Керченская катастрофа 1942
Шрифт:
Среди первых посетителей каменоломен после их освобождения от оккупантов оказался и Сельвинский И. Л. Проценко И. С, проживавший в г. Ступино Московской области, мне рассказывал: "В начале ноября 1943 г. от нашего начальника политотдела подполковника Иванова А. Д. (255-я бригада морской пехоты) я получил задание сопровождать поэта Сельвинского И. Л. по Аджимушкайским каменоломням. С нами были четыре солдата-телефониста и их начальник капитан Софман. Солдаты держали связь со своим подразделением и освещали нам путь. Импровизированная "экспедиция" стала уходить вглубь каменоломен. Чем дальше мы уходили, тем тяжелее становился воздух. Пахло сыростью и тленом, на земле валялись тряпки, бумага, кости. Кое-где попадались непогребенные останки людей. На стенах были какие-то надписи, лозунги, фамилии. Сельвинский все это осматривал, делал записи в блокнот, подбирал клочки бумаги, читал их при свете фонарика, совал бумаги в карманы. В одном из проходов подземного лабиринта нам попался железный ящик. Он был открыт, там находились какие-то бумаги, конторская книга с подробными списками воинов, другие документы. Помню, что там были и продовольственные документы, ибо нас поразила крайне малая норма продовольственного пайка. Мне кажется, что это были остатки документации небольшого подразделения подземного гарнизона… Недалеко от ящика мы обнаружили целый отсек, где лежали останки солдат. Лежали они на шинелях с винтовками. Некоторые лежали посередине подземной галереи, другие вдоль каменных стен, третьи — полусидя, откинувшись к стене. Это было страшное зрелище. Воздух здесь был еще более тяжелым. Раньше мне приходилось участвовать в пяти десантах, убивать фашистов, я видел гибель многих моих товарищей, но этот подземный отсек Аджимушкайских каменоломен мне до сих пор кажется каким-то кошмаром. Потрясенные, мы стояли и молчали. И
152
См. также Князев Г. Н., Проценко И. С. Доблесть бессмертна. М.: Изд. "Политическая литература", 1986, сс. 5, 6.
Встречаясь с вдовой Сельвинского И. Л., Бертой Яковлевной, в Переделкино, я надеялся, что в писательском архиве поэта найдется что-то из документов, поднятых им при осмотре каменоломен. Сохранилось только два, можно сказать, довольно примитивных рисунка. На одном — контуры голов непогребенных аджимушкайцев, лежащих в ряд, на другом — останки человека, а рядом — отвратительная, хорошо нарисованная крыса. Вот и все. А во фронтовом дневнике поэта об этом посещении каменоломен нет записей, всего одна фраза: "Пишу Аджимушкайские каменоломни. Там все сказано, странно, не могу писать прозой, что требует стихов". Это большое стихотворение "Аджимушкайские каменоломни" было написано в период с 14 по 26 ноября и напечатано в газете Отдельной Приморской армии "Вперед, за Родину" 5.12.1943 г. Это было первое сообщение в печати о героизме подземного гарнизона. Текст стихотворения и особенно рабочие варианты поэта характеризуются подлинной документальностью увиденного. Проценко И. С. свидетельствует: "После нашей "экспедиции" в подземные штольни в газете вскоре мы прочитали поэму И. Сельвинского. Ее начало нас поднимало буквально как приказ. Поэму читали вслух, заучивали наизусть, по своей степени воздействия на нас она была сродни увиденному в Аджимушкае". После войны Сельвинский И. Л. доработал это стихотворение, в окончательном виде оно получило название "Аджимушкай". В дневнике поэта сохранилась вклеенная вырезка первой публикации в газете с многочисленными поздними правками и дополнениями. Они документальны и поэтому особенно ценны для историка. Сейчас хорошо известно, что организатором этой подземной обороны был полковник Ягунов П. М. Похоже, что Сельвинский уже в ноябре 1943 г. это знал. Вот одно из интересных дополнений:
"Ты пал, товарищ с верными полками, полковник боевой страны…"
В печатных изданиях этой вставки нет. Что это? Результат знакомства с какими-то подлинными документами, найденными в каменоломнях, или просто интуиция? А вот еще любопытные строки из уже отделанного текста:
"Товарищ! Кто ты? Может быть, с тобой сидели мы во фронтовой столовой?
