КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы

Пеньковский среди прочего провалил лучшего советского агента в Швеции. Когда советник шведского правительства по вопросам разоружения и друг короля Густава Адольфа, полковник Генерального штаба Стиг Эрик Констанс Веннерстрём был арестован в Стокгольме, он признался, что работал на Москву пятнадцать лет. По объему информации, которую он давал, Веннерстрёма сравнивали с Кимом Филби.

С ним работал генерал Виталий Александрович Никольский из Главного разведывательного управления Генерального штаба. В 1960 году его назначили военным атташе в Швеции.

— Швеция, как таковая, особого интереса не представляла, — рассказывает генерал Никольский. — Практически всю информацию о ее армии и флоте можно было получить из открытых источников. С помощью шведов мы пытались найти ключи к секретам НАТО и США. Веннерстрём и был нам нужен именно для этого. Пять лет он служил военно-воздушным атташе в Вашингтоне, закупал самолеты для шведских ВВС и имел, следовательно, доступ ко всем американским новинкам. Потом он четыре года возглавлял отдел вооружений военно-воздушных сил в министерстве обороны — сами понимаете, какими возможностями он обладал.

Например, наших военных в то время очень интересовала новая американская ракета «Хок». Мы попросили Веннерстрёма, и он добыл то, что нам было нужно.

— Самый опасный для агента момент — передача информации. Где вы встречались с Веннерстрёмом? — спросил я Никольского.

— Мы виделись с ним очень часто, раза два в неделю на всевозможных приемах, куда обязательно приглашают военного атташе.

В этой толчее он передавал мне информацию, а я ему — задания центра. Веннерстрём работал в военном атташате в Москве, хорошо говорил по-русски, и его контакты с русскими выглядели естественно.

— Почему он провалился?

— Информацию о новейших западных вооружениях, которая поступала от Веннерстрёма, Главное разведывательное управление передавало тем, кого она больше всего интересовала, то есть советским производителям оружия. К этой информации имел доступ и полковник Пеньковский, который в конце концов установил, что немалая часть секретных сведений поступает из Швеции, и сообщил об этом своим английским связным.

— Шведская контрразведка, вообще говоря, не известна своими успехами. Как же шведы вышли на Веннерстрёма?

— Незадолго-до его провала из центра пришло указание устроить встречу Веннерстрёма с крупным начальником из ГРУ. Но не в Швеции, а в Финляндии. Веннерстрём поехал в Хельсинки — поездки мы ему оплачивали.

Мой коллега в Финляндии получил указание организовать встречу с ним не на конспиративной квартире военной разведки, а у «соседей» — для надежности. Резидент КГБ предоставил свою квартиру. Московский начальник и Веннерстрём мило побеседовали на этой квартире, а через несколько недель «соседский» резидент бежал на Запад и выдал все, что знал.

— А в чем был смысл этой встречи в Хельсинки, которая так дорого обошлась?

— А зачем все наши начальники так любят ездить за границу? — вопросом на вопрос ответил Никольский. — Предмет беседы был самый пустяковый: Веннерстрёма горячо благодарили за проделанную работу. Как будто бы я не мог того же сделать с меньшими для разведки убытками! Веннерстрёму много чего обещали — и пенсию, и орден, но ничего не дали.

Наша привычка обещать невыполнимое тоже сыграла роковую роль в его судьбе.

Секретные материалы, которые нас интересовали, он фотографировал. Я снабжал его специальной фотопленкой, которая называлась «щит». Ее разработали в нашем научно-исследовательском институте и доложили начальству, что, если она попадет в руки врага, никто не сумеет ее проявить.

Веннерстрём свято в это верил и не спешил избавиться от пленок. Но когда его арестовали, шведские эксперты быстро сумели их проявить, и это было неоспоримое доказательство его вины. Взяли его в тот момент, когда он по нашему заданию переснял важные документы Генерального штаба, а отдать пленки не успел.

— Выходит, в его провале виновна советская разведка?

— Разведка существовала не в безвоздушном пространстве. Она страдала теми же болезнями, что и весь наш государственный аппарат.

Однажды я получил из центра указание приобрести два клистрона — детали, необходимые для запуска ракет и, естественно, запрещенные к экспорту в социалистические страны. Обошлись они нам в четыре тысячи долларов каждая.

Когда детали уже были у нас в руках, из центра приходит указание: один клистрон за ненадобностью вернуть. Но сделать это было невозможно! Покупали мы их через подставных лиц, потому что за такую операцию торговца могли запросто упрятать за решетку.

Но в центре наши доводы не принимались и расходы на покупку второго клистрона не утверждались.

Стоимость проклятой детали равнялась двум моим годовым окладам. Попытки предложить второй клистрон чехам и полякам ни к чему не привели. Случайно спросил нашего торгового представителя: не нужен ли кому клистрон? Он запросил министерство внешней торговли и мгновенно получил ответ: «Нарочным выслать деталь в Москву! Примите срочные меры для закупки еще пяти штук, крайне необходимых нашим институтам».

КАК ТРУДНО СТАТЬ ГЕНЕРАЛОМ

— Сколько же времени понадобилось на то, чтобы войти по-настоящему в новую работу? — спросил я Семичастного.

— Чтобы разобраться и почувствовать, кто на что способен, — года полтора.

— А что вас больше всего поразило, когда вы пришли в КГБ?

— Все поразило. Никогда еще я не имел такой всеобъемлющей информации, такого обилия материалов, разностороннего и глубокого понимания того, что происходит в мире и в стране. И на меня произвели впечатление кадры. Люди, которые туда подбирались, их через семь сит просеивали. Кадровики примечали подходящих ребят еще на втором курсе института. Сотню брали на учет, а отбирали в конечном итоге трех человек. Отбор был индивидуальный, штучный. Поэтому сложился высокопрофессиональный коллектив.

Из этих людей могли получиться и министры, и писатели, и ученые. В шифровально-дешифровальном управлении у нас начальники были членами-корреспондентами Академии наук, это профессиональные математики.

— Я помню, в Грузии возникло так называемое «винное дело», — продолжал Семичастный. — Не совсем наша забота, но мы за него зацепились. Когда Шелепин и я были председателями, у нас политических дел единицы были, следственный отдел бездельничал, на работу приходили, а делать-то нечего. Мы это грузинское дело взяли в свое производство, и я отправил туда бригаду следователей, человек сорок. Так вот, нашим следователям, чтобы они дело закрыли, предлагали взятки в пятнадцать — двадцать тысяч рублей. Никто не соблазнился!..