Кейс с двойным дном
Шрифт:
– Добрый вечер! – покричала она в открытую дверь.
Но не услышала ни одного звука.
– Можно войти?
В ответ тишина. Куда все подевались? Она боялась заходить внутрь, и заглянула в окно. Почерневшие рамы с мутными стеклами и грязной ватой между ними, которая не менялась, наверное, со второй мировой войны, так вся пожелтела. Всюду навален хлам, как на помойке, и ступить порой некуда…
Аня обошла дом, заглядывая в окна, но ничего не увидела. Пока она бродила вокруг дома стало совсем темно.
Вот она влипла! Найти в этом богом забытом уголке гостиницу
«Неужели Олег ест и спит в таком доме. Представить себе не могу. Если окна такие грязные, то какими грязными должны быть тарелки и еда…»
– Есть кто-нибудь дома?
Неожиданно кошка выскочила ей под ноги, завизжала и ринулась прочь, уронив что-то тяжелое на пол. Закричав от испуга, Аня быстро забежала на кухню. Наощупь нашла выключатель и включила свет.
– Не может быть! – вырвалось у нее.
Бардак такой, что трудно было поверить, как тут вообще могли жить люди. По углам валялись пустые бутылки, с люстры свисали длинные ленты клейкой бумаги, почерневшие от налипших мух. Мухами было засижено все: и потолок, и стены, и люстра. Немытая посуда в тазу с мутной водой, которая уже забродила. Аню чуть не вывернуло. Она отвела свой взгляд от стола, но от вида слизкой тряпки, лежавшей на плите, ей опять стало плохо. Она потрогала чайник – теплый…
Вдруг послышалось невнятное бормотанье. У нее от страха подогнулись колени, и на полусогнутых Аня подошла к двери. Заглянув, она увидела какое-то шевеление в комнате. Щелкнула выключателем. На старом продавленном диване, в смятых засаленных брюках, в одном ботинке – похоже, сил не хватило снять второй, в дырявом носке лежал мужчина. Он был такой потрепанный, что ничем не отличался от грязного дивана, на котором лежал. Бледное лицо, тощая жилистая шея, с резко выдающимся кадыком; череп, обтянутый высохшей кожей, мутный тупой взгляд, мешки под глазами… Неужели, это отец Олега?..
Он лежал, словно в хлеву. В углу была свалена вся обувь, которая имелась в доме. На этажерках – цветные вазочки, покрытые слоем пыли, как в лавке старьевщика; стулья, завалены каким-то тряпьем; пивные бутылки, выстроенные в шеренгу вдоль стены…
Больше всего Аню поразила не бедность, а грязь. Почему, если бедно, то обязательно грязно? Наверное, одно следует из другого. Если бы люди, живущие в таких жутких условиях, были аккуратнее, то и дела у них шли бы лучше. Как говорится: каждому – по заслугам…
Пока она размышляла, мужчина привстал и посмотрел на нее бессмысленным взглядом. Как он ни тужился, никак не мог понять, что происходит и кто она такая?
– Добрый вечер! – начала разговор Аня. – Не подскажете мне, где Олег?
– Какой Олег? Что тебе нужно? – обратив на нее выцветшие глаза, лежащий дрожащими руками пригладил волосы.
В это время послышался громкий окрик, и в дом решительно вошла огромная бабища – мать Олега. С того времени как Аня видела ее в последний раз,
она увеличилась почти вдвое. Стоя в дверном проеме и полностью перекрывая его, она переводила взгляд с отца на Аню. Он весь сжался и походил на трусливо озиравшегося хорька.– Не знаю, что она тут делает, – оправдывался он.
– Добрый вечер! Вы меня не помните? Анна – жена вашего сына.
– Олежки? – спросила мать.
– Да.
– Припоминаю, – закивала головой старуха. – Ты приезжала как-то… Что-нибудь случилось?
– Это я вас хотела спросить, – ничего не понимая, ответила Аня.
Они тупо уставились на нее. Тут до Ани дошло, что они ничего не знают. Ей стало не по себе, ведь она была уверенна в том, что Олег здесь.
– Олег сказал мне, что вы… – она запиналась, подыскивая слова.
– Сказал, что у отца… инфаркт… и он при смерти…
Отец тупо замотал головой:
– Я?.. При смерти?..
– Надеюсь, ты не хотела пошутить? – спросила мать зловеще, скрестив мощные руки на пузе.
– Конечно, нет. Разве этим шутят? Олег вылетел в Тюмень три дня назад… и после этого ни разу не позвонил мне… Его мобильный тоже не отвечает.
– У меня инфаркт, – отец схватился за сердце. – Мне срочно нужно принять…
– Чего тебе нужно?! Ты только посмотри на него – опять сегодня с утра надрался, – закричала мать.
– Как это надрался? Я?! Разве это надрался? Так… заложил малость…
– Видишь, как бывает с мужиками. Утром маялась с давлением и недоглядела. А этот, – она ткнула в него жирным пальцем.
Отец опять весь сжался, и его испитое лицо сморщилось, как печеное яблоко.
– Мне нужно бы прополоскать горло, чтобы заглушить перегар, – жалостливо заканючил он.
– Цыц! Решил опять наклюкаться?
– Да нет же, но у нас гостья… Ужинать будем, то да се…
– Будем! – согласилась она. – Если ты подсуетишься, но я этого не вижу!
– Нужно чего-нибудь на стол… Как же иначе?.. Гостья…
– Кому нужно? Гостье меньше всего это нужно, – заорала на него мать.
– Не придирайся к словам, – застонал он, потирая виски руками.
– Нехорошо мне что-то… Поел бы я…
– Да. Нужно поесть, – согласилась мать. – После того, как поедим, во всем разберемся. Сейчас щи поставлю разогревать.
От вида непромытых тарелок и липких ложек, у Ани пропал аппетит. Даже стол мать не удосужилась вытереть – клеенка была вся усыпана крошками хлеба, табака и каплями от варенья. Вид щей тоже не прибавил аппетита, а уж выставленная на стол банка со сметаной… Заметно было, что в нее залезали ложками или вилками, которыми до этого ели борщ, винегрет, томатный соус…
– Что там насчет Олежки? – спросила мать, после того, как хлебнула несколько ложек щей.
Отложив ложку, Аня рассказала все с самого начала.
– Его нет дома всего три-четыре дня? И ты приехала сюда? – удивленно спросила мать.
Аня растерялась от этого вопроса, не сразу найдясь, что ответить.
– Знаешь, что этот, – она ткнула жирным пальцем в отца. – Пропадал и на полмесяца. Первую неделю я не волновалась обычно…
Отец поддакивал с набитым ртом, шумно хлебая щи.