Каждый его поцелуй

К её великому облегчению, Вивальди наконец закончился. Когда пары, танцевавшие кадриль, покинули бальный зал, Грейс положила скрипку и смычок на колени и выдернула страусиное перо из шляпы. Отбросив его в сторону, она открыла ноты на вальсе из оперы Вебера, который завершал сегодняшний вечер. Грейс снова подняла скрипку, и в этот момент к ней наклонился дугой оркестрант.

– Ты выдернула только половину, – тихо проговорил он. – Вторая так и торчит из шляпы.

– Чепуха, – огрызнулась она, прижимая скрипку к подбородку. – Ты наглый лжец, Тедди.

– Я не лгу, – ответил молодой человек, поправляя лавровый венок Цезаря на своих каштановых волосах. Затем он поднял смычок для виолончели, зажатой между колен. – Теперь перо торчит, как дымовая труба, только пушистая.

Грейс тоже подняла смычок.

– Я всегда могу понять, когда ты лжёшь. У тебя краснеют уши.

Он усмехнулся, и они начали играть. За последние три года Грейс столько раз выступала на балах, что знала большинство опубликованных вальсов наизусть, поэтому во время игры могла разглядывать танцующих.

В вальсе кружилась Королева Елизавета со своим партнёром Генрихом Вторым. И Елена Троянская с мужчиной, чей маскарадный костюм состоял всего лишь из чёрного смокинга и длинной чёрной накидки с золотой подкладкой. Он напомнил ей Мефистофеля, дьявола из трагедии "Фауст". Эти двое составляли поразительную пару, белая тога женщины резко контрастировала с тёмными одеждами и цветом волос мужчины. Когда они пронеслись мимо Грейс в вихре танца, она заметила, что партнёр Елены носил не по моде длинные волосы, собранные сзади в хвост, что не совсем соответствовало его образу. Мужчина не надел маску. Мельком взглянув на его лицо, Грейс от удивления вздрогнула и взяла резкую ноту. Когда она пришла в себя, пара уже исчезла из поля зрения, но Грейс безошибочно его узнала.

Это был Дилан Мур.

Ей никогда не забыть ту ночь, когда она встретила знаменитого композитора, впрочем, как и любой другой женщине, окажись она на её месте. Он был высоким неотразимым мужчиной. Глядя в его тёмные, почти чёрные глаза, казалось, будто смотришь в бездну, куда не проникали лучи света. Его решительный подбородок говорил о том, что он всегда получал желаемое, а циничная усмешка намекала на то, как быстро он этим пресыщался. Он был наделён богатством и высоким положением в обществе, он имел всё, что душе угодно, и он приставил к подбородку дуло пистолета.

Грейс до сих пор помнила, как у неё от страха засосало под ложечкой, пока она наблюдала за ним из-за тяжёлого бархатного занавеса в "Палладиуме". Той ночью Грейс тоже играла на скрипке, надеясь, что звуки сонаты Мура не заглушит пистолетный выстрел.

Этьен увёз её обратно в Париж всего через день, и она больше не встречалась с Муром, но много слышала о нём за те пять лет, которые последовали за их странной встречей. Всем от Парижа до Вены не терпелось обсудить последние новости о самом знаменитом композиторе Англии. Коих было предостаточно.

Его бурный роман с актрисой Эбигейл Уильямс стал притчей во языцех. Интрижка началась, когда Мур выпрыгнул из своей ложи в "Ковент-Гардене" и унёс Уильямс прямо со сцены в разгар спектакля. А закончилась, когда она застала его в постели с красивой китайской проституткой, которую он якобы выиграл в карточной игре. За последние пять лет Мур открыто жил с полудюжиной женщин, включая русскую танцовщицу и незаконнорожденную дочь индийского раджи.

Помимо новостей о Муре ходили и сплетни. Поговаривали, что во время несчастного случая на верховой прогулке он получил травму мозга и теперь медленно сходит с ума. Говорили, что он пьянствует и играет в азартные игры, употребляет опиаты и курит гашиш. Что сутками не спит, без конца дерётся на дуэлях, но только на шпагах, и скачет на коне с головокружительной скоростью, не важно катается ли по Гайд-Парку или берёт препятствия в загородном поместье. Поговаривали, что Мур не оставляет без внимания ни одно пари, всегда принимает брошенный ему вызов и не упускает ни одной возможности нарушить правила.

