Кель
Шрифт:
Диана не удостоила его даже взглядом. Быстро и бесшумно пересекла класс, подергала дверь лаборантской (заперто), заглянула за шторы и начала проверять задние парты.
Барсучонок смотрел на нее с удивлением. Погорельский оторвался от книги и тоже смотрел.
– Люди есть, – сообщила Кель, – не меньше троих. Умеют играть в преферанс. Сейчас очень осторожно открывай стеклянный ящик и спрашивай, что здесь произошло.
Барсучонок сдвинул щеколду и поднял раму вытяжного шкафа. Погорельский спустился на пол и потянулся, как проснувшийся кот.
– Что случилось? –
– Пятьсот вистов случилось.
– И тебя посадили?
– Ну не деньгами же отдавать!
– А где остальные?
– В столовую пошли.
– А учительница?
– Уволилась. Пока новую не найдут, химии не будет.
– Отличная новость. – Барсучонок несколько повеселел. – Кстати, эта девушка – наша новенькая, зовут Диана Кель. Она поможет тебе наконец-то перестать быть старостой.
– Неужели? – Теперь Погорельский смотрел на девочку с любопытством. – Я тогда ей цветов куплю. Вот честно!
Надо сказать, что выборы старосты были главной политической интригой 9 «А» класса. С самого первого года учебы весь класс надеялся, что что-то произойдет, и каждый сентябрь надежду колошматили вдребезги.
Женская половина выдвигала Четвергову, мужская – Погорельского. А затем оба кандидата прилагали все усилия, чтобы от высокой должности отказаться. Но отчитываться за весь класс никто другой не хотел. А снять кандидатуру или подать в отставку было невозможно – это вам не президентские выборы!
Новеньких в классе не появлялось. Вот и вышло, что парней из года в год оказывалось на одного больше, и они всегда голосовали за своего кандидата. Поэтому Погорельский побеждал год за годом. И тратил на ненужные обязательства время, которое мог бы провести с книгой. Он предчувствовал, что останется старостой до конца школы. А то и до конца своих дней.
В прошлом году он, правда, организовал с Барсучонком заговор и попытался совершить небольшой государственный переворот. В решающий момент Виктор сделал вид, что забыл поднять руку, а потом спохватился и проголосовал вместе с девочками.
Но увы, переворот сорвался – за два дня до этого Иванова и Болтунович отравились блинами и отлеживались в больнице. Как итог, голосов оказалось поровну, и несчастный староста сохранил свой титул.
Виноватым признали Барсучонка и даже отвесили ему пару подзатыльников.
«Я-то что мог сделать? – оправдывался Виктор. – Руку поднял, как и обещал!»
«Надо было две поднимать!» – негодовал в ответ Антон Моськин, сын юриста.
Диана закончила осмотр класса и вернулась к окнам. Барсучонок заметил, что портфель у нее совсем новый, со сверкающими золотыми застежками. Не иначе, купила специально для новой школы.
– Какой у нас следующий урок? – спросил Виктор у старосты.
– Физкультура.
– Это просто замечательно!
Надо сказать, что физкультура была у Барсучонка любимым уроком. Он был от нее освобожден и всегда проводил эти сорок пять минут с пользой. Например, в кабинете информатики, очищая подземелья от всякой нечисти.
– Информатика открыта? – спросил староста. Он тоже теперь сиял, как новенькая лампочка
Ильича, предвкушая свободу от ручек и журналов.– Ага. Пошли вместе. Не везет в картах – повезет в человекоубийстве. Диана, пойдешь с нами? На наших компьютерах можно пасьянсы раскладывать.
Кель повернула голову. Барсучонок понял – он опять брякнул что-то не то.
Нет, во взгляде не было обиды. Женскую обиду он видел настолько часто, что давно к ней привык. Это было что-то другое. Что-то, для чего он не знал даже названия.
Там полыхала ровная, раскаленная добела ярость. Казалось, еще секунда – и девушка вцепится ему в горло.
– Нет, – сказала Диана. – Идите без меня. И карты заберите. Ненавижу пасьянсы!
***
Кабинет информатики оказался закрыт. Похоже, сегодня монстрам было суждено уцелеть.
Делать было нечего. Даже поесть не хотелось.
Так что они просто отошли к окну и уселись на подоконнике.
– Как тебе новенькая? – спросил Погорельский, – Нормальная?
– Стремная, – ответил Виктор, – очень стремная. Я увидел ее в первый раз полчаса назад – и уже боюсь.
– Боишься, что влюбишься, и она откажет?
– Нет. Боюсь ее обидеть.
– Знаешь, она не похожа на хрупкую девочку из фарфора и комплексов.
– Нет, я за себя боюсь. Не скажу, это ее родители влияют или она сама такая… Но если такую обидишь – костей потом не соберешь.
– Да ладно тебе! Увидел красивую девочку и уже испугался.
– Знаешь, она не только красивая. Видел ее руки? Ударит разок – и не встанешь.
– Может, просто боксом занимается?
– Девочка занимается боксом?
– Ну… эпоха обязывает. Помнишь брата Вульского?
Легендарный брат Вульского был музыкант-балалаечник, заслуженный артист, ушедший теперь в другой бизнес. Инструмент напоминал о себе до сих пор. Заслуженный артист легко сгибал ложки и давил из картофелины сок, сжав ее в кулаке.
В его новом бизнесе это было очень полезным умением.
– Да, помню. И знаешь – я бы хотел учиться с таким в одном классе. Даже если это будет девочка. Стукнет нечаянно – и придется заказывать катафалк.
Прозвенел звонок. Погорельский отчалил на физкультуру, и Барсучонок снова остался один.
Он посмотрел в окно – там звенел все тот же дождь.
Да, делать нечего. Придется бродить по школе.
***
Наша тринадцатая гимназия – местечко довольно мрачное. Длинные темные коридоры похожи на трубы, туалеты – на сырые подземные казематы, а в заброшенных сараях между спортзалом и кабинетом труда каждую ночь кто-то шуршит и скребется.
Ее построили в семидесятые, когда Тигли считались пригородным поселком. Еще в позапрошлом году она оставалась самой заурядной средней школой. А потом пришел новый директор и за пару месяцев выбил статус гимназии. Как ему это удалось – никто не знал. Говорят, помогли злые духи.
Барсучонок нарезал круги, размышляя о новой девочке, неубитых монстрах и тысяче других вещей.
Он прошел и второй, и третий этажи и уже готовился спуститься на первый. Но тут из-за спины окрикнули:
– Эй, волосатый!