КД 5
Шрифт:
Не смог я на тот момент совладать со столь сильными духами. Делал я это на спор, поэтому проигрался в пух и прах. И с того момента подобного больше не повторялось. Все духи, которые мне попадались, оставались в хранилище. Вот и сейчас я ухватил дух Йондо и началась позиционная борьба. В которой, к моему удивлению, я проиграл практически даже не начав.
На душе джинна стояла какая-то защита, которая не позволила мне даже прикоснуться к нему. Мне словно надавал по рукам, а потом ещё и смачного леща отвесили. Ощущения были очень похожи.
— Даже не пытайся! Может, с духами у тебя отлично выходит
А вот это был уже другой разговор. Хотя я толком ничего и не смог понять. Если у джиннов нет души, то кто со мной разговаривал? Телесная оболочка Йондо была совершенно точно выведена из строя. Я даже ещё пару раз попробовал захватить его душу. Результат оказался прежним. Снова мне надавали по рукам и отвесили порцию лещей.
Сразу после этого, появилась какая-то странная вера словам ифрита. Вот даже сам не знаю почему.
— Поздравляю. Что мы будем делать дальше? — послышался за спиной голос Денисова.
— А дальше мы направляемся во дворец. И на этот раз в роли почётных гостей. Можете больше ничего не опасаться в этом подземелье. Да и насчёт чрезмерной активности эпицентра так же. Я уверен, что уже сейчас началась работа по закрытию подземелий. Вот только ассоциации всё равно придётся проводить зачистку уже вырвавшихся на землю монстров.
Говорил я это не просто так. Марид подошёл к телу своего компаньона и принялся срезать оставшиеся у него косички с цветами. К этому времени душа самого Йондо уже покинула нас. Но я уверен, что он будет дожидаться нас во дворце.
— Барракис, я одержал победу и по условиям нашего договора, вы должны закрыть все подземелья в эпицентре. А ещё с этого момента ты стал моим рабом на ближайшие пять лет. Поэтому я хочу, чтобы ты рассказал, почему мне не удалось захватить душу Йондо и сделать его одним из своих духов?
— Именно закрытие порталов я сейчас и занимаюсь. Каждый распустившийся цветок на голове Йонду — это открытое подземелье. И сейчас закрыть их довольно легко. Пока Йонду не восстановил материальную оболочку. А произойдёт это уже совсем скоро. Кровь Йондо уже направилась в его жилище. С её помощью восстановить материальную оболочку будет очень легко. С этим справится даже только вылупившийся джинн.
Очень интересная информация. Помимо того, что джинны могут свободно восстанавливать уничтоженное физическое тело, благодаря своей крови. Я также узнал, что они вылупляются. Птицы, пресмыкающиеся и вот теперь джинны.
А ещё я увидел, как золотого песка становится всё больше. Полоса начала тянуться к оазису и через несколько секунд среди сочной зелени потёк небольшой ручеёк золотой крови.
— Скажи, что нужно делать и я тебе помогу, пока кровь не добралась до дворца. — приказал я Барракису.После чего махнул тихушникам. Их помощь не будет лишней. Во время боя я отчекрыжил немало косичек и среди них были с раскрытыми бутонами. Вот только этого мало, чтобы закрыть подземелье. И Барракис начал просвещать нас, что конкретно нужно сделать.
Выходило
это у него ни чуть не хуже, чем у Астарота. Марид был прирождённым учителем. Было видно, что он любил это делать и сейчас просто не мог себе отказать в удовольствии. Не обращая внимания на ситуацию, в которой оказался. Не зря, при первой нашей встрече Барракис показался мне учёным.Но даже несмотря на все наши усилия, удалось ликвидировать от силы процентов тридцать распустившихся цветов. Йондо постарался, чтобы его работа не пропала даром, и наставил на ключи множество защитных механизмов. А эти цветы были именно ключами от уже открытых порталов.
Такие же ключи были у стражей, что их охраняли. А сами стражи были существами, что джинны подчинили себе и переселили в специально созданный для этого осколок мира. Именно так подземелья называл Барракис. Осколки миров, которые используют для совершенно разных целей.
Мне было дико интересно узнать об этом, но время поджимало. Необходимо скорее закрыть все порталы и выбраться из этого подземелья, чтобы помочь защитникам человечества разобраться с уже выпущенными на свободу монстрами. Уничтожим их и опасность эпицентров вернётся к своему прежнему уровню.
Когда мы оказались во дворце, там уже было стерильно чисто. Исчезли все уничтоженные ловушки и вообще любые следы того, что там кто-то жил. Да и идти по бесконечно сменяющимся комнатам нам на этот раз не пришлось. Прошли буквально пару комнат и оказались в просторном зале. В центре зала стояло некое подобие глубокой чаши, в которой полыхало пламя.
Когда мы вошли в зал, то из чаши начал подниматься человек. Он был полностью охвачен огнём, но это не причиняло ему никакого вреда и не мешало функционировать.
— Ифриты — огненные джинны. Они зарождаются в самом жарком пламени. И после смерти способны возрождаться снова и снова, пока остаётся хоть капля их сущности. А уничтожить сущность джинна практически невозможно. По крайней мере, не на столь низких этажах мировой башни, что нам открыты, — произнёс Барракис, когда увидел моё удивлённое лицо.
Вот только от его объяснений оно стало ещё более удивлённым. Джинн говорил о совершенно неизвестных мне вещах: сущность джинна, мировая башня и т. д. Куча всего неизвестного и я обязательно узнаю, что всё это означает.А пока я наблюдал, как Йондо возрождается из пламени. Как огонь постепенно сходит на нет, прячась под угольно-чёрной кожей. И угольно, здесь не просто для красивого словечка. Нет. Джинн действительно становится угольным, и мы прекрасно видели это. Отсюда ещё более удивительным было, когда его волосы становились девственно белыми после того, как с них слетал кокон из сажи.
К моему удивлению, Йондо появлялся сразу с распустившимися цветами на косичках, которых сейчас стало намного больше, чем я видел.
— Вот я и вернулся. Не помню уже, когда в последний раз пользовался купелью истинного пламени. Даже забыл, как прекрасно ощущаешь себя после возрождения. Барракис тебе обязательно нужно это сделать. Я словно скинул несколько сотен лет.
— Потом будешь радоваться. Сейчас начинай выполнять наш договор. Закрывай все порталы, что ещё остались на земле, — обломал я ифрита, но тот, как-то совершенно не обломался. Даже не стал ворчать или возмущаться.