Из блиндажа, не говоря ни слова, быть может, вместе наблюдали бой?"
В предисловии к этому стихотворению, напечатанному в журнале "Знамя" (№ 2–1945), поэт писал: "Посвящаю воинам, прикрывавшим отход наших войск из Крыма в 1942 г. Окруженные неприятелем, ушли они в Аджимушкайские каменоломни и предпочли медленную смерть немецкому плену. Мы нашли их скелеты, когда высадили десант на Керчь и захватили каменоломни. Я когда-то видел их живыми. Я пожимал когда-то их руки. Вот эти руки. Руки, которые спасли жизнь мне и моим товарищам". В наше время ни одна экскурсия в Аджимушкайские каменоломни не обходится без цитирования патриотического стихотворения Сельвинского И. Л. [153]
153
Интересно, что уже в это время поэт и драматург Сельвинский И. Л. не был фанатиком, этаким "кристально чистым" коммунистом, для которого вождь Сталин был предметом поклонения. Больше того, в это время он на фронте был инакомыслящим, как бы сейчас сказали, диссидентом. Крымский поэт Борис Серман в 1942 г. тоже воевал на Крымском фронте, где он числился в редакции газеты 15-й бригады ПВО. На фронте он был знаком с Сельвинским И. Л. и был с ним дружен. Их сближала поэзия, к тому же они были земляки, оба были из Симферополя. (См. Серман Б. День встает для добра. Симферополь: Изд. "Таврия", 1987, сс. 127–133). Борис Серман мне и художнику Буту Н. Я. рассказывал: "Как-то мы сидели с Ильей Львовичем в землянке вдвоем, и что-то меня дернуло похвалить Сталина. Он посмотрел на меня этаким учительским взглядом и сказал: "Боря, запомни: Сталин — это восточный деспот". Я опешил и не знал, что сказать. Дело в том, что я с Сельвинским не был так дружен и близок, чтобы говорить и слышать такое. По тем временам я, как коммунист и политработник, должен был сразу докладывать о подобных высказывания "куда надо" или по инстанции своему начальству". Серман Б. Е., конечно, никому не доложил, иначе бы эту историю он никому не рассказывал. После крушения Крымского фронта на Сельвинского все же кто-то написал из коллег донос о "неправильных", а может быть, и о "вражеских" взглядах. Фамилию доносчика знала Берта Яковлевна, но мне она категорически отказалась ее сообщать "для истории". Сельвинский готовился к самому худшему и поэтому "вычистил" свой фронтовой дневник. Многие страницы и часть их была им вырезана ножницами. Берта Яковлевна мне рассказывала: "В связи с этим доносом Илья Львович сильно переживал. Его в Москве долго не принимали, и командировка с фронта сильно затянулась, но его стихи печатали, пьесы тоже шли в театрах. Это нас успокаивало, и мы несколько дней проживали вместе в Подмосковье. Получилось что-то вроде отпуска. Наконец его вызвали и стали обсуждать его работу и творчество. Критиковали, точнее, ругали его страшно. Кое-что, конечно, было правильно, но больше поносили зря и несправедливо. На совещании присутствовал Сталин, но в обсуждение он не вмешивался, а ходил по комнате и, как водится, посасывал свою трубку. Когда обвинения достигли самого предела и Илья Львович ждал, что его снимут с должности и, возможно, сразу же арестуют, вмешался Сталин. Он сказал только одну фразу: "В общем, мы знаем товарища Сельвинского, он неплохой поэт". И тут обстановка сразу же изменилась — обсуждение продолжалось, но уже в дружеском тоне". В бумагах Фадеева А. А., который в то время был секретарем Союза Писателей СССР, сохранилась запись стенограммы заседания военной комиссии, на которой 13 июля 1942 г. заслушивался Сельвинский И. Л. Характерно, что в рабочих записях Фадеева "По страницам фронтовых и армейских газет" есть такай тезис: "Писатели в большинстве выросли на войне как передовые люди-патриоты и как профессионалы своего дела". И далее перечисляются фамилии: В. Лившиц, Шефнер, Чаковский, Трегуб, Корабельников, И. Френкель, И. Сельвинский (литературное наследство, т. 78, кн. 1, сс. 312, 320).
