КГБ играет в шахматы

В Союзе должны были знать, где я нахожусь, чтобы вовремя реагировать на мою активность. Ведь я находился под советским бойкотом, то есть в турнирах вместе со мной советские гроссмейстеры не участвовали. По-видимому, возле меня за границей находилось несколько стукачей; и у советской разведки неплохо получалось наносить превентивные удары. Прокол у них случился лишь один раз. Я прибыл на турнир в Лон-пайн, и туда приехала советская делегация. У меня, знаете ли, была квартира на Манхэттене, и из нее я мог совершать иногда вояжи, не доступные информации советской разведки. А в Германии КГБ вело себя свободно, позволяя в отношении меня враждебную деятельность. В одной из операций КГБ, в мае 1978 года, активно участвовал и «засветился» шахматный мастер Я. Эстрин.

В городе Женева в начале 1980-х я познакомился и побывал в гостях у эмигранта по имени Дзержинский, внука основателя и вождя ВЧК — Всероссийской чрезвычайной комиссии. Неохота заниматься здесь историей возникновения КГБ, но чудится мне, что кровожадная, беззаконная ВЧК оказалась повивальной бабкой современного монстра, прозванного ФСБ.

После смерти Феликса Эдмундовича всех его чад и домочадцев, как водится в Советском Союзе, отправили в Сибирь. Позже они получили возможность эмигрировать. Сначала внук прибыл в Израиль, оттуда уехал и основался в Швейцарии. Из разговора с внуком и его поведения я понял, что тот пошел по стопам деда — работает на разведки израильскую и советскую.

С моим переездом в Швейцарию КГБ стал менее активен, оставаясь более-менее в дипломатических рамках. В советском посольстве около половины штата работает на разведку. Какова конкретно структура российского посольства, как и каким образом там вкраплены разведчики? Скажем, какой пост занимал В. В. Путин в Дрездене? А может быть, я не прав? После моего бегства на Запад из посольства СССР в Гааге были уволены все сотрудники до единого, кроме посла, — около ста человек. Выходит, все, как один, были разведчики и все были виноваты в моем бегстве?

В своей автобиографической книге я рассказал, что в Волене у меня была своя квартира и был поставлен телефон. Номера ею еще не было в справочниках, но первый звонок состоялся из советского посольства — мне сообщили, что меня лишили советского гражданства. Ничего особенного — номер был известен полиции, и получить от нее информацию было нетрудно. Я понял, что в присутствии советской разведки в Швейцарии мой дом ни в коем случае не «моя крепость» и вскоре переехал к Петре.

В книге не слишком много рассказывается о работе КГБ в Багио (1978). Напомню, что в 1999 году в Англию бежал бывший сотрудник КГБ Митрохин. Он захватил с собой записи, которые он вел будучи на работе. Там есть такая справка: «На Филиппины направлено 17 офицеров КГБ для обеспечения успеха Карпова в матче с Корчным». Честно говоря, я их не видел. Были лишь косвенные доказательства их присутствия. Нашу группу охраняла филиппинская стража. Какие-то принадлежавшие мне предметы пропали, например walky-talky, Библия на русском языке… Несколько на редкость отвратительных физиономий было в так называемой «официальной делегации» Карпова, среди них упоминаемый в книге Пищенко, по некоторым сведениям (из других источников), неподражаемый специалист по молниеносной стрельбе.

С самого начала у КГБ возникла проблема найти документы, сделанные на Петру в Воркуте, где она по милости КГБ провела 10 лет. Лееверик была ее фамилия по мужу, а в Воркуте она сидела под девичьей фамилией Hajny. Но поскольку в русском языке мягкого «х» нет, большинство немецких фамилий переводят на Г (как Hitler, например, Гитлер). КГБ пришлось однажды подсунуть Петре питье и взять с ее стакана отпечатки пальцев. Короче говоря, основные функции работников КГБ сводились к тому, чтобы мешать нам и, конечно, охранять своих. Для охраны парапсихолога Зухаря им пришлось немало поработать. Напомню: когда в зале появились мои болельщики-йоги, они не тронули Зухаря пальцем. Но чувствовал он себя в их присутствии крайне неуютно. В итоге продолжавшейся около месяца борьбы советские добились казалось невозможного — йогов изгнали — благодаря активной поддержке бесстыжего Флоренсио Кампоманеса.

