Keeping 13

— И ни у кого из вас нет того, что есть у меня, — прорычал он, теряя хладнокровие ко мне. — У вас была милая маленькая семья на шесть месяцев. Ты получила мороженое и гребаные объятия. Ты не получила того, что получил я, Шэннон, и будь чертовски рада этому!

Я вздрогнула от его слов.

Даррен уронил голову на руки. — Мне жаль.

— Да, — прошептала я. — Мне тоже.

6

Я НЕ ЛЖЕЦ

ДЖОННИ

Вчера меня соблазнили ложным чувством безопасности те самые люди, которые привели меня в этот мир обещаниями действий. Однако в ту минуту, когда мне помогли вернуться в постель и вызвали медсестру, мне стало совершенно ясно, что меня обманули. Это стало еще яснее, когда мне сказали, что хороший ночной сон в моей собственной постели прояснит мои безумные мысли.

Ублюдки.

Сон ни черта не прояснил в моих мыслях. Когда я проснулся этим утром, то думал о Шэннон и о такой горячей ярости в моем животе, что я был уверен, что у меня разовьется язва.

Всю дорогу домой из Дублина мое тело было неспокойным, а мысли неслись ко всем чертям. Когда мы, наконец, пересекли границу и вернулись в Корк, клянусь, я никогда не был так счастлив вернуться в мятежную страну, что было вне всякой иронии, учитывая, что я провел последние семь лет в заговорах и интригах, чтобы выбраться из этого места.

Но теперь все было по-другому.

Я был другим.

Мне нужно было повидаться с людьми и заняться всяким дерьмом.

Моим главным приоритетом является Шэннон.

За последние двадцать четыре часа я звонил в местное отделение полиции в Баллилаггине больше раз, чем мог сосчитать. После седьмого или восьмого телефонного звонка, по которому я не получил никакой информации, отношения между мной и полицейской Дейли испортились, которая предупредила меня, что я "хожу по тонкому льду" и чтобы я "позвонил еще раз, если захочу провести ночь в казарме".

У меня было много чего, что я хотел сказать ей в ответ, но мои родители конфисковали оба телефона — мой и Гибси, прежде чем я смог причинить еще какой-либо ущерб.

Никто ни черта мне не говорил, и в этом была проблема. Все, что им нужно было сказать, это "мы проверили ее, и с ней все в порядке". Вот и все. Это все, что я хотел услышать, и я был бы успокоен. Вместо этого я снова и снова получал стандартное: "Мы изучаем это" и "Боюсь, мы не вправе обсуждать это с вами".

Это была полная чушь.

— Это чушь собачья, — высказал я свои чувства вслух, когда мой отец остановил "Мерседес" у нашего дома, а не "Шэннон", как мне было обещано, прежде чем заглушить двигатель. Мне следовало бы знать, что лучше не доверять адвокату, особенно когда упомянутый адвокат отвез Гибси домой, а затем поехал проселочной дорогой к нашему дому, а не по главной дороге в город Баллилаггин. — Мне нужно ее увидеть.

— Нет, — ответила за него мама, поворачиваясь на пассажирском сиденье, чтобы сурово взглянуть на меня. — Тебе нужно прилечь и отдохнуть. Предписания врача.

Сопротивляясь желанию зарычать, я вцепился в кожаный салон подо мной и прошипел: — Я в порядке.

— И мы хотим, чтобы ты таким и оставался, — согласилась мама, — вот почему ты отправляешься прямо в постель.

— Ты меня не слушаешь. — Вытерев лицо руками, я покачал головой и посмотрела в окно на дождь, барабанящий снаружи. — Почему меня, блядь, никто не слушает?

— Потому что ты жил в мире стрессов, Джонни, — спокойно объяснил папа. — Не говоря уже о мире лекарств.

— Именно так. — Сочувственно улыбнувшись мне, мама добавила: — У тебя была ужасная неудача с регби, любовь моя. Ничего страшного, если ты сейчас не чувствуешь себя в своей тарелке.

— Я знаю, что говорю, — выпалил я в ярости. — Я знаю, что он причиняет ей боль.

Мама громко застонала, и папа повернулся на своем сиденье, смерив меня тяжелым взглядом. — Джонни, ты бросаешь вокруг себя кучу обвинений, и тебе нужно успокоиться, пока ты не нажил себе неприятностей.

— Это не обвинения, когда есть доказательства, — выплюнул я, свирепо глядя на него в ответ. — У меня есть доказательства.

Мой отец закатил глаза — буквально, блядь, закатил глаза, глядя на меня. — В пятницу вечером ты был в таком бреду, что был убежден, что Пэт Кенни был с тобой в комнате. Субботним вечером это был русский из фильма "Рокки".

— В воскресенье вечером ты обвинил медсестер в попытке тебя отравить, — с гримасой предположила мама.

— Итак, это отец Шэннон? — Папа закончил и разочарованно вздохнул. — Во что мы должны верить?

— Предполагается, что ты должен верить мне, — прорычал я. — Потому что я говорю кровавую правду, папа.

Папа недоверчиво выгнул бровь.

Я раздраженно всплеснул руками. — Очевидно, я ошибался насчет Пэта Кенни и русского, хотя вопрос о том, что медсестра пыталась меня отравить, все еще обсуждается. — Я покачал головой, заставляя себя оставаться на верном пути. — Но сейчас у меня ясная голова, и я говорю вам, что я прав насчет этого — я прав насчет него.

— Хорошо. — Папа натянуто кивнул. — Ты говоришь, что у тебя есть доказательства. Покажи их мне.

— О, да, — усмехнулся я. — Позволь мне просто пойти и вытащить тело Шэннон из багажника для тебя.

— Поменьше такого отношения, Джонатан, — предупредила мама. — Мы пытаемся тебе помочь.

— А кто помогает Шэннон? — Спросила я срывающимся голосом. — Кто ей?

— Джонни…

— Я говорю вам обоим, что, если вы не отведете меня туда, я найду свой собственный путь.

— Ты не…

— Я не ребенок, — прорычал я, отстегивая ремень безопасности и открывая дверцу машины. — Мне почти восемнадцать, черт возьми! Так что не загоняйте меня в угол и не ждите, что я не буду давить в ответ. — Схватив свои костыли, я неуклюже выбрался из машины. — Возможно, ты не уверен, но я знаю, — настаивал я. — Я, блядь, знаю! И если ты мне не поможешь, я разберусь с этим сам.

— Куда ты идешь? — спросили они оба в унисон, выходя из машины вслед за мной.