В начале 1944 г. по инициативе командования 414-й стрелковой дивизии было проведено более детальное обследование Аджимушкайских каменоломен. Для этого была создана комиссия по изучению злодеяний немецко-фашистских захватчиков в Аджимушкайских каменоломнях. В январе этого же года лейтенант Грицай Ф. А. нашел в Центральных каменоломнях общую командирскую тетрадь с записями, позже получившую название "Дневник политрука роты 2-го батальона 83-й бригады морской пехоты Александра Сарикова (или Серикова)". Вопрос авторства этого документа оказался сильно запутанным. Послевоенные исследования показали, что действительным автором дневника был учитель из станицы Ахтырская Краснодарского края младший лейтенант Трофименко Александр Иванович. Этот факт убедительно доказывает в своей публикации историк Кондратьев В. А. [154] Дневник велся с начала обороны каменоломен по 2–3 июня, т. е. примерно две недели, период самый трудный, когда создавался подземный гарнизон. Автор дневника, Трофименко А. И., весной 1942 г. закончил 2-е пехотное училище в Краснодаре и месячные курсы заместителей командиров рот по истреблению танков. Вместе с товарищами (выпускниками училища и курсов) 18 апреля он прибыл на Крымский фронт и был определен временно в резерв командного и политического состава, который в конце апреля стал располагаться в Аджимушкайских каменоломнях. В "журнале учета командного состава", найденном в каменоломнях, [155] перечислен 81 выпускник 2-го Краснодарского пехотного училища. Кроме Трофименко А. И., там имеются не раз упоминаемые в дневнике лейтенанты Филиппов Н. Д., Костенко В. И., Салтыков П. В., Резников И. П., Новиков Ф. Е. Оставшийся в живых Филиппов Н. Д. из Ставрополя (после войны он женился на сестре Костенко В. И.) рассказывает, что Трофименко командованием был назначен политруком в их группе, действительно он писал этот дневник и даже читал отдельные места из него своим товарищам. "Много лет спустя после войны, — сообщает Филиппов Н. Д., — я услышал выступление писателя С. С. Смирнова о Брестской
крепости, а затем об Аджимушкае. Я написал Смирнову письмо, в котором подробно описал жизнь подземного гарнизона. В частности, я писал в письме, что в катакомбах велся дневник, писал его мой друг А. И. Трофименко. Сообщая об этом, я еще не знал тогда, что дневник найден. Позже, когда он был напечатан, я сразу же узнал в его авторе своего друга Сашу Трофименко, узнал его характер, его жизнь". [156]154
Военно-исторический журнал, № 1, 1965, сс. 101–107.
155
"Журнал" представлял из себя большую конторскую книгу с подробными списками командиров, где, кроме фамилии, имени и отчества, указывалось образование, партийность и домашние адреса родственников. Основная масса командиров этого "журнала" входила в "резерв" фронта и была отправлена на фронт еще до немецкого наступления. В настоящее время "журнал" хранится в ЦАМО РФ, ф. Главной прокуратуры РККА, оп. 100960, д. 6.
156
В катакомбах Аджимушкая. Симферополь: Изд. "Таврия", 1982, с. 154.
