Кевларовые парни

— Это ваши дела, а у меня теперь с ним своя бухгалтерия. Придется «счетчик» включать.

— Счет ему предъявить хочешь? Тогда я тебя больше не знаю.

— Дело твое, но в таком случае сам выворачивайся, чтобы не посадили. Я — пас.

— В смысле?

— Этот малый уже определился — и по тебе, и по твоей фирме. Вчера мне простучали из прокуратуры: засветки пошли по всем линиям. И по твоему компаньону из Штатов, и по Нижнему, и по махинациям. Не сегодня-завтра все это, — Панков обвел глазами офис, — полетит к чертовой матери, вместе с твоим папашей породистым. На него уже во-о-от такое досье в прокуратуру передали. Что так побледнел?

— И на отца? — прошипел севшим голосом глава фирмы. Взгляд Горбунова стал осознанным и почти трезвым. Дело становилось очень серьезным. «Вопрос только, что в том досье. Прямых показаний быть не может. Он же ни по одному документу не проходит. Но это по документам фирмы. А что если его зацепили сбоку? Отец ведь не делится своими секретами, мало ли что у него попутно может быть. Последнее время он совсем не в своей тарелке. То на здоровье жалуется, то на начальство. Скрытный, ничего лишнего не скажет. Значит, действительно тучи сгущаются».

— Что молчишь? — Панков пригубил пятизвездного.

— Думаю.

— Поздно думать. Шевелиться надо. Пока не поздно — родителя шевельни. А насчет меня запомни: я у тебя больше не работаю. Но мазать меня не вздумай. Ты, конечно, белая кость, а я мент, но я зато не такой брезгливый. Доходит? Или по буквам повторить? А то, может, одумаешься? Кадры решают все. Нельзя кадрами бросаться.

— Я одумался! — Горбунов снова готов к бою. Последнему — Что надо?

— Вот это другое дело. — Панков снова видит мужчину, готового к решению. — Пятизвездный! — Он поднимает рюмку.

— Звезды все брешут! — изрекает тот, но коньяк пьет. — Значит так. Соколов — твое дело, деньги — мое, прокуратура — дело отца. Не все потеряно. За что кровь на баррикадах лили!

Панков — человек серьезный. Слов на ветер зря бросать не будет, тем более что фигура Соколова стала серьезно раздражать. Работа в отношении него «по полному профилю» практически ничего не давала. По телефону он говорил редко, подходов к конторе не было. Предпринятая попытка установить там контакт результатов не принесла. Традицию «болтун — находка для шпиона» здесь блюли свято. Что и как задумывалось в конторе, выяснять было крайне сложно. Даже многие парни из отдела Соколова не знали стратегического замысла, не говоря уж о тактическом. Вакуум! И тем не менее пора было ставить точку. Может, и другим наука будет.

Найти людей для подобного дела было невозможно. Мало кто, даже из матерых, рискнул бы поднять руку на сотрудника госбезопасности. Выйти с предложением, даже за большие деньги, — риск великий и неоправданный.

Панков в свои силы верил, а потому без особых терзаний решил идти на дело сам. Не лаптем щи хлебали в ментовке! Тоже кое-что умеем.

«Телефонисты» вторые сутки нюхают помойку. Вводной информации никакой. «Выезжаю, ставь обед!» — и все. Вот и сейчас слышен знакомый голос:

— Я закончил, еду домой.

Судя по всему, их мытарства кончаются. Старший набирает номер радиотелефона.

— Он выезжает.

— Сейчас буду. Делаем, как договорились.

«Телефонисты» вылезают из машины, входят в подъезд. Один из них, встав на плечи другому, вывинчивает лампочку.

Подъезд погружается во тьму.

