Кембрия. Трилогия

Эйлет своего сакса заколоть не сумела. Зато заставила отшатнуться, и уж от копья римлянина он не ушел. Все остальные занялись легкой добычей. Настолько, что довелось ударить одного в спину. Остальных, кто пытался загородить путь – двоих? троих? Она не считала – Эмилий то ли убил, то ли покалечил – быстро, так быстро, что и не рассмотреть как.

Под ногами скрипнуло неровное покрытие из расщепленных бревен. Четыре локтя в ширину, двоим толком не встать. Что ж, работа второго ряда тоже пойдет. Опять же барки длиннее настила. И саксы могут попробовать забраться с ближайшей к берегу.

Уэссекцы не торопились. Пожалуй, метнись они вперед, как бешеные животные, все вместе, кто по настилу моста, кто по воде и через барку, последних защитников они б одолели, но сами себя больше перекалечили, чем потеряли от сопротивления. Однако боевой опыт не пустил. Навалиться кучей и зарезать врага, заплатив половиной жизней, и в головы не пришло. Да и унизительно для потомственных воинов добиться победы так. После победы над ополчением к рыцарям полностью вернулась самоуверенность. Их даже не насторожило то, что загородивший дорогу воин перекинул меч в левую руку. Двое немедленно попробовали взять в копья Эмилия. Один остался без кисти, другому римлянин перерубил дротик. После чего повторил несколько слов, которыми камбрийцы осыпали саксов, когда те начали слезать с лошадей.

Еще двое, с мечами. Сдуру встали рядом, мешая друг другу. Стоявший слева попробовал рубануть Эмилия по голове – тот вовремя вскинул руку, подставив наруч. Почти одновременно правый попытался уколоть в ногу – из‑под щита, мечом, слишком коротким для настоящей угрозы. Не достал, а напарнику помешал. Возможности уйти в оборону римлянин им не предоставил. Ударил левого в подмышку, где на кожаную основу не были нашиты металлические бляхи и немедленно занялся оставшимся. Укол в обход щита – и у Эмилия стало меньше врагов, да и щит появился. Крепкий, из плотного дерева. И – что редкость для всадника – с железной оковкой поверху, прекрасно подходящей для отражения излюбленных варварами рубящих ударов. Хорошее тяжелое копье тоже не лишнее.

Эмилию результат понравился. Он повторил ругательства. И даже сделал пару жестов, в Средиземноморье почитавшихся универсальными оскорблениями. Но саксы урок поняли. Потому, старательно прикрываясь щитами, обошли берег. Собирали метательное оружие. Эйлет, словно безумная, бросилась вперед – еле удержал.

Тогда она принялась громко говорить. По‑саксонски. Эмилий не понимал ни слова. Зато заметил – те стали двигаться несколько иначе. Настолько хотелось броситься. Но превозмогались. Снова зауважали.

– Вы люди или рыбы? – насмехалась девка, одетая вождем. – Вам годится только падаль! Вот перед вами готовые к смерти герои – так убейте же нас! Неужели вы не видите света славы на наших лицах, что подобны Луне и Солнцу? Убить нас – доблестное деяние! Я сестра богини, мой воин – потомок богов и героев Рима и сам великий герой, наши копья алы от крови Хвикке. Убейте нас – или бегите, как шелудивые псы! Сперва с поля боя, потом из Камбрии, а там и вовсе с острова Придайн. Знайте: по этому мосту пройдет смерть саксов. И если вы не разрушите его, все вы не просто трусы, но еще и мертвецы. От вас уже пахнет!

Саксы терпели. Потом вернулись. С дротиками. Эмилий повторил тираду. И стал медленно отступать. Эйлет, накричавшись, чуток пришла в себя. Отдала дротик, умница, взяла тяжелые копья. Отойдя до середины моста, римлянин уселся на настил с крайне безразличным видом – сам закрыт щитом, копье сжато в кулаке. Саксы не повелись. Достали топоры и принялись рубить первый пролет.