Но откуда появилась фамилия Сариков-Сериков? Председатель комиссии 414-й стрелковой дивизии подполковник Гогатишвили Л. Д. в начале 60-х годов из Тбилиси мне писал: "Дневник был сильно потрепан, его трудно было читать, написан он был простым карандашом, почерк становился все неразборчивее и слабее, многие листы были вырваны". Вполне естественно, что в копию дневника вкралось значительное количество искажений. Читали ее и копировали в 414-й дивизии, которая считалась грузинской. Интересно, что в наиболее полной копии дневника, хранящейся в Центральном архиве Министерства обороны, в тексте автор называет себя дважды. Один раз как "Сериков", второй раз как "Старшинков". Обратим внимание, что вторая фамилия по написанию скорописью (но не по звучанию) сходна с фамилией Трофименко. В этой копии дневника много и других искажений. Например, неоднократно упоминаемый заместитель командира батальона капитан Капрал А. И. в действительности имел фамилию Капран. И он действительно зимой 1942 г. был командиром батальона 83-й бригады морской пехоты и был награжден орденом Красного Знамени за десант в Керчи в 1941 г.
О политруке 3-го батальона подземного гарнизона Семенюте В. А. в копии дневника имеется следующий текст: "В детстве Вася проживал в Татарии Гуляином Запорожской области". Анализ биографических данных Семенюты дал возможность поправить этот непонятный текст. В действительности фраза звучала так: "В детстве Вася проживал в Таврии, Гуляй Поле Запорожской области". [157]
Примеры искажений в копии дневника можно перечислять и далее. Но интересно и то, что среди защитников Центральных Аджимушкайских каменоломен был и политрук Сериков. В результате длительных поисков удалось установить, что политрук 4-й роты 530-го стрелкового полка 156-й стрелковой дивизии Сериков Дмитрий Давидович попал в каменоломни с группой воинов из своей дивизии. В группе, кроме того, были медицинские работники: Менжулина А. В. (позже Мищенко, проживала в г. Воронеже), Фалк Е. А., Петрушнов И. Ф. и другие. Сериков Д. Д. числится в списках без вести пропавших, в архивных документах сохранился домашний адрес его жены Ефросиньи Михайловны: Сталинградская область, Лимановский район, Злодневский сельский совет, колхоз имени Шевченко. Поиск родственников Серикова Д. Д. остался безрезультатным.
157
ЦАМО РФ. ф. Главной прокуратуры, оп. 100960, д. 6.
Дневник Трофименко А. И., как один из ярких документов, разоблачающих злодеяния фашистов, попал в Главную военную прокуратуру Красной Армии вместе с некоторыми другими документами, найденными в Аджимушкайских каменоломнях. А затем это дело попало обычным порядком в Центральный архив Министерства обороны. Это первая и самая полная копия из найденных до сих пор, она с небольшими купюрами цензурного порядка была подготовлена мною и напечатана с комментариями в сборнике "В катакомбах Аджимушкая" 2–4 издания. А впервые этот дневник был опубликован в "Военно-историческом журнале" № 8, 1962. Его подготовили к печати Добровольский П. Я. и Харитонов А. Д.
Интересно, что на многочисленные публикации о героической обороне каменоломен откликнулся Грицай Ф. А., нашедший дневник. Он встречался и переписывался с заведующим музеем "Аджимушкайские каменоломни" Щербаком С. М. Грицай сообщил, что при сдаче им дневника все листы в нем были целы, а вырвали их "грузины из 414-й стрелковой дивизии", которым не понравились в тексте дневника выпады против военных выходцев с Кавказа. Действительно, 414-я стрелковая дивизия была сформирована большей частью из грузин, командование, политический состав тоже были из Грузии. "В указанной копии дневника действительно на месте вырванной страницы сохранился оборванный текст, где говорится о слабых боевых качествах кавказцев-"ялдашей".
Естественно, напрашивается вопрос: сохранился ли и где сейчас находится подлинный дневник Трофименко А. И. Поисками его в свое время занимался писатель Смирнов С. С. При встрече в Союзе писателей в Москве он мне рассказывал, что в свое время он поручил архивным работникам об этом дневнике навести справки. По следам входящих и исходящих бумаг им удалось проследить, что подлинный дневник попал в архив при ЦК КПСС, который для исследователей был тогда закрыт. Через редакцию журнала "Вокруг Света" я тоже пытался найти этот документ, но в этот раз последовала неудача.
Почти одновременно с дневником Сарикова-Трофименко в Малых Аджимушкайских каменоломнях был найден дневник старшего лейтенанта Клабукова А. И. Этот дневник велся с середины июня до 20 августа 1942 г. В 1944 г. в политотделе Отдельной Приморской армии с этого дневника была сделана копия. Долгие годы она хранилась в личном архиве бывшего работника политического управления Таврического военного округа Н. И. Ваулина. В 1967 году он передал эту копию в Центральный музей Вооруженных сил СССР и в Керченский историко-археологический музей. Но о содержании дневника было известно и раньше. Дело в том, что в 1944 или в 1945 гг. Ваулин Н. И. на основании дневников Трофименко и Клабукова, а также на основе других найденных в каменоломнях документов написал статью в одну из газет о героическом подвиге аджимушкайцев, но статья не была опубликована. Однако, попав в партийный архив Крымского обкома компартии Украины, она явилась серьезным источником для изучения истории Аджимушкая в 60–70-х годах. [158] В копии дневника Клабукова тоже есть искажения фамилий, но они незначительны. В результате проведенных исследований стало известно, что Клабуков Александр Иванович, участник Гражданской войны, перед войной работал в Керчи на табачной фабрике. Он был родным дядей керченскому журналисту Биршерту В. В., известному в связи с ранними публикациями об Аджимушкае. На Крымском фронте Клабуков воевал помощником начальника штаба 823-го стрелкового полка 302-й стрелковой дивизии, а до этого он служил в 1-м запасном полку Крымского фронта. В мае ему было присвоено воинское звание капитан, но об этом он узнать уже не мог, ибо попал в окружение. Этот дневник с комментариями я тоже опубликовал в сборнике "В катакомбах Аджимушкая" (2–4-е издание). Местоположение подлинного дневника Клабукова А. И. так до сих пор и неизвестно.
158
Бывший партийный архив Крымского обкома КП Украины, ф. 156, св. 227, д. 4704. Роль Николая Ивановича Ваулина, как первого историка и собирателя документов по теме "Аджимушкай", нашей общественностью до сих пор не оценена. Это был скромный, очень добросовестный исследователь, хотя в печати по теме он участия не принимал. Позже он много лет работал в Москве в центральном музее Вооруженных сил, и советы его всегда были доброжелательны и исключительно ценны.
Дневник Трофименко в отрывках был переведен и на грузинский язык. Это сделал, очевидно, редактор газеты 414-й стрелковой дивизии, журналист и писатель А. Кокилашвили, литературный архив которого попал в Государственный литературный музей Грузии. Следует сказать, что вклад выходцев из Грузии в оборону Аджимушкайских каменоломен значителен. В найденных документах постоянно попадаются грузинские фамилии. В 1982 г. по инициативе первого секретаря ЦК КП Грузии Шеварднадзе была создана специальная научная группа по изучению событий в Керчи и в Аджимушкае в 1942 г. Группа выпустила довольно интересную и полезную книгу, которая была переведена на русский язык. [159] К этому следует добавить, что останки воина для Могилы Неизвестного солдата, сооруженной в Тбилиси, были взяты из Аджимушкайских каменоломен.
159
К. Пкитишвили, А. Матиашвили, Э. Купатадзе. Героический подземный гарнизон. 1942-й год: Керчь, Аджимушкай. Тбилиси: Изд. "Сабчата Сакартвело", 1985, сс. 5, 16.