До конца соревнования ждать теперь оставалось недолго. Стража к концу матча вела себя откровенно враждебно. На редкость по-хамски вел себя по отношению ко мне и моим людям организатор матча Кампоманес. Мой многолетний соратник, но во время матча в Багио помощник Карпова Михаил Таль рассказал мне через 12 лет после окончания поединка, что в случае выигрыша мною матча я был бы уничтожен физически, т. е. убит. К этому, сказал он, было все подготовлено. Но совершенно ясно, что исполнить заказ КГБ должны были люди Кампоманеса и диктатора Филиппин Фердинанда Маркоса.

Как я уже сказал, после того как закончился матч, я переехал из Германии в Швейцарию. Моя война с Карповым на время приостановилась. Но в КГБ по-прежнему раздумывали, какие козни мне устроить. Дважды организовывались поездки в Швейцарию и Германию делегаций, во главе которых были знакомые мне симпатичные женщины из Москвы и Ленинграда.

В своей автобиографической книге я уже рассказывал, что меня однажды пригласила к себе в гости дочь Сталина Светлана Аллилуева. Она считала, что КГБ следит за ней и имеет возможность на расстоянии вселять в нее страх. Боясь нападения сотрудников КГБ, она не единожды меняла квартиры в Штатах. Правильно или нет, я считал своим долгом постараться разубедить ее. Светлане это не понравилось — больше мы не встречались. На самом деле я считаю, что такие возможности у КГБ есть.

К сожалению, в книге очень мало информации о работе КГБ во время матча с Карповым в Меране 1982 года. Думается, все, чем обладала советская разведка на сентябрь 1982 года, все технические, химические, психические методы воздействия — все было использовано тогда для давления на меня, членов моей группы и даже на отдельных видных моих болельщиков. Не забудем, что в группе Карпова, приехавшей из Москвы, было 43 человека, к которым добавились люди из посольства в Риме. Всего их оказалось около 70.

Насколько читатель мог уяснить из первой страницы моего эссе, КГБ делило влияние и власть в стране с двумя другими мощными органами. Трения и дрязги внутри КГБ, конечно, имели место, очевидно, регулярно, но на генеральную линию партии они не слишком влияли. В начале 1983 года всем было ясно, что матч Карпова с Каспаровым не должен состояться — его не хотел Карпов и поддерживающее его безоговорочно партийное руководство. Тонкой игрой с Кампоманесом было договорено, что Кампоманес как место игры выдвинет США. Но советские партийные боссы знали наперед, что США как место игры советской стороной будут отвергнуты. Попутно в центральном аппарате КГБ высказывалось недовольство выскочкой Литвиновым, которому удалось занять удобное место опекуна восходящей звезды — Каспарова.

У меня между тем возникло другое представление о бессменном поводыре Каспарова. Это случилось в 1983 году. У меня не было сомнений в том, что Каспаров не появится в США в Пасадене, где Кампоманес назначил матч (и Каспаров, действительно, туда не приехал). Но осенью того же года Каспаров играл в Югославии в турнире в Никшиче, и организаторам пришло в голову использовать присутствие в Никшиче множества сильных шахматистов, чтобы провести после окончания главного турнира турнир-блиц. В этом турнире-блиц пригласили участвовать и меня. Я прибыл в Никшиче на следующий же день.

Естественно, у меня возникла идея, учитывая, что впервые в жизни я в довольно спокойной обстановке встречался с Каспаровым, поговорить с ним о возможном матче, вместо того, несостоявшегося в США. Мы встретились вчетвером: Каспаров с Литвиновым, а я вместе с моим болельщиком и «ангелом-храните-лем», писателем Браной Црнчевичем. На меня Литвинов произвел отличное впечатление. КГБ не КГБ, я видел человека, который смотрел за Каспаровым, как за ребенком, я видел его прямо отцовскую заботу о юном гроссмейстере. Разговаривали… Мне ведь было совсем неинтересно, что меня без состоявшейся игры назвали победителем поединка в Пасадене, и я легко соглашался с тем, что матч должен состояться. Помню, Литвинов предложил, чтобы матч был организован на Филиппинах, где был большой интерес и к шахматам, и к Каспарову лично. Тут я напомнил, что советская военщина недавно сбила в районе Японского моря пассажирский самолет, и среди полутораста погибших было 16 филиппинцев, так что вряд ли сейчас филиппинцы будут болеть за советских. Каспаров «скушал» эту фразу без проблем, а вот Литвинов смертельно побледнел. По-видимому, выражение «советская военщина» он услышал первый раз в жизни. Но на его отношении ко мне, крайне предупредительном и уважительном, это не отразилось.