– Дураки, – шепнула Эйлет. Устроилась рядом, под прикрытием широкой окольчуженной спины. Странно, что теперь, когда они остались вдвоем, а враги потеряли не больше трети, казалось, опасность миновала. Может, от позы Эмилия веяло надежностью? И древностью. Историями, которые Майни пересказывала лекарскому отпрыску! Так, не выпуская оружия, закрывшись щитом и опершись на копье, отдыхал Кухулин, когда в одиночку сдерживал войска четырех пятин Ирландии.

Римлянин, который и не подозревал, что подражает легендарному герою, хмыкнул.

– Они дикари, – сказал тихо. – Я не могу иначе назвать тех, кто сунулся воевать, ничего не узнав о стране, в которой предстоит действовать. Нит не глубок, потому все лодки заякорены. А они надеются, что сейчас весь мост снесет течением. Но если враги потратят несколько минут на то, чтобы причинить вред, который хороший плотник в одиночку исправит за полчаса, к чему мешать?

И задумался. Девушка формально оставалась начальницей. Как ей приказать уйти? Чтоб послушала? Пусть живет. А он… Сможет продержаться достаточно долго, даже не раскрывая подготовки. Место узкое, а хороший воин и против троих врагов какое‑то время устоит. Мысль бросить мост и в голову не пришла.

Стало чуточку обидно: умирать из соображений секретности, не убив тех, кого иначе достал бы, не хотелось. Ведь воин, служащий по ведомству магистра оффиций, может многое. Недаром начальник сотни скультаторов приравнивается по чину к командующему всеми полевыми армиями Африки. Потому как эта сотня при нужде натворит дел не меньше, чем полевая армия. Эмилий в свое время, став вместо центуриона рядовым сотни трапезитов, чувствовал, что прыгнул через чин! Впрочем, вступительное задание – выйти с ножом на льва и вернуться с целой шкурой – не провалил. Иначе и не стоял бы теперь на наплавном мосту через Нит.

Саксы закончили работу. Мост пошатнулся, качнулся несколько раз – и на этом все закончилось. Римлянин вновь прокричал уэссексцам обидное. Эйлет опять добавила.

– Тут меня одного достаточно, – сказал Эмилий, – а ты бы лучше раздобыла лошадь да попыталась поторопить армию лесного королевства с непроизносимым названием.

– А ты рассчитываешь выжить, римлянин? – Желто‑рыжие брови Эйлет взлетели вверх.

– До ночи – да. Потом… – Он пожал плечами. В темноте всякое случается.

– Это хорошо. Потому что я никуда не уйду. Это ведь мой мост, Эмилий.

– У тебя нет доспехов.

– Я могу прикрывать тебе спину. Ругать саксов. Ударить копьем, прежде чем меня достанут. Ты видел.

Видел. А больше чувствовал спиной, как она поменяла стойку, приспосабливаясь к обоерукому напарнику, словно свой брат‑разведчик. Но без доспеха ее нужно закрывать. Так и не поймешь, чего получается больше, пользы или вреда. Надо было придумать еще доводы, но пришлось успокоиться на том, что русоволосая отойдет, куда дротик не добросить, а потом вернется: саксы закончили собирательство и полезли снова. Аж четверо. Пустили дротики – по два. Задние подавали собранные по полю боя снаряды. Часть поймал, от иных увернулся. Пробили, не пробили – не почувствовал. Иные чиркнули по броне. Что кована лучшим мастером Карфагена по особому заказу – чтоб была крепкой, но смотрелась дешево. Дротик бросать не стал, взял копье. И бросился навстречу. Одному против четверых нужно действовать очень быстро. На узком мосту маневром не взять – оставались скорость и финты.

Назад да по бокам Эмилий не смотрел, а зря. Двое саксов, скинув одежду и зажав ножи в зубах, поплыли резать якорные веревки. Доплыть – доплыли. И обнаружили перед лицами жало копья Эйлет.

Увы, левый берег был слишком близко. Ей, бездоспешной, пришлось от дротиков уворачиваться – и нанести удар не получалось. Не успевала. Но к веревке пловцов не подпустила. Пока у одного из них не свело судорогой ногу и второй не потащил соратника к берегу. Вот тогда, на радостях, чуть замешкалась.