Мур и его партнёрша снова появились в толпе танцующих, на этот раз всего в нескольких футах от Грейс, и она сделала глубокий вдох, поразившись перемене, произошедшей в нём за пять лет. У него были всё те же широкие плечи и стройные бёдра, которые она запомнила, тело находилось в отличной физической форме, но вот выражение лица изменилось. Лицо оставалось красивым, но на нём безошибочно угадывались следы беспутного образа жизни. Неизгладимые морщины, которых не должно быть на лице мужчины тридцати двух лет, прорезали лоб и собрались в уголках глаз и рта. Вдруг вспыхнув от гнева, Грейс поняла, что слухи, судя по всему, не врали. Этот мужчина всегда вёл себя необузданно, но теперь он выглядел так, словно превратился в того самого бесстыдного распутника из сплетен.

Грейс не знала, как он пришёл к идее самоубийства пять лет назад, но помнила, что была уверена: новой попытки он не предпримет. И, похоже, оказалась права. Вместо смерти он выбрал другую крайность и пустился во все тяжкие, словно каждый день мог стать последним.

Несмотря на своё заявление, что больше никогда не будет писать музыку, Мур продолжил сочинять. Его опера "Вальмон", вышедшая четыре года назад, до сих пор не сходила с театральных сцен по всей Англии и Европе. А девятнадцатая симфония, опубликованная в прошлом году, хотя и не была так высоко оценена критиками, как предыдущая работа, всё же имела ошеломляющий успех. Правда, теперь он не создавал музыку с лихорадочной энергией прежних дней, за прошедший год он явил миру только одну сонату.

"Возможно, Мур просто слишком занят", – подумала она, заметив, как тесно он прижимает к себе Елену Троянскую во время вальса, как наклоняется, чтобы прошептать ей что-то на ухо. Скандальное поведение, особенно в публичном месте, вполне соответствовало его репутации.

В этот момент Мур посмотрел в её сторону, и она быстро опустила взгляд на ноты. Слава богу, шляпа затеняла её глаза, а маска скрывала лицо. Когда Грейс снова подняла взгляд, пара уже растворилась в толпе танцующих, чему она была несказанно рада. Конечно, это её не касается, но Грейс не покидало разочарование. Она спасла ему жизнь, а он тратил её на разврат и излишества.

Вальс закончился, пары покинули зал, чтобы приступить к ожидавшему их ужину, а музыканты начали собирать инструменты. Грейс выбросила Мура из головы и принялась убирать скрипку и смычок в футляр на бархатной подкладке. Как он живёт, или скорее растрачивает жизнь впустую, только его дело.

Грейс положила ноты поверх скрипки, затем захлопнула крышку футляра и застегнула пряжки на кожаных ремешках. Взяв футляр за ручку, она подхватила свободной рукой пюпитр.

– Встретимся за конюшней, – сказала она Тедди. – Здесь слишком жарко, мне нужен глоток свежего воздуха.

Он кивнул.

– В следующий раз, когда мы будем играть на бале-маскараде, я постараюсь найти тебе костюм поудобнее, – сказал с усмешкой Тедди.

– Сделай одолжение, – пылко согласилась она и отвернулась. – Принеси мне кусочек охлаждённого языка и ветчины с ужина. Хорошо, Тедди? – кинула Грейс через плечо, направляясь к выходу из бального зала. – Конечно, если сможешь обольстить одну из служанок, когда будешь уходить.

Грейс покинула бальный зал, оставив мужчин-музыкантов предаваться их обычным занятиям: заигрывать со служанками, которые помогали с ужином, угощаться остатками еды и украдкой срывать поцелуи. Свернув в сторону от парадной лестницы, которая вела вниз к главному входу в бальный зал, она прошла в дальний конец коридора. Как и слуги, наёмные музыканты пользовались чёрной лестницей. Она спустилась на первый этаж, затем выскользнула в прохладную лунную ночь.