Кем ты станешь?

— Мик, конечно, не знает, кто он?

— И никогда не узнает, — твёрдо ответил тот. — Это тайна немногих.

— Даже если я ему скажу?

— Вы не скажете.

— Тоже верно… — Старик кивнул.

“Мне о многом придётся умолчать”, — с горьким восхищением и жалостью к Яранцеву подумал он, чувствуя себя разбитым, беспомощным перед ослепительным, грозно-непредсказуемым величием того, что дерзнули сделать эти непонятные ему люди.

Недаром он ощутил что-то глубоко личное ещё в той, самой первой работе Мика. Той, где по равнине, безнадёжно зеленой и гладкой, к горизонту отчаянно спешила крохотная фигура ребёнка, А с неба, смятенно и пристально, как бы заклиная беду, на ребёнка смотрело похожее на глаз солнце.

То же самое выражение старик уловил теперь во взгляде Яранцева. Того, кто был отцом Мика и воспитателем Аттилы. Кто знал и действовал, любил и страшился, растил сына и ставил над ним эксперимент. И кто, очевидно, так и не понял, почему Мик стремится уйти подальше от дома.