Олег в машине, настроившись на ту волну, удовлетворенно расслабляется: в эфире тихо. В зеркале заднего вида никого. Через сорок минут дома, можно будет отдохнуть. Впереди тяжелые дни. Материалы для прокуратуры подготовлены. Для возбуждения хватает за глаза… Дальше, естественно, все будет сложнее. Каждый эпизод — это недели работы, но зато удовлетворение… Тьфу, тьфу, тьфу! — Олег плюет через плечо. Нет, удовлетворение не оттого, что человек, сыгравший роковую роль в судьбе Олега, понесет наказание. А просто потому, что парни сохранились. Не ушли, не бросили дела, которому присягали. И сегодня их форме могут позавидовать многие. Цепь незначительных ситуаций вывела на ситуацию крупнейшую. Господи, как просто! Семейный подряд. Папаша пробивает делишки на государственном уровне, сынок — на коммерческом. Папаша прикрывает, сынок — подгребает. Если что не так — а правоохранительные органы на что?

Сводки, полученные в процессе разработок, — яркое свидетельство оборотной стороны медали. Как не похожа она на лицевую. Как не похожи люди на тех, за которых себя выдают. Буйство цинизма.

Если все пойдет как надо, а прокуратура обещала содействие, то на следующей неделе будет поставлена точка. Неплохой букет получается. Махинации с бартером, часть которого так и не поступила в Россию. Укрывательство доходов, а следовательно, неуплата налогов. Пособничество деятельности ряда бандитских группировок.

А папаша! Гребет с двух рук и во все карманы. Но и на него и показания, и материалы есть. Одна загвоздка — депутат! Это при коммунистах можно было за полчаса лишить полномочий. Сейчас значительно сложнее. Новые парламентарии своих не сдают. Не было еще случая, чтобы на Олимпе кого-то отдали в волосатые руки правосудия. «А если завтра меня?» Но где наша не пропадала.

«Пятерка», разбрызгивая грязь, почти плывет по Садовому кольцу.

Дед последний раз оглядел кабинет. Стол чист, сейф опечатан. Последний ритуал — вешает кобуру под пиджак, вынимает из стола пистолет, сует его под мышку, набирает номер телефона. Длинные гудки. Набирает еще раз. Гудки. Как сигнал тревоги, как колокола громкого боя. Дед, меняясь в лице, выглядывает в коридор.

— Соколова никто не видел?

— Уже ушел, — доносится из соседнего кабинета.

Дед хлопает дверью и мчится по лестнице, перемахивая через ступени. К счастью, отдельская белая «Волга» на месте. Водитель копается в моторе. Дед бросается к нему:

— Сделал?

— Да вроде…

— Ну-ка, дай! — Дед рвет машину с места. Визжат колеса, синий попугай на крыше стремительно вращает своими крыльями.

«Волга» рассекает поток, частники шарахаются в сторону, чудом уворачиваясь от этого снаряда. Визжат тормоза, орут клаксоны. Гаишники скромно опускают глаза долу.

Запарковав машину, Олег ставит на педаль костыль, намертво сцепляя ее с рулем. «Хоть и старая, но береженого Бог бережет». У подъезда сталкивается с хозяйкой рыжего спаниеля.

Цены бы не было старым московским домам, кабы не крутые лестницы и отсутствие лифтов.

— А, черт, — ругается Олег, окунаясь в абсолютную темноту следующей лестничной площадки. Он спотыкается и роняет ключи от машины. Связка звенит по ступеням.

— А, черт! — снова ругается он и, присев, пытается в темноте нашарить ключи. В тот же миг кто-то неразличимо тяжелый бросается на него из темноты. Олег машинально ставит нападающему подножку, откидывается к стене, но не успевает распрямиться: кулак, упакованный в кастет, врезается ему в щеку. Это явный просчет нападающего. На два сантиметра ниже!

Начинается схватка.

«Сколько их? Двое? Трое? Все-таки подловили. Зря, значит, хорохорился перед Дедом. Того, который кинулся первым, не слышно. А второй не слабак. Почудилось, или тот, первый, поднялся? Он там один или нет? Пока еще есть время, настырного надо ломать. Ну?»

Дед чуть не давит колесами рыжего спаниеля. Не заглушив двигателя, он рвет дверь подъезда на себя.

— Хулиган! — визжит дама. Заливается лаем холуйствующий пес.

«Темно, как у негра… — Дед слышит глухие удары и короткие вскрики. — Опоздал!»