Кедровое солнце

– Во дает! Чисто репей: вцепился в небо и висит себе там.

Ваську и здесь больше всего интересовала механика полета, а не пенье жаворонка.

– Видал, как он крыльями-то? Вертолет! – восхищается Васька. – На одном месте…

Уже виднеются вдалеке крыши домов, над которыми струятся легкие дымки. День, в общем-то, прожит, очередь пасти коров – отдежурена. Осталось только прогнать стадо по селу и – домой. И уже сейчас Сергея переполняет гордое чувство хорошо сделанного дела, легко осиленной работы, которую сегодня доверили ему.

– К-куда, стой! – кричит Васька и гонит Лельку подворачивать коров.

А из леса, с полей и лугов все наносит колдовским, медвяным запахом, легко кружащим голову, от чего тревожное предчувствие медленно обволакивает сердце, обещая что-то тайное и сладкое впереди.

Пора сенокосная

1

Сквозь сон Сережа слышит чей-то голос, силится уйти от него и не может. Как сквозь вату доносятся слова бабы Маруси. И вдруг он узнает – Мефодий Иванович, отец Настьки Лукиной. Сразу же сна как ни бывало, но он продолжает лежать, притворяясь спящим.

– Нынче и дружок его, Васька Хрущев, собрался, – говорит колхозный бригадир.

– Он на год нашего старше, – отвечает баба Маруся.

– А моя Настька третий день уже при волокуше.

– У Насти отец-мать есть, а наш-то…

– Ну-ну, тетка Мария, – прокуренным голосом выдыхает Мефодий Иванович, – чего уж там – жизнь… Разве мы знаем, что с нами завтра будет? Не знаем, – он помедлил и со вздохом закончил: – И слава богу, что не знаем.

– Так-то оно так, – неуверенно говорит бабушка, – да…

– Что?

– Как что, Мефодий Иванович, – горько выдыхает баба Маруся. – Бычка в зиму оставили, Сережа его к сбруе приспособил, а теперь отдай за бесценок. А овцы! Это где же я теперь шерсти на всех наберусь? Покупать надо, а где у меня деньги? Ты много ли на трудодень даешь?

– Ну, тетка Мария, не в ногу ты со временем шагаешь, – усмехается Мефодий Иванович, – отстаешь от времени-то. Зачем тебе горб ломать, корову с бычком, овечек, да прочую скотину обихаживать? Им и сено давай, и убери за ними, и прививки разные поставь… Морока, одним словом. А теперь-то как будет: приходи на ферму, выписывай и бери сколько хочешь молока. Мясо тебе на складе выдадут – чего еще? Скажу откровенно, дело мы великое затеяли, да только помощь нам в этом деле от каждого человека нужна, помощь и понимание.

– Ох, сладко ты поешь, Мефодий Иванович, – сердится баба Маруся. – А огород зачем обрезали? Стоит теперь пустая полоска, травой зарастает – кому она мешала?

– И опять же это для твоей пользы, тетка Мария, чтобы ты после птичника на огороде без роздыха не горбатилась. – Мефодий Иванович хмурится и хлопает фуражкой-восьмиклинкой о колено. – Дело-то к поголовной культурности идет, потому как наше поколение в коммунизм заглядывает…

– Подь ты, – ругается баба Маруся, но бригадир, согнав усмешку, строго перебивает ее:

– Ну так как, тетка Мария, даешь нам внука-то? Мне хоть помирай – человек на тракторные грабли нужен.

– Даже и не знаю…

Но Сережа уже понял все, вскочил с постели и, подбежав к горничной двери, крикнул на кухню:

– Я мигом, Мефодий Иванович! Только оденусь…

– А обед как же? – привычно строжится голосом бабушка.

– У вас никак и куры перевелись? – успокоенным голосом спрашивает Мефодий Иванович. – Или хлебы не выпечены? Так я своего ему дам.

– Спасибо, как-нибудь обойдемся, – ворчит баба Маруся, – а вот года через два-три, когда вы всю скотину со двора сведете, тогда не знаю… Тогда, может быть, и приду к тебе.

