Кикимора (Пустоброд)

– А что за бабка Бахтеяровна?
– очень удивленный странным восточным прозванием, полюбопытствовал Трифон Орентьевич, во все глаза пялясь на Малашу.

Девка была как раз такая, что хоть сию минуту женись. Росточком маленькая, ладненькая, кругленькая, с виду - настоящая домовитая домовиха, и глазки этак живенько поблескивают.

– А умная бабка. Она уж совсем ветхая, у правнуков на покое живет и по важным делам гадает, - объяснила Малаша.

– Откуда ж у нее отчество такое нездешнее?

– А кабы не сама себе придумала... Знаешь, молодец, коли гадалка Терентьевна или там Федотовна, то к ней уважение одно, а коли Бахтеяровна или еще вот Рудольфовна - то уважение совсем другое!

– Что, и Рудольфовна тоже есть?

– Есть, только далеко, она за банным замужем, а баня у нас через... через восемь кварталов наискосок!

Ишь ты, обрадовался Трифон Орентьевич, и счету обучена!

Они еще потолковали об отсутствующей свахе и вздумали, что с ней могла стрястись неведомая беда. Так что следовало обоим немедленно спешить к гадалке Бахтеяровне, а оттуда - по следу незадачливой свахи.

* * *

Бабка Бахтеяровна жилище имела в одном месте, в подполье хорошего дома, настоящего стародавнего сруба-пятистенка, а прием вела совсем в другом месте, в сарае при огороде. Правнук, молодой, но старательный домовой дедушка, очень не одобрял нашествия клиентов. А гадалкой бабка, судя по всему, была хорошей.

Едва увидев на пороге сарая парочку, она прищурилась и сходу заявила:

– Будет прок! Только рановато вы вместе-то ходите! Не положено!

– Какой прок, бабушка?
– спросил Трифон Орентьевич и вдруг все понял. Малаша же сперва уставилась на бабку Бахтеяровну в полнейшем недоумении, а потом возмутилась.

– Потому и вместе, что мне этот молодец - никто! А жених мой - Трифон Орентьевич, что за Матвеевским рынком живет!

Жених чуть было не брякнул: "Да сама же ты, девка, живешь за Матвеевским рынком! "

Бабка Бахтеяровна посмотрела на него из-под ладошки.

– Про рынок не скажу, а прок вот с ним будет.

Малаша повернулась к своему спутнику.

– Пойдем, молодец, что-то нам бабушка не то говорит. Я ради тебя от своего жениха не отступлюсь, так и знай.

– Так вот он и есть, твой жених!
– воскликнула бабка.
– Ты спроси, как его звать-то! Да пусть не врет!

Малаша уставилась на незнакомца во все глаза. И вдруг сообразила!

Ахнув, она вылетела из сарая и опрометью понеслась по грядкам.

– А ты стой, как стоишь!
– велела гадалка.
– Нечего до свадьбы с невестой ходить. Неприлично!

– Я по другому дельцу, - сказал Трифон Орентьевич.
– Сваха у нас пропала, Неонила Игнатьевна. Пошла к тебе, да и не вернулась.

– За сваху не беспокойся, оснований нет.

– Есть основания. У нас тут кикимора пропала...

– Кто пропал?!

– Кикимора, - тут Трифон Орентьевич понял, как нелепо прозвучали его совершенно правдивые слова.

– И у вас?!

– А что, еще у кого-то?! .

– Ну-ка, выкладывай все, как есть!
– приказала бабка.

Трифон Орентьевич вкратце рассказал про переполох в своем доме, про домового-странника, который, возможно, на самом деле - перекинувшаяся кикимора, про безместного домового из-за Матвеевского рынка, которого он полагал сыскать с помощью свахи, и еще про то, что, коли кикимора увязалась за тем домовым и оказалась в здешних краях, то беспокойства от нее может быть много. Тут и выяснилось, что они имеют в виду одну и ту же кикимору.

Сам он не очень-то верил в эту загадочную особу, но кто ее разберет вдруг окажется, что она есть и шкодит на полную катушку? И, вопреки всем древним правилам, перекидывается домовым?

– Говоришь, ободранный весь, облезлый, морда жалобная, мослы торчат? вдруг принялась уточнять бабка Бахтеяровна.

– Как будто десять лет не ел, не пил, - подтвердил Трифон Орентьевич.

Бабка хмыкнула.

– Насчет свахи не бойся, я ее как раз за тем безместным домовым и послала, который с этой вашей кикиморой возился, - утешила она.
– Им бы вдвоем прийти следовало, ну да ладно. Сдается мне, знаю я эту кикимору, ох, знаю, ох, знаю...

И замолчала. Крепко замолчала. Надолго. Трифон Орентьевич отродясь не видывал такого тяжкого, увесистого молчания. Он сперва ждал, чтобы старая домовиха еще чего-нибудь изрекла, а потом вдруг понял, что и дышать боится.

Тут на пороге сарая появились Неонила Игнатьевна с Аникеем Киприяновичем.

Увидев жениха, Неонила Игнатьевна, до смерти напуганная последними событиями, сперва глазам не поверила - она же шла к гадалке, чтобы просмотреть будущее с учетом появления кикиморы: сладится или не сладится эта свадьба? И сперва ей показалось, что бабка Бахтеяровна, слава о которой шла великая, колдовским путем перенесла сюда Трифона Орентьевича. Решив, что вот сейчас начнется разборка и выплывет правда о хождении в чужую квартиру, она метнулась было прочь, но Аникей Кипрриянович вовремя словил ее за шиворот.

– Умом тронулась, кума?!

– Сюда ступай, - велела гадалка.
– Садись в угол, жди. А я с вами, молодцами, побеседую. Ты у нас - безместный Аникей Киприянович, что ли?

– Он самый.

– Место будет. И недели не пройдет, как будет. А теперь рассказывай, какие такие чудеса творила кикимора? Как именно отвод глаз делала? И каковыми побочными явлениями сие сопровождалось?

Трифон Орентьевич прямо в восторг пришел - до чего же складно гадалка выразилась! А безместный домовой уже в который раз принялся докладывать про опустевшую квартиру и опустевший магазинный склад.

– Довольно, - сказала бабка.
– Погоди-ка...

Она полезла в свои колдовские припасы, вынула травку сушеную, побормотала над ней, искрошила ее в прах и упаковала в фунтик из газетной бумаги.

– Поджечь да покурить в том доме, где отвод глаз делался, - велела она. Более кикимора там носу не покажет. Неси скорее (это уже относилось отдельно к Трифону Орентьевичу) да при всем обществе курение произведи. Чтобы все видели и поняли - кикимора не вернется!

С тем оба домовых и были выставлены из сарая.

– Выходит, кикиморы все же есть?
– удивленно спросил Трифон Орентьевич.

– Есть, выходит, коли от них курение помогает, - ответил Аникей Киприянович.
– Пойдем, провожу. И до свадьбы тут носу не кажи. Бабы правы непорядок.

Трифон Орентьевич вспомнил тут, что ни на какую свадьбу согласия не давал, но возражать не стал. Но безместному домовому не следовало напоминать о брачных делах - тут же Трифон Орентьевич вспомнил, что за всей суетой так и не спросил безместного, какая нелегкая понесла его вместо со свахой в жениховский дом?