Каждая мертвая мечта

— Омули-рех рвай туару коме. Малоне сай’йу?

«Два Пальца будет моим голосом. Смолкнет ли справедливость?»

Она подчеркнула вопрос, опустив руки. Язык тела для четвероруких был настолько же важен, как анахо’ла у Фургонщиков.

Большего она на местном языке сказать не могла, впрочем, как объяснила ей Уста Земли во время поспешных наставлений, это были простейшие, примитивнейшие слова, которым бы вообще не раздаваться в кругу собраний, но что же. Если не убьют ее после первой фразы, то им придется выслушать вторую. А если выслушают вторую — есть шанс, что Два Пальца станет ее переводчиком.

— А почему он? — спросила она тогда. — Почему не ты, если уж куда лучше говоришь на меекхе?

— Потому что я должна сделать для племени то, что для него полезно, но только когда оно само меня об этом попросит. — Улыбка вайхирской женщины была довольно озорной. — А Два Пальца знает твой язык лучше, чем готов это признать.

Товарищ Кей’лы по путешествию вышел в центр, косясь, словно молодой жеребчик, которого впервые запрягли в колесницу. Только блеснул на нее глазами и опустил ладони на рукояти своих железных палиц; встал за девочкой. Она поборола искушение опереться на него в поисках ощущения безопасности.

— Можешь говорить, — прогудел он сверху. — Стану переводить.

Вместо этого Кей’ла указала на вайхира, который держал мальчишку на привязи:

— Пусть теперь он говорит.

Это тоже было спланировано. Пусть выскажутся те, кто чувствует самый большой гнев к Добрым Господам, пусть выплеснут его из себя сразу, пока эмоции не уйдут.

Посыпались слова, и, сказать честно, чтобы понять их, ей не требовался переводчик. Это были слова-камни, слова-стрелы, должные ранить и убивать. Но главный смысл их скрывался в жесте, каким разгневанный воин развел в стороны все свои четыре руки. Пледик, которого при этом грубо рвануло вбок, едва не опрокинулся.

— Кусок Железа утверждает, что только те, кто…

Уста Земли была мудра и приготовила ей ответ на этот упрек.

— Скажи ему, что у меня тоже четыре руки.

— Что???

— Просто скажи.

Ее слова вызвали замешательство, обмен удивленными взглядами и короткими порыкиваниями, ощеренные зубы. Она уже видела такие лица и не боялась их.

Воин, удерживающий мальчишку, утихомирил всех коротким взрывом мерзкого смеха. Указал не на Кей’лу, а на Два Пальца и выплюнул из себя короткую фразу.

— Удивляется, отчего не понял сразу, что ты безумна, — донеслось сзади. — И теперь спрашивает, где твоя вторая пара рук.

Девочка указала на Пледика:

— Там.

Она лишь смотрела на мальчика, но прекрасно слышала, как ее жест вызывает в кругу вайхиров волну удивленного шепота. Кей’ла позволила им прийти в себя от удивления.

— Переводи, — потребовала она. — Вы говорите, что Пледик не существо, и я согласна. Но если он — не существо, тогда и я — тоже не оно. Говорите, что у него нет сердца, нет преданности и сочувствия. Может, и так. Я видела людей, у которых всего этого не было. Видела и таких, кто убивал и шел дальше, словно ничего и не случилось, — и тех, кто превращал чужое страдание в развлечение.

Она подняла рубаху, показывая розовые шрамы на груди и спине.

Круг замолчал.

— Если Пледик не имеет души, то я ношу душу за нас двоих, и если у меня нет дополнительной пары рук, то ею является именно он. Вместе мы — существо, более полное, чем по отдельности. Кто из вас отберет у меня мои руки? И за какую вину?

Кусок Железа, который — как она только сейчас заметила — носил на груди и на лице коллекцию шрамов, рядом с которыми ее собственные выглядели простыми царапинами, выдавил из себя единственное слово.

— Овендее, — повторил Два Пальца. — Прости, Одна Слабая, но просто не умею этого перевести. Это — обман, смешанный с наглостью и прикрытый отсутствием чести.

Воин в шрамах продолжил, а ее товарищ переводил:

— Он говорит, что твои слова прячутся за трусостью. Потому что ты маленькая и знаешь, что нельзя доказать их в танце железа, поскольку никто не выйдет против тебя, чтобы убедиться, правда ли это. Потому что нет чести в том, чтобы драться с ребенком.

Ну надо же, а Уста Земли чуть ли не хвасталась, что их создали, чтобы убивать людей. В том числе — и детей.

Приближалась самая сложная часть. Хотя, сказать честно, вайхирская женщина сомневалась, что они вообще доберутся до этого момента.

Кей’ла вынула из-за пазухи камень размером с небольшое яблоко. Такой, что идеально размещался бы в девичьей ладони.

— Тогда спроси его, сумеет ли он забрать у меня олооло.

Олооло — игра, которую показала ей Уста Земли. Один игрок перебрасывал между своими четырьмя руками камень, железный шар, кусок дерева — что угодно, в то время как второй пытается перехватить этот предмет. Существует несколько правил, но важнейшие из них — три: можно тянуться за предметом только одной рукой, нельзя прикасаться к противнику и нельзя держать олооло в ладони больше, чем удар сердца.

Кто-то в кругу вдруг засмеялся. Кей’ла с удивлением заметила, что это Черный Белый, но его смех стал искрой, язычком пламени, что перескакивает по сухим травинкам.

Скоро смеялись уже почти все.

— Мой народ ценит отвагу, — рассказывала ей Уста Земли. — Отвагу и нахальство. А еще — они любят вызовы и споры. Уж таковы мы. Используй это.

— Олооло. — Кей’ла подождала, пока стихнет смех. — Если у тебя нет смелости скрестить оружие, просто отбери у меня этот камень. Но я должна иметь свою вторую пару рук. Разве что ты хочешь поиграть с ребенком-калекой.

Изувеченное шрамами лицо вайхира вдруг скривилось, ломая каменную маску. Это она тоже уже научилась различать. Кусок Железа был в ярости. Настолько, что если бы не присутствие Двух Пальцев за ее спиной, Кей’ла начала бы опасаться за свою жизнь.

Он подошел к ней, волоча Пледика следом. Шея мальчишки все еще кровоточила, железный обруч разодрал кожу, но в остальном он выглядел прекрасно. Похоже, вайхиры не слишком-то издевались над ним, хотя и считали его смертельным врагом. Ей в голову пришло, что жестокость их оставлена для кого-то другого, не для тех, кого они полагали просто инструментами.

Кусок Железа гневным рывком стянул с пленника ошейник и отшвырнул в сторону.

С десяток мечей и сабель чуть вышли из ножен, Кей’ла уловила это краем зрения, а потому сразу же подошла к Пледику, обняла его и прижала к себе. Он улыбнулся и похлопал ее по спине рукой с когтями.

— Нам нужно сыграть, Пледик. Как в «цапки».

Он понял, потому что глаза его радостно засветились. Она все еще не знала, сколько из того, что ему говорят, он понимает, а сколько — угадывает по тону голоса, но, когда он отступил на шаг и выполнил жест, будто ударил что-то в воздухе, она поверила, что по крайней мере одно слово он узнал и понял.