Кентерберийские рассказы

Прочел он, как Латумий горевал,

Как другу Арию он рассказал,

Что, мол, его женитьба беспокоит.

Что дерево растет, мол, роковое

В его саду, и три его жены,

Любовию и ревностью полны,

На нем повесились. «Благословенно

То дерево, и я прошу смиренно

Тебя, Латумий, дай мне черенок,

Чтоб у себя его взрастить я мог

В своем саду», – вот что ответил Арий.

Насобирал он в книгу этих тварей

Со всех народов и со всех времен.

Читал еще он про каких-то жен,

Которые, мужей убив в постели,

С любовниками до утра храпели,

Меж тем как труп у ног их холодел.

Других мужей и горше был удел:

Им мозг иголкой жены протыкали

Во сне, питье их зельем отравляли.

И столько в этой книге было зла,

Что им и я отравлена была.

К тому же уйму знал он поговорок.

Их было столько, сколько в поле норок

Или травинок на большом лугу.

Вот слушайте, что вспомнить я смогу:

«Селись с драконом лучше иль со львом,

Но только женщин не пускай в свой дом».

«Не лучше ли сидеть под самой крышей,

Чем в доме от жены попреки слышать?

Ей с мужем только бы затеять спор,

Ему во всем идти наперекор».

«Поверь, что женщина, чуть платье скинет,

Как нету и стыдливости в помине».

«Что в нос свинье продетая серьга -

Жена, в свой дом впустившая врага».

Какою яростью, какой печалью

Его слова мне сердце наполняли

С тех пор, как я пришла из-под венца.

И в этот раз поняв, что нет конца

Проклятой книге и что до рассвета

Он собирается читать мне это, -

Рванула я и? книги три страницы,

И, прежде чем успел он защититься,

Пощечину отвесила я так,

Что навзничь повалился он в очаг.

Когда ж пришла в себя, то увидала,

Что на полу я замертво лежала

С разбитой в кровь щекой и головой

И в страхе муж склонялся надо мной.

Он был готов уж скрыться без оглядки,

Как застонала я: «Убийца гадкий,

Мои богатства думаешь прибрать?

Сюда! Хочу тебя поцеловать

Я перед смертью». Он тотчас смирился

И на колени тут же опустился,

Мне говоря: «Сестрица Алисон,

Забудь про все, ведь это скверный сон,

Навеянный той книгою проклятой;

В сегодняшнем сама ты виновата,

Но ты прости, что волю дал руке».

Ему в ответ я тотчас по щеке:

«Прочь, негодяй, презреньем отвечаю)

Язык немеет… Ах, я умираю!»

Но все ж по малости заботой, лаской,

А то, когда придется, новой таской

Был восстановлен мир, и вот с тех пор

Такой мы положили уговор,

Что передаст узду в мои он руки,

А я его от всяческой докуки

Освобожу и огражу притом.

Дела и помыслы, земля и дом -

Над всем я власть свою установила.

А чтобы той проклятой книги сила

Нас не поссорила, ее сожгла

И лишь тогда покой найти смогла.

Мой муж признал, что мастерским ударом

Он побежден, и не ярился даром.

«Дражайшая и верная жена,

Теперь хозяйкой будешь ты одна.

В твоих руках и жизнь моя и кров,

Храни же честь свою, мое добро!»

Мы с той поры не ссорились ни разу,

И, если доверяете рассказу,

От Дании до Индии не сыщешь

Такой жены, хотя весь свет обыщешь.

И муж мне верен был, да упокоит

Его господь в раю, – того он стоит.

Теперь, коль я не утомила вас,

С господней немощью начну рассказ.

Слушайте слова, коими обменялись Пристав и Кармелит

Тут, рассмеявшись громко, кармелит

«Сударыня, – с улыбкой говорит, -

Да ниспошлет господь вам утешенье,

Такой длины я не слыхал вступленья».

А пристав, только это услыхал,

Громовым басом в голос закричал:

«Клянусь спасителя распятым телом,

Монахов с осами сравню я смело.

Ведь, в самом деле, муха и монах,

Что в кушаньях, что в винах, что в делах, -

Повсюду липнут и суют свой нос.

Чего ты это о вступленье нес?

Длинно иль коротко, но нам по нраву,

И мой совет: не портить нам забаву».

«Советуйте, советуйте, сэр пристав,

Пусть будет яростен ваш гнев, неистов,

О приставах такое расскажу,

Что вам, мой друг, наверно, удружу».

«Свою побереги, приятель, кожу.

И ты, монах, мне можешь плюнуть в рожу,

Когда о братьях истины позорной

Всем не раскрою я до Сиденборна.

Тебя, монах, порядком я позлю

Той правдой, прямо в сердце уязвлю».

«Цыц, петухи, – стал разнимать хозяин, -

Чего вы напустились целой стаей

И доброй женщине рассказ начать

Вы не даете. Будет вам кричать,

Опомнитесь и людям не мешайте.

Хозяюшка, рассказ свой начинайте».

«Охотно, сударь, коль святой отец

Меня благословит». Тут наконец

Утихли оба, молвил кармелит:

«Исполни, женщина, что долг велит,

И бог тебе воздаст за послушанье,

А мы послушаем повествованье».

Рассказ Батской ткачихи Здесь начинается рассказа Батской ткачихи

Когда-то, много лет тому назад,

В дни короля Артура (говорят

О нем и ныне бритты с уваженьем),

По всей стране звучало эльфов пенье;

Фей королева со своею свитой,

Венками и гирляндами увитой,

В лесах водила эльфов хоровод

(По крайней мере, верил так народ).

Чрез сотни лет теперь совсем не то,

И эльфов не увидит уж никто.

Монахи-сборщики повсюду рыщут

(Их в день иной перевидаешь тыщу,

Их что пылинок в солнечных лучах).

Они кропят и крестят все сплеча: