Казна императора

Сбежав по лестнице, Алекс задержался на последней ступеньке и, увидав брата уже в дверях, радостно выкрикнул:

— Шурка, ты!… Вот молодец!

Яницкий, едва успев войти в дом, тут же сгреб брата в охапку и сразу начал:

— Сашка, поздравляю! Не удержался, приехал посмотреть!

— Ну вот, — хозяин сокрушенно развел руками. — А невеста уехала, за приданым…

— Так приедет же! — рассмеялся Яницкий. — Поговорим пока, и вот что, прикажи поесть, а то проголодался за дорогу. Я ж телеграмму отправил и думаю, чего тянуть, сел в поезд и к тебе…

За столом Шурка был необыкновенно весел, много шутил, грозился даже отбить у брата невесту, чтобы жениться самому, но при всей довлеющей в разговоре матримониальной теме от Алекса не укрылось и то, что Яницкий тщательно избегает разговора о своих делах.

Тешевич молча слушал, улыбался, иногда коротко отвечал и в то же время нутром чувствовал, что Шурку что-то подспудно давит. Сначала Алекс решил было, что дело в недавнем ранении, и когда Шурка замолчал в очередной раз, спросил:

— Шур, ты погоди, у тебя со здоровьем-то как?

— Ты что, думаешь, я все из-за той раны такой взвинченный?

Яницкий понял, что брат догадался о его состоянии, и внимательно посмотрел на Алекса.

— А тебе что, мало? — усмехнулся Тешевич.

— Это что! — Шурка сердито стукнул кулаком по столу, и его настроение враз переменилось. — В другом беда, Аля, в другом…

— Я знаю, Шура… — Тешевич набычился. — Это другое в том, что мы с тобой здесь, а не там…

— Точно! — Яницкий тихонько выругался. — Только я думал переиграть можно, а там, Аля, уже ничего не выйдет…

— Как не выйдет?

Алекс внезапно осознал, что, несмотря ни на что, надежда на возврат прошлого еще жива…

— А так, Аля… — Яницкий сжался. — Я-то, дурак, надеялся, придем, и все!…

— Погоди, погоди… — догадавшись, в чем дело, Тешевич вздрогнул. — Ты что, снова был там?

— В том-то и дело, Аля, что был! И не сам, а с отрядом! И ничего не вышло! Ни-че-го!… И я понял почему, Аля… Понял!

— Что же ты понял, Шур? — тихо спросил Тешевич.

— Как они это сделали…

Яницкий пару секунд крутил в руке вилку с серебряной монограммой и вдруг, отбросив ее в сторону, случайно задел бокал, отчего тонкий, хрустальный звон повис в комнате.

— Мы, Шура, все поняли… — Тешевич сжал кулаки. — «Грабь награбленное»! На такой призыв всегда рвани достаточно…

— Не только это, Аля, не только… — недавнее благодушие напрочь исчезло с лица Яницкого, и казалось, он вот-вот начнет скрежетать зубами. — Сначала аристократов — вон! Остальные, сдуру: «Ура!», ан и их всех — вон! Только по очереди! Офицеров — р-раз! Фабрикантов — р-раз! Буржуев, помещиков, кровопийцов-исплу-а-таторов — р-р-раз! А на деле, всех к ногтю!… По очереди!

— Постой, постой… — От Шуркиной горячности Алекса взяла оторопь. — Все ж говорили, восстали мужички…

— Говорили, — Яницкий так же внезапно успокоился и кивнул головой. — Отступила коммуния! Теперь там НЭП, продналог, землю мужички пашут, только вот для нас с тобой, Аля, места там больше нет…

Шурка внезапно всхлипнул и, закрыв руками лицо, ткнулся головой в стол, а Тешевич, чувствуя в душе такую же опустошенность, лишь молча гладил взъерошенные волосы брата, пытаясь хоть как-то успокоить и его и себя…

* * *

Свадьбу, как и предлагал Яницкий, сыграли в Варшаве, обвенчавшись без лишнего шума в православном храме неподалеку от форта Совиньского. Шафером конечно же был Шурка, который, к удивлению Алекса, воспринял это торжество почти как свое.

По выходе из храма Тешевич не удержался и, улучив момент, наклонился к Яницкому:

— Спасибо, Шур. Я, признаться, не ожидал…

— Я сам не ожидал, Аля… — Яницкий весело подтолкнул Тешевича в бок и быстро оглядел выстроившийся вдоль тротуара небольшой свадебный кортеж. — Ну, вроде бы все в порядке… А ты как, держишься?

— Держусь, — улыбнулся Тешевич.

— Ну держись… Еще часика два посидишь с гостями, а потом вы с Хеленкой к себе отправитесь. Я вам на втором этаже отвел комнаты. Отдохнете…

— Да, не мешало б… — устало согласился Тешевич.

Алекса и впрямь утомила церемония, не вызывавшая у него ничего, кроме досады и усталости. Как-то уловив это, Шурка встревожился.

— Что, что-то не так?

— Нет, нет, что ты… — успокоил его Тешевич.

— Ладно, — облегченно вздохнул Шурка. — А вообще, чтоб знал, Хеленка у тебя — высший класс!

Тешевич хотел было ответить, но Яницкий, заметив какой-то одному ему видимый непорядок, заторопился:

— Подожди, Аля! Наговоримся еще…

Тешевич посмотрел ему вслед, поймал под вуалью ждущий взгляд Хеленки, галантно помог ей сесть в экипаж, и, едва сам Алекс опустился на сиденье рядом с новобрачной, как кортеж стронулся с места, наполняя узкую улицу цоканьем подков, фырканьем лошадей и шинным шорохом…

За свадебным столом было всего человек двадцать, но Тешевич, сидевший рядом с Хеленкой, нарекать на Шурку не имел оснований. Рядом с Пенжонеком обосновался такой же пожилой и пышноусый полковник в полной парадной форме, а за ним — вперемежку с дамами — еще несколько старших офицеров в сверкающих шитьем мундирах.

Другую сторону стола занимали русские, и здесь главным был полковник Чеботарев, приехавший, как понял Тешевич, специально из Парижа чуть ли не по Шуркиному вызову. И так же рядом с ним разместились офицеры в старых русских мундирах, по всей вероятности — соратники Шурки по его походу.

Кто они, Тешевич не знал, но выглядели гости весьма респектабельно и, видимо наслышанные от хозяина о виновнике торжества, глядели в сторону новобрачных весьма благосклонно. Замыкал стол вечно улыбавшийся капитан Вавер, и хотя его присутствие было Тешевичу несколько неприятно, он понимал, что не пригласить его Шурка просто не мог.

Полковник Чеботарев, бывший на свадьбе за посаженого отца, проявил себя с самой неожиданной стороны и не только веселил всю честную компанию, но и подтрунивал над Пенжонеком, выясняя у пышноусого толстяка, как ему удалось так сохраниться со времен, но меньшей мере, Речи Посполитой.

Пенжонек в свою очередь отшучивался, ссылаясь на климат, а потом, пустив на радостях слезу, прокричал: «Горько!» Гости его вежливо поддержали, и Тешевич в первый раз поцеловал Хеленку, ощутив мягкую податливость ее губ.