Кейджера Гора
Шрифт:
– Встать, - рыкнул он.
Мы не мешая, вскочили и выпрямились, после чего он медленно пошёл вдоль шеренги рабынь, пристально рассматривая каждую женщину.
– Так, - протянул он, - похоже, опять обычная коллекция самок уртов и тарсков. Но, я вижу, по крайней мере, две из этого зверинца представляют некоторый интерес. Имя?
– Тиффани, Господин, - не сразу поняв, что мужчина обращается ко мне, а потому замешкавшись, ответила я.
– Мы собираемся быть хорошей девочкой, не так ли, Тиффани? – спросил он.
– Да, Господин, - задрожав от страха ответила я.
Он словно почувствовав
– Ну а Ты кто у нас? – повернулся он к стоящей рядом со мной рабыне.
– Эмили, - отозвалась девушка позади меня.
– Ты ведь тоже будешь хорошо себя вести, разве нет, Эмили?
– Да, Господин! – ответила она не менее испуганно, чем я.
Надсмотрщик отошёл от нас, и повернулся лицом к строю.
– Вы все рабыни, - объявил он. – А я - Боркон, ваш мастер плети. И в пределах этих стен Вы всё равно, что мои собственные рабыни и всеми способами. Это понято?
– Да, Господин, - пролепетали некоторые из девушек.
– Громче!
– рявкнул он, - все вместе!
– Да, Господин!
– хором закричали мы.
– Теперь Вы будете работать, жрать, пить, спать, мечтать и даже течь и ссать по моей команде, - сказал он.
– Да, Господин! – ответил ему дружный хор женских голосов.
– Если в ком-либо из Вас ещё сохранилась гордость или храбрость, я выбью из Вас эту дурь. Я выбью из Вас всё, что будет мешать Вам стать хорошими рабынями. Ну, так что? Есть здесь кто-то, кто сохранил в себе гордость или храбрость?
– Нет, Господин! – прокричали мы.
– А я сохранила, - вдруг громко заявила Лута.
– Шаг вперёд, и встать на колени, - приказал Боркон.
Лута повиновалась. И хотя она была крупной, сильной женщиной и, возможно, случись нам драться, избила бы любую из нас, тех, кто были меньше и слабее, но по сравнению с Борконом, она выглядела маленькой, и становясь перед ним на колени, вдруг показалась робкой и слабой.
– Ты кто? – спросил надсмотрщик, разглядывая коленопреклонённую фигуру.
– Лута, Господин, - представилась женщина.
– И сколько же времени Лута была рабыней? – поинтересовался Боркон, отстёгивая плеть со своего пояса.
– Неделю, Господин, - ответил та.
– Удивительно, что женщина, такая как Ты выжила так долго, -усмехнулся он. – По-моему, к настоящему времени, Ты уже должна быть убита.
– Господин? – запнувшись пробормотала она.
– На четвереньки, - скомандовал надсмотрщик, и Лута не раздумывая встала на руки и колени.
И тут он ударил её. Через мгновение, с недоумением в глазах, рыдая и задыхаясь, Лута уже валялась на животе на камнях двора, превратившись из ещё недавно гордой женщины, в выпоротую рабыню.
– А разве не предполагается, что Ты должна стоять на карачках? – ядовито поинтересовался Боркон.
Лута содрогаясь от рыданий, с трудом поднялась на четвереньки.
– Чтобы ни у кого из Вас, грязных животных, не оставалось сомнений относительно Вашей судьбы, знайте, я имею право, если пожелаю, - объявил он, обращаясь ко всем, - забить Вас до смерти, или просто убить любую из Вас.
Лута
сжалась и задрожала.– А в Тебе я и вовсе не нахожу особенной нужды, - сказал он, уже обращаясь к ней. – Может Ты сама назовёшь мне хотя бы одну причину, по которой я не должен накормить Тобой слина этим вечером, потому что сам я не вижу ни одной.
– Господин? – непонимающе спросила она.
– Ты - рабыня, - прорычал он.
– Ты либо работаешь, служишь и отдаёшься, либо подыхаешь. Так и быть в первый раз я позволю Тебе самой принять решение.
– Господин?
– спросила она, явно напуганная его словами.
– Решение за Тобой, рабыня, - усмехнулся он.
– Выбирай, что Тебе лучше, слушаться, или вместе со мной пойти кормить слина. Меня устроит и то, и другое.
– Пожалуйста, Господин! – заплакала Лута.
– Так что Ты для себя решила, хочешь служить и отдаваться, или сдохнуть в зубах слина? – настаивал он.
– Я буду настолько добр с Тобой, что дам десять инов, на раздумье. Раз! Два! Три!
– Я буду служить! – отчаянно закричала она.
– А теперь, повтори яснее, - потребовал он.
– Я хочу служить и отдаваться! – прорыдала Лута.
– И безоговорочно?
– уточнил Боркон.
– И безоговорочно! – добавила она.
– Желаешь ли Ты служить и отдаваться, и без каких либо оговорок, -переспросил он.
– Да – сказала она, и сама повторила: - Я желаю служить и отдаваться без любых оговорок!
– А теперь ответь мне, Ты умоляешь меня, чтобы я позволил Тебе служить и отдаваться, и без каких либо оговорок, - спросил надсмотрщик.
– Да! Да, - отозвалась она и эхом повторила: - Я умоляю позволить мне служить и отдаваться, и без каких либо оговорок!
– Теперь Ты можешь поцеловать мои ноги.
Лута, безнадёжно, испуганно и кротко поцеловала ноги Боркона.
– Ещё, - приказал мужчина.
– Да, Господин, - прошептала рабыня, припадая губами к его ноге.
– Ну что, и где теперь твоя гордость? – поинтересовался мастер плетей.
– Её больше нет, Господин, - всхлипнула Лута.
– А куда делась твоя храбрость?
– Её тоже нет, Господин.
– Целуй плеть, - приказал Боркон, - как рабыня.
Лута с ужасом глядя на плеть, только что доставившую ей столько страданий, осторожно прикоснулась к ней губами.
– Теперь, в строй, на своё место, - скомандовал он
– Да Господин, - сказала рабыня и, поднявшись, поспешила к остальным.
– Мы все собираемся быть приятными, и выполнять нашу часть работы, не так ли?
– спросил Боркон.
– Да, Господин! – хором прокричали мы все, на этот раз, включая Луту.
Надсмотрщик прошествовал к началу шеренги, и поднеся свою плеть к губам первой девушки, приказал:
– Целуй плеть! Тебе, что нечего сказать?
– Я целую плеть Боркона, - отозвалась рабыня.
– Кого Ты любишь? – спросил он.
– Боркона, - ответила та.
Вскоре и я почувствовала, прижатую к моим губам плеть, и не раздумывая, поцеловав жёсткую кожу, произнесла:
– Я целую плеть Боркона.
– Кого Ты любишь?
– Боркона, - послушно ответила я, и в следующий момент плеть уже целовала Эмили, стоявшая между мной и Лутой.