Казачество. История вольной Руси

Кстати, ведь и Путин, когда ему предложили стать верховным атаманом, отказался, сказав о казачестве, что «не видит его роли» в жизни страны [71]. И это вполне логично. В такой жизни, когда правители давно забыли об интересах своей страны и народа, а главной задачей считают угодливо стелиться перед иноземцами и ублажать антирусские «общественные мнения», увидеть роль казачества и впрямь трудно. Для таких правителей, пожалуй, действительно было бы интереснее создать совсем другое казачество — чтобы только пело и плясало, развлекая иностранных туристов. В общем, напрашивается любопытное сравнение. Нейтрализацией казачества впервые озаботился еще Стефан Баторий. Но казаки ему все же требовались для пограничной и военной службы. Вот он и придумал выделить реестровых — чтобы получали плату и служили. А остальных объявил «не настоящими». Нынешним же правителям России, в отличие от Батория, и реестровые оказались не нужны! Поэтому казачество раскололи, но получилось так, что реестровые и «общественные» по сути, ничем друг от друга не отличаются! Кроме одного — реестровых легче регулировать. Что и делает государство периодическими перерегистрациями и перетрясками.

И заговорили о том, что «возрождение не состоялось». Нет прежних многочисленных казачьих полков, монолитных и могучих Казачьих Войск, нет традиционных войсковых и станичных хозяйств. Государству казаки не нужны, политики вспоминают о них лишь перед выборами. Значит, остается только ностальгировать по славному прошлому. И ждать — авось когда-нибудь ситуация переменится. Что ж, эмиграция так и прождала, пока не загнулась. Хотя на самом-то деле подобные взгляды никак нельзя назвать состоятельными. По одной единственной причине — мы плохо знаем свою историю. И когда речь заходит о «возрождении» почему-то рассматривается одна единственная модель — казачества, каким оно было перед революцией. Совершенно не принимая в расчет, что эта модель соответствовала не сегодняшнему, а тогдашнему состоянию казачества и всего государства! Поэтому для реставрации казачьего хозяйства и службы по образцам «Тихого Дона» потребовалось бы сперва реставрировать Российскую империю времен Николая II. От которой нынешняя Россия, как нетрудно понять, очень сильно отличается.

Но не стоит забывать и о другом — казачество никогда не было закаменевшей, раз и навсегда заданной схемой. Оно — живой организм, развивавшийся и видоизменявшийся в зависимости и от внешних, и внутренних условий. Возьмем хотя бы формы хозяйствования, которые принято считать традиционными. Но они далеко не всегда были таковыми! Казаки стали землепашцами лишь в XVIII–XIX вв. Способы хозяйства в разные времена и разных Войсках выбирались самые различные, какие представлялись более удобными. Жили рыбными ловами, охотой, торговлей, скотоводством, речными перевозами, да и «за зипунами» ходили. А если коснуться нелепого деления на «станичных» и «асфальтовых», то не лишне вспомнить, что были и городовые казаки, в некоторых Войсках до ХХ в. существовали городовые полки. Были и казачье дворянство, казачья интеллигенция, торговые казаки — отнюдь не землепашцы.

Казачество раздроблено? Но и такое бывало раньше. Было время, когда оно, как и сейчас, существовало в виде множества городков и станиц со своими атаманами. А если нынешние власти и «общество», желая попрекнуть казаков, выпячивают несколько случаев, когда вывесками казачьих организаций пользовался криминал, то ведь и это уже было в нашей истории — «воровские казаки». (Впрочем, «крышами» преступников куда чаще становятся кавказские, среднеазиатские и иные фирмы, но народам Кавказа и Средней Азии это в вину не ставится). Пренебрежительное отношение к казакам государственной власти? И это уже было! Взять хотя бы казаков в составе Речи Посполитой. Да и на Дону, Волге, Урале, Тереке служба не всегда была государственной. Кому служили казаки? В первую очередь — Господу, своему народу и родной земле. А уж потом стали служить русским царям — как Помазанникам Божьим, оплоту Православия, защитникам веры и народа. Но приоритет оставался прежним. По своей инициативе, не дожилаясь указов Москвы, отбивали пленников, громили отряды врагов. Иногда за это получали награды. А случалось, что и головы теряли, входя в противоречие с высокой государственной политикой. И, тем не менее, продолжали служить так, как сами это понимали, руководствуясь велениями совести.

Казачья служба отличалась в зависимости от местных особенностей — сравните, допустим, службу сибирского землепроходца, белгородского пограничника и запорожского сечевика. Виды и порядок службы менялись со временем. Так что воссоздавать казачество по рецептам начала ХХ в. было бы столь же нереально, как в начале ХХ в. копировать образцы времен Платова. Модели разных эпох очень сильно отличались, но при этом казачество все равно оставалось казачеством! Сохранялась основа — казачий дух, традиции братства и общинности, осознание себя воинами Отечества. А конкретные формы жизни и деятельности могли трансформироваться. Поэтому вполне закономерно, что и нынешнее казачество отличается (и будет отличаться) от того, которое известно нам по историческим фильмам и книгам. Конечно, период надежд на «доброго дядю» нанес огромный вред. Многие разочаровались, отошли от казачьих структур. И часть этих структур развалилась. Но другие очистились от иллюзий. И такие организации успешно существуют и действуют — осознав, что надеяться можно только на собственные силы. И на Божью помощь, а это уже немало. А когда приходит это осознание, тогда-то оно и начинается, настоящее возрождение.

77. НА КАКУЮ ПОЛКУ ПОСТАВИТЬ?

