ему слишком маленькой и толстой, явно некрасивой. Но после, вспоминая, он видел ее хотя и маленькой, но стройной, и некрасивость списал на застенчивость, которая вроде бы даже привлекала.– Привет!- бодро сказал он, помня о том, что слова приближают цель.Вот и мы...
– Вам кого?- глаза ее в полутьме расширились.
– Ты что, Инга?..
– Вы ошиблись. Здесь такой нету.
– Как нету?- такого поворота он не ожидал.- А это... ну, какой?.. Шестьсот восьмой?
– Шестьсот восьмой, а Инги нет.
Девушка глядела на него насмешливо, или, может, это ему лишь показалось.
– А вас как зовут?
– Не Инга.
– Извините...- только и произнес Полудин, с трудом ворочая языком.
Находчивостью он не отличался, это уж точно.
Дверь закрылась, хрустнул замок. Виталий постоял, повернулся и, машинально отхлебнув на ходу из бутылки глоток водки, растерянно побрел к себе, все еще не желая признать себя попавшимся на элементарный розыгрыш. Хорошо еще, что пижаму не взял с собой. Ничего не поделаешь. Злиться не на кого. Следующий раз не будь таким ослом. А сейчас забыть, забыть все.
Кайф продолжается!
5.
Полудин разделся, лег и, укрывшись с головой одеялом, начал было дремать, когда снова раздался звонок. Пришлось подняться и взять трубку.
– Ну чего?- обиженно спросил он.
– Ты на меня сердишься?- спросила она.- Очень? Я понимаю, что получилось глупо. Страшно стало, просто дух захватило.
– Чего же ты звонишь?
– Приходи...
– А ты опять?
– Нет, теперь приходи. Я уже почти не боюсь. Знаешь, как плохо одной?
– Если так, теперь уж ты иди!
Она помолчала немного. В трубке было слышно ее прерывистое дыхание.
– Я не могу долго быть смелой. Меня не хватает.
– Ну ладно! Хочешь, выйду тебя встречать?
– Выйди.
Короткие гудки.
Полудин, то ли сопя, то ли ворча, снова оделся и оглядел комнату. Кровать расхристана, но неизвестно, как лучше: застелить ее или оставить готовой? Он погасил свет. Нет, так совсем темно. Зажег торшер. Свет погасить успею, пусть лучше горит, чтобы эта трусиха опять не испугалась. Усевшись в кресло, он поглядел на часы: десять минут второго. Дома они с женой ложатся не позже пол-одиннадцатого, потому что без пяти семь щелкает будильник и надо вставать. А тут - кайф!
Для храбрости он отглотнул еще водки и пожевал корочку. Глядя через щель в полутемный коридор, он ждал.
Она вплыла вихляющей походкой, как сказал поэт, и, ожидая приглашения, оперлась плечом о дверной проем.
– Я пришла,- она сделала шаг вперед к кровати и расстегнула пуговицу на кофточке - то ли оттого, что жарко, то ли хотела снять ее.- Что это ты рисуешь?
Листки с его расчетами так и лежали на полу, придавленные линейкой. Он качнулся, чуть не упал, поднял бумажки, разложил на одеяле и кратко описал ей идею нового транспортера.