Кикимора болотная

— Видимо, когда этот идиот тащил меня, я пропиталась его конским запахом".

— Впрочем, я не о том, — не дождавшись ответа, продолжил Евгений. — Если твой покорный слуга три недели страдал из-за расстегнутой ширинки, то как быть с тобой? Ты же явилась вообще без трусов.

— Ну и что? Ничего плохого в этом нет. Я тебе потом все расскажу, и ты сам увидишь, что я права.

Евгений рассмеялся нервным смехом.

— Меня едва не убили на месте за две царапины на щеке, а я должен ждать, пока ты искупаешься, а потом соизволишь объяснить, откуда фингал.

Я вылезла из-за шторки, умоляюще посмотрела на него и попросила:

— Женя, не галди.

Ох, зачем я это сделала. Только окончательно вывела его из себя.

— Что значит «не галди»?! — завопил он. — Почему «не галди»?! Я что, не человек, что ли? У меня что, нервы железные? Всю ночь не спал! Срывается прямо от плиты, с криком «в кусты!» выбегает из дома, шляется где-то всю ночь и под утро приходит босиком, с фингалом, но без трусов и в помятом халате. Да еще разит от нее перегаром и конским одеколоном. И я это почему-то должен терпеть.

И это все при том, что и вообще она не подарок. Вредная и непослушная.

Тут уж я смолчать никак не могла, потому что всегда считала себя венцом творения, особенно вот в такие минуты своей жизни.

— Я вредная? — закричала я.

— Ты вредная, — подтвердил Евгений.

— Вранье!

— Нет, не вранье. Ты вредная, и сладить с тобой невозможно!

— Сладить невозможно? Вранье! Да я самая покладистая в мире. Проси меня делать то, что я хочу, и сам увидишь, с какой охотой я это исполню. Ты не умеешь найти ко мне подход.

Пока он от возмущения глотал воздух, я успела ополоснуться под душем и, решив с ванной повременить, накинула махровый халат и отправилась на кухню.

Евгений двинулся за мной.

— Значит, так, — тоном, не предвещающим ничего хорошего, начал он, — или ты сейчас же рассказываешь мне, где шлялась всю ночь, или я ухожу. Ноги моей не будет в твоем доме.

Слезы навернулись на мои глаза.

— Женя, убей меня, не помню. Он бессильно развел руками и уже с жалостью спросил:

— Что это было?

— Ром, — с полуслова поняла его я и, подумав, добавила:

— Много рома на голодный желудок. Ведь ужин я приготовить не успела. Покорми меня, а? Пока я не умерла от голода прямо на твоих глазах. Покорми, а потом разберемся. И не бросай меня. Я очень тебя люблю. И Санька тоже любит тебя. Очень.

— Только не надо шантажировать ребенком, — уже оттаивая, но еще строго сказал Евгений.

— Я не шантажирую, а констатирую. Он вздохнул и спросил:

— Яичницу будешь?

— Буду, — кивнула я, положила голову на стол и заснула.

Проснулась я от звонка в дверь. Открыла глаза, осмотрелась. Это была уже не кухня, а спальня. Мой добрый Евгений сжалился окончательно и перенес меня на кровать.

Звонок повторился. Более длинный и настойчивый.

— Что же он не открывает? — подумала я, глянула на будильник и поразилась:

— Пять часов? Чего? Если я не проспала сутки, то вечера.

И тут мне стало скверно. «Санька! Где мой Санька?! О ужас! Что я за мать?!!»

Я вскочила с кровати и сразу же поняла, что дело труба. В голове словно граната взорвалась, все тело ломило, щека аж дергалась от боли, а левая нога или совсем не шла, или шла куда-то не туда, куда правая.

С громадным трудом я добралась до прихожей и открыла дверь. На пороге стояла Тамара, из-за ее спины торчал Даня, а за ним возвышались два гиганта-телохранителя.

Я не обрадовалась этой «процессии», но вежливо сказала:

— Входите.

Супруги вошли, а телохранители остались на лестничной площадке.

Тамара, едва перенесла ногу через мой порог, начала сокрушаться:

— Мама! Ужас! Что случилось? Что же теперь будет? Как же так?

Даня молчал, но смотрел на меня с пониманием, интересом и с легкой брезгливостью. Я рассердилась на него, но больше на Тамару.

— Перестань квохтать, — сказала я. — И откуда ты все знаешь?

— Ничего я не знаю, — сказала Тамара, — а только вижу перед собой ходячий синяк.

— Что?!

Я глянула на себя в зеркало и обмерла. Мало того что лицо перекосил невероятный фингал под глазом, так еще и руки, и ноги мои имели такой вид, словно накануне я подверглась беспощадным пыткам. Все виды поражений были написаны на моем теле: кровоподтеки, шишки, ссадины, царапины и даже ранки. В общем, я играла всеми цветами радуги и действительно была похожа на ходячий синяк.

— А я приехала поговорить с тобой о предстоящей свадьбе, — растерянно произнесла Тамара.

— Теперь об этом не может быть и речи, — удрученно ответила я и, вспомнив о Саньке, закричала:

— Боже! Где мой ребенок?

Даня взял со столика записку и протянул ее мне.

— Может, это тебе поможет, — с видом «ну ты и погуляла» сказал он мне.

Я схватила записку и жадно прочла: "Мы поели и поспали. Ушли в зоопарк.

Вернемся к ужину. Обед на плите. Целую. Жанна".

— Что я буду без нее делать, ума не приложу, — вздохнула я, горестно прижимая записку к груди.

— Ты имеешь в виду Жанну? — осведомилась Тамара.

— Да, ее. Даже Маруся уже ищет ей замену, но пока ничего похожего.

— Пока, Мама, надо позаботиться о том, что стоит на первом месте. А на первом месте — свадьба Жанны. К тому времени цвет твоей кожи приобретет как раз особую яркость. Будешь сине-желто-зеленая. Как ты собираешься выкручиваться?

Она была права. Я с тоской смотрела на себя в зеркало и страдала, — А все твои глупости, — взялась добивать меня она. — Когда ты успокоишься? Я так и знала, что этим кончится, потому что ты лезешь не в свои дела. Как это случилось?

— Ох, — простонала я, — лучше и не спрашивай. Половину не помню, а другую половину и вспоминать не хочу. Евгений уже пригрозил, что бросит меня.

— И правильно сделает, — энергично одобрил Даня.

— Заткнись, — попросила его Тамара и строго обратилась ко мне:

— С тобой все ясно. Ты, Мама, ложись лучше в постель и никому не показывайся.

Свадьбу я беру на себя. Кстати, тебе не кажется, что здесь пахнет сотрясением мозга? Что-то взгляд мне твой не нравится. Надо доктора.