О феномене воскресшего казачества не утихают бурные споры. Но стоит ли придавать им большое значение? А то ведь можно только в этом и увязнуть, доказывая, что ты не верблюд. И главное, кому доказывать? Не проще ли вспомнить пословицу: собака лает — ветер носит. Вот и представьте, что казак встал на четвереньки и пытается перелаять пархатую шелудивую шавку. И все равно ж не перелаете! Шавка-то гавкает не сама по себе, а чтобы показать усердие хозяину, который за это кидает ей кости. А споры порождены именно тем, что в систему «западных ценностей» и западных моделей (которые с какой-то стати объявляются «общепризнанными» и насаждаются в качестве образцов) казачество не вписывается, оказывается непонятным и «лишним». Поэтому и силятся придумать ему какую-нибудь соответствующую классификацию, как директор Института этнологии РАН Тишков, заявивший что казаки — это всего лишь «ложная этничность» [71]. Или, не мудрствуя, повторяют определение насчет служилого сословия. Помилуйте, какое уж служилое, если ему упорно не позволяют стать таковым? И какое же сословие, если сословия сгинули вместе с Российской империей! Слышали ли вы, чтобы кто-нибудь гордо заявлял: «Я — потомственный чиновник»? Или про организации потомственных крестьян? Уж на что мощным было когда-то дворянство, и в перестройку даже пробовало свои организации создавать. Но они быстро сошли в разряд маргинальных. Ну представьте хотя бы, чтобы потомки дворян по всей стране решили все вместе торжественно отметить юбилей Пушкина — дескать, он же наш, дворянин! А для казаков юбилей Шолохова был огромным событием.

Давайте вернемся к вопросу, поставленному в первых главах этой книги и посмотрим, как все-таки правильнее классифицировать казачество? Конечно, производить его в «отдельную нацию» нельзя. Не только из-за того, что оно во все времена (кроме полустолетия 1868–1917 гг.) подпитывалось извне — ранее было показано, что широкий приток извне получали и русские, французы, американцы и т. д. Но сами подумайте, возможна ли «отдельная нация», которая в течение веков, на протяжении всей своей истории выбрала специальность защищать и охранять некую «другую», «чужую» ей нацию? И сейчас ей не дают этого делать, а она стремится, требует, настаивает… Абсолютная чепуха получается. Казаки до революции отличали себя от «русских» — имея в виду иногородних, приезжих из Центральной России. Но при этом от великорусской нации себя не отделяли. В царской России, кстати, вообще не было деления по национальностям, только по вероисповеданиям. А быть православным — значило быть русским. И казаки сражались за «русскую землю», за «русскую веру», за «русский народ».

Вся история казачества неразрывно связана с Россией и русским народом. И украинского казачества тоже! Оно формировалось под эгидой православных князей Украины, потомков князей Киевской Руси. И сами православные украинцы, будучи в составе Польши, до XVII в. называли себя «русскими». А потом и воссоединились с Московской Русью в одно государство. Даже история некрасовцев, и то связана с Россией! Поскольку они расматривали себя как «неповредившуюся» часть России и воевали с той, которую считали «повредившейся». А позже старались хотя бы сохранять эти «неповредившиеся» кусочки. И казачья эмиграция ХХ в. жила только до тех пор, пока была хотя бы мыслями и надеждами связана с Россией. Да и при последней переписи населения подавляющее большинство казаков обозначало себя как «русский» или «русский, казак».

Однако существуют и термины «казачий народ», «самобытная этническая формация» — и их также следует считать вполне правомочными. Потому что у казаков четко выражены и этнические признаки. И дело отнюдь не в особом говоре (диалекте). Диалекты могут быть чисто местными, принадлежащими социальной или профессиональной группе. Дело и не в бытовых обычаях — они тоже могут быть местными. А вот культура — это совсем другое. Создать огромный пласт самобытной яркой культуры может только народ. И пройти через все горнила испытаний ХХ в., подвергаться геноциду, давлению, рассеянию, но все равно сохранить самосознание казаков — это отнюдь не «сословие». Это народ. Народ внутри народа. То есть субэтнос. Что в общем-то и было доказано многими видными учеными [39, 41, 192].

В главе 4 уже приводился критерий Л.Н. Гумилева, определявшего, что главными отличительными чертами этноса или субэтноса являются особые стереотипы мышления и поведения. И такие отличия у казачества мы увидим без труда. Например, в конце 1980-х перестроечные СМИ дружно взялись поливать армию, «закосить» от службы стало считаться вполне нормальным, да и не трудным делом. А Дон и Кубань в это же время перевыполняли план по призывникам, «отказников» там не было! Другой пример. В наше время в Москву и прочие мегаполисы нахлынула масса молодых женщин для заработков своим телом — проститутками, стриптизершами, «фотомоделями», «массажистками». Съезжаются отовсюду: русские, украинки, белоруски, латышки, эстонки, молдаванки и т. д. Казачек среди этой категории вы не найдете.

Чтобы нагладно представить различия в стереотипах поведения, можно привести несколько случаев из жизни. Скажем, в вагоне столичного метро пьяный юнец измывается над пассажирами. Все прижались и молчат. Пожилой седобородый есаул Н.В. Воробьев встает и палкой, на которую опирается при ходьбе, учит негодяя. А когда выгоняет из вагона, на него начинает вопить другой пожилой человек: «Таки што ви себе позволяете? Таки как можно такое рукоприкладство?» Вагон молчит. Вот вам три стереотипа поведения. Казака, средних москвичей и представителя «народа избранного».