Кентерберийские рассказы

Улыбкой робкою мать Эглантина.

В ее устах страшнейшая хула

Звучала так: «Клянусь святым Элуа». [16]

И, вслушиваясь в разговор соседний,

Все напевала в нос она обедню;

И по-французски говорила плавно, [17]

Как учат в Стратфорде, а не забавным

Парижским торопливым говорком.

Она держалась чинно за столом:

Не поперхнется крепкою наливкой,

Чуть окуная пальчики в подливку, [18]

16

Существует предание о том, что св. Элигий (фр. Элуа, род. ок. 588 г.) решительно отказался дать клятву королю Дагоберу. Таким образом, выражение Чосера «клянусь св. Элигием» некоторые исследователи толкуют как идиоматический оборот, обозначающий, что аббатиса вовсе не клялась; другие (Лоуэс и Мэнли) считают, что она клялась самым модным и фешенебельным святым того времени.

17

Очевидно, на том грубоватом англо-норманнском языке, который долго сохранялся в Англии как язык двора, суда и монастырей. Язык этот сильно отличался от живого французского (парижского) говора.

18

Нужно иметь в виду, что в Англии вилки вошли в обиход только в середине XVII века, и поэтому за обедом особенно ясно обнаруживалось хорошее воспитание в манере ловко и опрятно орудовать ножом и пальцами.

Не оботрет их о рукав иль ворот.

Ни пятнышка вокруг ее прибора.

Она так часто обтирала губки,

Что жира не было следов на кубке.

С достоинством черед свой выжидала,

Без жадности кусочек выбирала.

Сидеть с ней рядом было всем приятно -

Так вежлива была и так опрятна.

Усвоив нрав придворных и манеры,

Она и в этом не теряла меры

И возбуждать стремилась уваженье,

Оказывая грешным снисхожденье.

Была так жалостлива, сердобольна,

Боялась даже мышке сделать больно

И за лесных зверей молила небо.

Кормила мясом, молоком и хлебом

Своих любимых маленьких собачек.

И все нет-нет – игуменья заплачет:

Тот песик околел, того прибили -

Не все собак игуменьи любили.

Искусно сплоенное покрывало

Высокий, чистый лоб ей облегало.

Точеный нос, приветливые губки

И в рамке алой крохотные зубки,

Глаза прозрачны, серы, как стекло, -

Все взор в ней радовало и влекло.

Был ладно скроен плащ ее короткий,

А на руке коралловые четки

Расцвечивал зеленый малахит.

На фермуаре золотой был щит

С короной над большою буквой «А»,

С девизом: «Amor vincit omnia». [19]

Была черница с нею для услуги

И трое Капелланов; на досуге

Они вели с Монахом важным спор.

Монах был монастырский ревизор.

Наездник страстный, он любил охоту

И богомолье – только не работу.

19

«Amor vincit omnia». – Этот девиз, очевидно, заимствованный из стиха 69 эклоги X Вергилия «Omnia vincit amor», возможен был на застежке четок (фермуаре) монахини как двусмысленный вариант евангельского текста «Превыше всего любовь» (I поел, к Коринфянам, XIII, 13).

И хоть таких монахов и корят,

Но превосходный был бы он аббат:

Его конюшню вся округа знала,

Его уздечка пряжками бренчала,

Как колокольчики часовни той,

Доход с которой тратил он, как свой.

Он не дал бы и ломаной полушки

За жизнь без дам, без псарни, без пирушки.

Веселый нравом, он терпеть не мог

Монашеский томительный острог,

Устав Маврикия и Бенедикта [20]

И всякие прескрипты и эдикты.

А в самом деле, ведь монах-то прав,

20

Устав Маврикия и Бенедикта. – Постановления св. Маврикия и св. Бенедикта Нурсийского, основателя ордена бенедиктинцев (V – VI вв.), были старейшими монастырскими уставами католической церкви. Здесь мы имеем косвенное указание на то, что перед нами сановный монах-бенедиктинец, в отличие от кармелита, монаха нищенствующего ордена. Почти каждая деталь в описании образа жизни и одежды бенедиктинца (охота, пирушки, дорогой мех, золотая застежка, сапоги, уздечка с колокольчиками и пр.) является вопиющим нарушением не только монашеского устава, но и многочисленных светских постановлений того времени, направленных против роскоши.