– Придешь, придешь, – добродушно усмехается Мефодий Иванович и кричит в горницу Сереже: – Я тебя к Ваньке Козлову на грабли поставлю.

– А Васька у кого? – спрашивает Сергей.

– Васька-то? – Мефодий Иванович закуривает, выпуская из широких ноздрей слегка вздернутого крупного носа густые струи дыма. – Васька у Петьки Золотых… Да его самого хоть сейчас на трактор ставь – поедет. Востер, варнак, в технике, ничего не скажешь.

Сергею немного обидно, что Ваську уже «хоть сейчас на трактор ставь», но он понимает, что слова бригадира справедливы, и потому обида тут же проходит.

– Ты-то что надумал? – спрашивает его Мефодий Иванович. – Десятилетку будешь заканчивать или куда пойдешь?

– Я? – от неожиданности вопроса Сергей теряется. – Я еще не решил…

– А в интернат на тракториста не хочешь? Вместе с Васькой и поехали бы… Мы вам и направление от колхоза дадим. Сейчас ведь техника к нам попрет знаешь какая! А на нее грамотные люди нужны…

– Еще чего? – вмешивается баба Маруся. – Пусть дальше учится.

– Может и так, – неожиданно соглашается Мефодий Иванович. – Моя вон в медучилище собралась. Не хочет вместе с матерью коров за цицки тягать.

Сережа замер возле умывальника, но Мефодий Иванович заговорил о другом.

«А молчит, никому не рассказывает, – думает Сергей. – Ишь какая…»

Но какая она, Настька, он так и не успевает решить, потому что возле их дома останавливается «Беларусь» с тракторной тележкой, набитой народом, собравшимся на сенокос.

2

А уже минули первые июньские дни, с бездонно ясным небом и легким ветерком, насквозь пропахшим ароматом цветущих яблонь, ландышей и вошедших в силу трав. На смену яблоням и кленам в лесу расцвели жасмины, шиповник и бархат. Исходит ароматом актинидия, цветочными кистями распушились лозы дикого винограда. По лугам золотыми всплесками зацвел лилейник, нежно белеют василистник и волжанка. По сырым же местам голубыми всполохами озарился ирис, оранжевым половодьем разлились цветущие заросли купальницы… Ближе к середине июня отшумели плотные, короткие дожди, после которых хлеба пошли в рост – наступила пора сенокосная.

Ванька Козлов, которого, как и младшего брата Гришку, все зовут за глаза Козлом, сразу же вручил Сергею перепачканный мазутом шприц с солидолом и наказал смазать втулки грабель. Ванька был человек малоразговорчивый, нелюдимый, и Сережа невольно пожалел о том, что не попал в прицепщики к Петьке Золотых. К тому же Петька работал на маленьком и вертком тракторе с резиновыми колесами, недавно поступившем в колхоз, а Ванька Козлов крутил металлическую баранку единственного уцелевшего в колхозе колесного «Универсала». Да и грабли, если разобраться, у Ваньки допотопные: железная сидушка торчит колом, приваренная насмерть к станине, дергать надо ручку, а не так, как у Петьки – нажал ногой педаль и звенья зубьев за спиной тут же взлетели.

Взялся Сережа шприцевать свой агрегат, а к тавотницам – не подлезешь. Измучился, пока набил во втулки солидол. Ванька в это время копался в моторе. Что-то у него там случилось, и трактор не хотел заводиться. Сергей подошел, может, помочь надо, но Ванька и бровью в его сторону не повел. Ковыряет отверткой в карбюраторе, а потом давай заводную рукоятку крутить. А ручку у «Универсала» крутить – надо силу иметь. Да еще какую!

– Может, чего помочь? – спрашивает Сергей.

Ванька внимательно смотрит на него маленькими глазками цвета старой замазки, часто помигивая белесыми ресничками, и вновь крутит ручку, или, как еще ее насмешливо зовут шофера – «кривой стартер».