Кетанда
Шрифт:
В наступившей тишине прорезались ночные звуки. Прозрачный от лунного света воздух был полон всплесками, пересвистами, кряканьем, еще какими-то криками, не сильно приятными в темноте. Ночь гуляла. Где-то совсем недалеко раздался гортанный гусиный гогот. В протоке все время играла рыба. То там, то здесь. Плескалась и плескалась. Временами — Петька понимал это по тяжелым глухим ударам — выворачивалось что-то крупное. Большой жрал меленького.
Леха перелез на нос лодки и посветил фонариком. Потом вернулся и встал за руль:
— Все правильно. Держись давай. Палатку будем ставить.
Мотор ревел, катер, раздвигая носом тростник, втискивался вглубь.
Леха разложил сиденья — получился ровный, мягкий пол — и наладил на шесте над лодкой газовую лампочку. Петька даже крякнул от удовольствия, когда она ярко засветилась. Вокруг стояла черная, холодная ночь, на небе было полно звезд, а здесь в их тростниковом закутке было светло и даже, казалось, тепло.
— Ну все, раздевайся, будем чай пить. — Леха достал примус.
Мужики сняли куртки, остались в одних свитерах и стали «накрывать на стол».
Хорошо посидели. Вспоминали былые подвиги и глупости, пили за друзей, преподавателей, Леха про охоту интересно рассказывал. Где он только не был, и в Африке, и в Сибири, и даже в Канаде на белого медведя охотился. Одна только лицензия на него стоила десять тысяч долларов, и Петька на мгновение вспомнил про свою проблему, но не стал ничего говорить. Не хотелось портить праздник.
Леха проснулся от гогота близко пролетевших гусей. Высунул голову из-под тента. Светать еще не начало. «На Большой ильмень уходят», — объяснил сам себе и расстегнул спальник.
— Петюня! — позвал негромко.
— Чего? — заворочался Петька. Петька был совой, до рассвета мог просмотреть телевизор или просидеть с каким-нибудь сложным ремонтом, а утром вставал плохо. На работе к этому привыкли и не трогали.
— Нажрались, говорю, гуси. На большую воду валят. Ничего, вечером вернутся. — Леха надел куртку, разжег примус.
Петька снова захрапел.
— Петька, ты что, пес, спать сюда приехал?! — рассмеялся Леха. — Ты же рыбу хотел ловить!
— Ну не в такую же рань. — Петька стал натягивать спальник на голову.
Леха свернул тент и зажег лампу. Сразу стало зябко, листья тростника засверкали инеем. Он скрутил свой спальник, засунул в носовой рундук, настрогал сала, колбасы, хлеба, достал пачку пряников. На примусе запрыгал, заплевался кипятком чайник.
— Ты что будешь — чай или кофе? — толкнул он Петьку в большую круглую задницу.
— О-ох, — раздалось тяжелое, обреченное кряхтение, и всклоченная Петькина голова высунулась из спальника.
— Давай умывайся и садись, — Леха отхлебнул из кружки. — Морда у тебя вполне приличная, как будто вчера молоко пил.
Петька вылез из мешка, глянул в свою кружку, куда Леха уже бросил пакетик чая. Подумал о чем-то:
— А ты что, не похмеляешься?
— Нет, — Леха провожал взглядом пролетающую над ними стаю бакланов. Небо уже начало сереть. — Похмелишься, окривеешь — какая к черту охота?!
Петька посмотрел на Леху, как будто пытаясь понять, что тот сказал, но, так и не поняв, потянулся за бутылкой.
Сначала они уехали к самому морю. На раскаты. Впереди синело бескрайнее пустое пространство, а здесь, где они остановились, было еще немного небольших колков — камышовых островков. Петька вертел головой, пытаясь понять, где же кончается Волга и начинается море. Под ними было неглубоко и прозрачно,
травы поднимались со дна. Леха тоже не знал:— Наверное, все-таки еще Волга, вода-то пресная, — он уже собрал свое ружье и теперь собирал для Петьки.
Петька зачерпнул ладонью, так и есть — пресная, но впереди ничего не было, только вода, сначала серая, а потом — дальше — синяя. Черт, сколько же воды… значит, там, где синее, наверное, уже море.
Они замаскировались в совсем маленьком, чуть больше лодки, колочке, разбросали вокруг утиные чучела, постояли немного, наблюдая за небом, но что-то Лешке не понравилось, они всё собрали и переехали в другой колок. Здесь на них начали было налетать утки, но Леха снова стал собираться, и они опять переехали. Петька не был охотником и не очень понимал, зачем вся эта колгота — он лучше бы просто посидел с бутылочкой, на море посмотрел, он его первый раз в жизни видел. Но на новом месте утки начали налетать так часто, что стволы не успевали остывать. Петька поначалу мазал, потом приноровился и стал попадать. Леха его хвалил, хотя видно было, что сам он к этой охоте относится спокойно. Он все время осматривал горизонт и, увидев где-то далеко гусей, брал в руки бинокль. Бормотал что-то, разговаривая с ними. Потом, не обращая внимания на уток, рассказывал Петьке о гусях — как и что будет вечером, как стрелять. А Петька разохотился. Уезжать не хотел.
День выдался хороший. На небе ни облачка, солнце припекало, слепило, отражаясь. Вода вокруг была гладкая, и казалось, что теплая. Ветерок чуть пошевеливал тростник. Глядя на всю эту благодать, никак не сказать было, что уже середина октября.
Они собрали битую дичь — уток оказалось много, и разных, Петька никогда таких не видел, — приняли по сто грамм, перекусили и поехали на рыбалку.
Петька развалился на мягком сиденье, курил и, сыто порыгивая, смотрел на мелькающую мимо воду, на водяных курочек, бегом удирающих по поверхности в камышовые заросли, на огромное, чуть белесое осеннее небо. Настроение у него было отличное. Он с удовольствием озирался на уток, лежащих в корме, и думал, что уже не пустой домой приедет. Представил, как пацанам показывает, Светке… И опять вспомнил про деньги.
Не любил он на рыбалке думать про такое, но куда деваться — тесно жили. Вшестером в двухкомнатной. Светкина мать спала на кухне. Так-то, вроде, и ничего, не ругались, но тесно. А месяца два назад сосед Петькин собрался продать свою однокомнатную квартиру. Можно было купить, прорубить дверь, и тогда бы у них стала трехкомнатная. Даже четырех — из соседской кухни получалась отдельная комната для тещи. Они со Светкой не раз рисовали план их новой квартиры, но сосед хотел десять тысяч долларов, и Петька не знал, где их взять. Светка предлагала взять в банке, но смущали большие проценты. Он тогда подумал про Леху. Подсчитал даже, что смог бы отдать лет за пять или за четыре. Но не знал, как спросить. Сидел возле телефона с раскрытой книжкой, курил одну за другой, да так и не позвонил.
Он решительно нахмурился и подумал, что сейчас, наверное, можно. И — опять заволновался. Не знал, с чего начать. Покосился на Леху. Тот, прищурившись, осматривал горизонт. Руки спокойно лежали на руле. Катер летел, чуть подрагивая на мелкой волне.
— Я, это… слышь, Лех… — Петька замялся и трусливо свернул в сторону, — когда же ты работаешь, если ты прямо как егерь. Все тут знаешь… все время на охоте, что ли? — ему самому не понравилось, как он начал. Как будто подлизывался.
Леха повернулся к Петьке.