Кикимора

– Утонешь же, дурак, – проворчала я.

Ну и тяжёлый же он, зараза, оказался, словно весил не восемьдесят кило, а все сто восемьдесят. Всё, на что меня хватило – вцепиться ему в кожаный воротник и перевернуть навзничь. Посветила ему в лицо на всякий случай. Вроде живой…

Парень вздохнул, закашлялся, зашарил вокруг себя и медленно, с усилием сел.

– Ты ещё здесь? – хрипло уточнил он.

– Это ты ещё здесь. А мог бы уже и на том свете проставляться… Я же предупреждала тебя, здесь лужи – не то, чем кажутся.

Парень поёжился, встряхнул головой и махнул рукой:

– Убери свет!

Я выключила фонарик.

– У тебя телефон жив? А то, может, разбился или гопники унесли?

– Тебе-то он зачем? – фыркнул парень.

– Как ты помощь вызывать будешь? Силой мысли?

Он тяжело вздохнул, потом бросил сквозь зубы:

– Вот совсем не твоя забота.

Пошарив по карманам, он вынул телефон, покрутил, понажимал что-то, потом со злостью швырнул его в стену. Судя по звуку – на мелкие кусочки.

– Давай, я наберу. Диктуй номер, – решилась я на последнюю попытку сделать этот мир лучше.

Парень задрал голову в мою сторону, помолчал.

– Ну, если ты после этого будешь крепче спать, то чёрт с тобой, – согласился он уже не так желчно, как раньше. – Мне бы такси. Вызови… пожалуйста.

Я уже нажала на вызов, как раздался сигнал рации, на этот раз уже по выделенному каналу. Я сунула телефон парню, до сих пор сидящему в луже:

– Говори… Адреса, то-сё… Давай сам…

А я взялась за рацию.

– Лада, это Баринов! Как там у тебя?

– Дима, ну, я же сказала: отбой! Разбежались говнюки.

– Так ведь и вернуться могли, мало ли что.

Заботливый Баринов. Нет, правда, хороший парень.

– Какое там вернуться! Они от одного слова «дружинники» скуксились. Всё хорошо, Дима, не волнуйся.

– Тогда ладно, – вздохнул Баринов. – Слушай, а правда?..

– Что?

– Что группа Лёхи Марецкого на тебя бочку накатила?

– Ну… – сама я бы ни за что не стала сор из избы выносить, но раз уж и так всё известно… – Накатила, получается.

– А что главный тебя из дружины выгнал, тоже правда?

Быстро же в нашем коллективе новости разносятся. Особенно плохие.

Я покосилась на вставшего на ноги потерпевшего и, сделав несколько шагов в сторону под арку, отвернулась. Ни к чему постороннему слушать то, что я говорю.

– Во-первых, я ж официально и не была никогда… – начала я, но Баринов меня решительно перебил:

– А кого это интересует, как оно было официально?

– Вот, заинтересовало, наконец. А во-вторых, да. Выгнал. Так что, Дима, больше я с вами на дело не пойду. Никого не хочу подставлять.

– Бред какой! – возмутился Баринов. – Какие подставы? От тебя в рейдах ничего, кроме пользы, не было. И зачем всё это? Кому теперь легче?

– Кому-то легче, значит. Премии у кого-то выше будут.

– Я попробую поговорить с главным…

– Даже не думай! – испугалась я. – Если Карпенко кого и послушает, то только Эрика. А если уж и Эрика не послушает, то тебя и подавно. Не лезь! Хуже только сделаешь, и себе, и мне.

– Эх… – сокрушённо вздохнул Баринов. – Что ж творится-то… Ты там не грусти, Ладка. Ты всё равно нам всем как сестра.

– Ну уж, скажешь. Не всем… Но спасибо, Дима!

Я повернулась к тому месту, где оставила побитого парня, и от всей души выругалась.

– Что у тебя там?! – удивился Баринов.

– Димка, прикинь: у меня только что самым извращённым способом спёрли мобильник.

Ни в луже, ни рядом с ней, ни в обозримом пространстве двора парня в длиннополом плаще видно не было.

Глава 4

Эрик беззвучно хохотал, прикрыв глаза ладонью.

– Смейся, смейся, – проворчала я. – Хоть какая-то польза от моего приключения: тебя развеселила.

– То есть он только что чуть не утоп в луже, и вдруг раз – и смылся? – уточнил Эрик ещё раз и снова захохотал. – А ты по дну пошарила? Может, он там ещё?

Я усмехнулась. Вот, кстати, да, надо было пошарить по дну, а то мало ли что.

– Ладно, не дуйся, – сказал Эрик, отсмеявшись. – Лучше пей чай, остынет. И печенье трескай, хоть всё до дна, если хочешь.

Я запустила руку в большую круглую жестянку со сдобным печеньем. Добрый дядюшка всегда поставит на стол последнее. Холодильник у него пустой хронически, не кулинар он у меня, да и не добытчик. Общепит и еда навынос – наше всё. Но это не потому, что он лентяй или скряга, просто по-другому не получается, не умеет он жить иначе.

– Я сейчас посмотрю, в шкафу должен быть мой старый телефон, – проговорил Эрик, покидая кухню. Через минуту он вернулся и положил передо мной вполне приличную трубку. – Симку завтра восстановишь, и можешь пользоваться, мне он не нужен.

Сначала я хотела сразу ехать к себе, дождаться Макса и жаловаться на судьбу. Но, подумав, решила заскочить к Эрику на Шелгунова. Не то, чтобы до его квартиры было ближе, просто сегодня от жалоб Эрику могло быть значительно больше пользы.

– Спасибо, – я убрала телефон.

– Удивительно, как ты ещё рацию ему не подарила, – уже совсем невесело заметил Эрик.

– Хоть и подарила бы. Зачем она мне теперь? – фыркнула я.

– Да, это точно, – угрюмо согласился дядя.

Он помолчал, задумавшись о чём-то, ссутулился над столом. Его длинные разлохмаченные пряди совсем завесили худое скуластое лицо.

– Я разговаривал сегодня с Виталием, – снова начал Эрик. – Разговаривал долго и не очень приятно. Решение своё он не поменяет.

Я взглянула Эрику в глаза. Он только пожал плечами и покачал головой:

– Ты же всё понимаешь.

– Что решение не поменяет, это я понимаю. Я не понимаю, кому плохо от того, что я помогаю уговаривать кикимор и ловить их без лишнего насилия?

– Ты жалеешь всех подряд… – начал Эрик, но я перебила его, может быть, даже слишком грубо:

– Далась вам моя жалость! Слышать про неё не могу больше! Не жалею я, Эрик! И не всех! Я никогда не вмешиваюсь, когда вижу, что дело безнадёжно! Разве же я когда-нибудь привезла тебе кого-то, кого стоило пристрелить на месте?!