И устарел суровый сей устав:

Охоту запрещает он к чему-то

И поучает нас не в меру круто:

Монах без кельи – рыба без воды.

А я большой не вижу в том беды.

В конце концов монах – не рак-отшельник,

Что на спине несет свою молельню.

Он устрицы не даст за весь тот вздор,

Который проповедует приор.

Зачем корпеть средь книг иль в огороде,

Зачем тощать наперекор природе?

Труды, посты, лишения, молитвы -

На что они, коль есть любовь и битвы?

Пусть Августин печется о спасенье,

А братии оставит прегрешенья.

Был наш монах лихой боец, охотник.

Держал борзых на псарне он две сотни:

Без травли псовой нету в жизни смысла.

Он лебедя любил с подливкой кислой. [21]

Был лучшей белкой плащ его подбит.

Богато вышит и отлично сшит.

Застежку он, как подобает франтам,

Украсил золотым «любовным бантом». [22]

Зеркальным шаром лоснилась тонзура,

21

Лебедь упоминается здесь как изысканное блюдо (ср. в русских былинах).

22

«Любовный бант» – застежка в форме сложного банта или розетки.

Свисали щеки, и его фигура

Вся оплыла; проворные глаза

Запухли, и текла из них слеза.

Вокруг его раскормленного тела

Испарина, что облако, висела.

Ему завидовал и сам аббат -

Так представителен был наш прелат.

И сам лицом упитанный, румяный,

И сапожки из лучшего сафьяна,

И конь гнедой, артачливый на вид.

С ним рядом ехал прыткий Кармелит. [23]

Брат сборщик был он [24] – важная особа.

23

Кармелит – представитель одного из четырех нищенствующих монахов-миноритов (кармелиты, августинцы, францисканцы и доминиканцы). Основанные в середине XII и начале XIII в. в целях религиозной пропаганды среди неимущих слоев, ордена эти в первое время требовали от своих монахов выхода из затвора, подвижнической жизни, отречения от всяких земных благ, помощи прокаженным, нищим и больным. Однако очень скоро, и, во всяком случае, ко времени Чосера (XIV в.), нищенствующие братья выродились в обычных монахов-тунеядцев, прихлебателей и лентяев, не заглядывавших в городские трущобы и больницы, но ставших завсегдатаями богатых купеческих и дворянских домов.

24

Чосеров кармелит был «лимитур», брат сборщик с ограниченными правами, позволявшими ему собирать милостыню только в определенном круге, во избежание столкновений с соперниками, сборщиками других монастырей.

Такою лестью вкрадчивою кто бы

Из братьи столько в кружку мог добыть?

Он многим девушкам успел пробить

В замужество путь, приданым одаря;

Крепчайшим был столпом монастыря.

Дружил с франклинами [25] он по округе,

Втирался то в нахлебники, то в други

Ко многим из градских почтенных жен;

Был правом отпущенья наделен

Не меньшим, говорил он, чем священник -

Ведь папой скреплено то отпущенье.

С приятностью монах исповедал,

25

Франклин – представитель зажиточных земельных собственников, главным образом из старых деревенских англосаксонских родов. Наследственные поместья франклинов были свободны от налогов и феодальных повинностей, которыми король облагал поместья, дарованные им своим норманнским вассалам. С. 35. Рота – инструмент вроде скрипки.

Охотно прегрешенья отпускал.

Епитимья его была легка,

Коль не скупилась грешника рука.

Ведь щедрые на церковь приношенья -

Знак, что замолены все прегрешенья,

И, покаянные дары приняв,

Поклялся б он, что грешник чист и прав.

«Иные, мол, не выдавят слезы

И не заставят каяться язык,

Хотя бы сердцем тайно изнывали

И прегрешений скверну сознавали.

Так, чтоб избегнуть плача и поста,

Давай щедрее – и душа чиста».

Он в капюшоне для своих подружек

Хранил булавок пачки, ниток, кружев.

Был влюбчив, говорлив и беззаботен.

Умел он петь и побренчать на роте.

Никто не пел тех песен веселей.

Был телом пухл он, лилии белей.

А впрочем, был силач, драчун изрядный,

Любил пиров церемониал парадный.

Трактирщиков веселых и служанок

И разбитных, дебелых содержанок.

Возиться с разной вшивой беднотою?

Того они ни капельки не стоят:

Заботы много, а доходов мало,

И норову монаха не пристало