Киллер навсегда

— Если узнаешь, где Локтионов встречается с вымогателем, сразу свистни.

— Ясен пень, свистну, да только вряд ли узнаю. С Леночкой мы поздно встречаемся, к тому времени, я думаю, все кончено будет.

Поздно вечером позвонила Лариса. Волгин возвращался от Родионова — тот накачивался пивом в своей общаге. Волгин зашел в магазин купить пельменей и стоял в очереди в кассу когда подал голос радиотелефон.

— Я слышала, тебя отстранили от дела?

— Вранье. Меня представили к ордену.

— Это все из-за Казарина? Мало того, что жил как говнюк, так еще и умереть достойно не мог! Ты веришь, что он сам застрелился?

— А ты веришь, что это последняя тема, которая меня сейчас интересует?

— Понимаю. Тогда, может, тебя заинтересует, что на Эдуарда кто-то наехал в связи с убийством Инны? Он мечется как ошпаренный и собирает деньги. Не хочешь посмотреть, кому он их отдаст?

— А ты знаешь, где это произойдет?

— Он и сам пока этого не знает, ждет звонка. Но встреча состоится после работы. Я могу попросить своих ребят его «пропасти», но сперва решила посоветоваться с тобой. Конечно, если ты не можешь заниматься делом…

Соблазн был велик. Дать отмашку Ларисе — и через сутки Локтионов, с шипящим паяльником в одном месте, расскажет все. И никаких моральных терзаний, никаких кровавых мальчиков по ночам. «Ничего личного» — и так далее; все выучили эту фразу из боевиков. Или: «Не в тебя я стреляю, а во вредное нашему делу донесение». Это что-то родное, отечественное, из «Бумбараша», кажется.

— Не надо ребят.

Локтионова решили «вести» с самого утра. Для маскировки Волгин взял свою старую, с прогнившим кузовом «шестерку», оставшуюся после смерти отчима, заехал за Родионовым.

— Вот! Шок — это по-нашему, — одобрил старый опер, оглядывая салон с оторванными ручками и протертыми сиденьями. — Ангелова ты брал? Спятившего снайпера…

— Нет. Штаб главка и наш отдел кадров.

— Знаешь, с чего у него крыша поехала?

— Да как-то не успел спросить.

— Семнадцатого августа потерял все до копейки, а после этого жена ушла.

— В нее бы и стрелял. Или он надеялся, что после этого она вернется?

Было совсем темно. На остановках собирался народ, спешивший на работающие еще заводы, завершали утренний моцион собачники. В квартире Локтионова света не было. Волгин набрал его номер, дождался ответа и дал отбой.

— Дома?

— Ага. И, похоже, спит как собака.

— Калачиком, что ли?

— Нет, с чистой совестью.

«Печка» не работала, в задней двери самовольно опустилось стекло, и в салоне было прохладно.

— Сергеич, у тебя нет ничего для сугрева?

— Сухой спирт.

— Злодей ты, Сергеич. Я ж не для удовольствия, для дела. Вот замерзну — и не смогу быстро бегать.

— Посмотри в «бардачке».

— Ого! — Методом встряхивания Родионов определил, что плоская металлическая фляжка наполнена до краев, и скрутил пробку. — Хочешь?

— Позже…

Через час Волгин принял пятьдесят граммов. Как только он сделал глоток, появился Локтионов.

Эдуард Анатольевич смотрелся неважно. Круги под глазами, лицо землистого цвета, прическа «перья в разные стороны»…

— А ты говорил, совесть у него чистая… Да ему за один внешний вид «сотку» выписывать можно!

В руке Эдуард Анатольевич держал уже виденный Волгиным портфель из крокодиловой кожи и небольшой пластмассовый «дипломат».

— Турист, что ли? — спросил Родионов. — Или у него там деньги?

— Не понимаю, зачем так привлекать внимание. Пятьдесят тонн — это пятьсот стодолларовых бумажек. Пять пачек. В карманах унести можно. Зачем огород городить?

— Может, там мелочью. Или вообще рублями. Слышь, Сергеич… Можете, рванем? Если поделить пополам, то двадцать пять штук, по нынешним временам, моя зарплата за четверть века беспорочной службы.

— А ты сможешь?

Младший опер долго не отвечал.

— Черт его знает! Иногда кажется, что да. Локтионов, поминутно оглядываясь и перекладывая ношу из руки в руку, дошел до автостоянки.

— Слышь, Сергеич! Его жинку ведь на кровати убили. Неужели он там спать может?

— А он вампир.

Локтионов устроился за рулем коричневого универсала «форд таурус», долго грел двигатель, еще дольше выруливал со стоянки.

— Кажется, в контору поехал…

«Пасти» Локтионова было несложно, и Волгин не сомневался, что до офиса ЗАО «Полюс» они добрались незамеченными. Припарковались удачно — был виден «форд» и оба выхода из фирмы, главный и «черный», в то время как сами внимания не привлекали.

— До скольки у него рабочий день?

— До пяти.

— Сергеич, мне становится страшно, когда я представлю, сколько нам здесь сидеть.

— Зато Катышева нет…

— …и полная фляга водки. Это меня успокаивает больше.

— Первый раз, что ли?

— Ну да, если посчитать, я, наверное, лет десять в засадах провел. Иногда подумаешь — и на что я жизнь грохнул?

Локтионов раздвинул жалюзи на окне своего кабинета, сел за стол.

— Эх, Сергеич, на телефон бы к нему «повиснуть»!

Время тянулось… Надоело курить, потом — разговаривать. Родионов, несколько раз приложившись к фляге, сказал сам себе: «Хватит!» — и заметно помрачнел. Посетители в «Полюс» почти не наведывались, Локтионов сидел за столом, хорошо видимый с улицы, перекладывал бумаги, кому-то звонил, работал с компьютером.

Мелькала секретарша Леночка, заехал начальник производства Федоров — посетил кабинет шефа, пофлиртовал с Еленой и отбыл на красной «фелиции», прихватив с собой кого-то из работников.

— О-па, началось! — напрягся Родионов, когда Локтионов, посмотрев на часы, решительно встал, подтянул галстук и опустил жалюзи. — Смотри, сейчас выйдет!

Не вышел. Опера уставились на обе — основную и запасную — двери «Полюса», косились на «форд», но миновал час, сгорели нервные клетки, кончились сигареты — а Локтионов как ни в чем не бывало открыл окно, благодушно осмотрел улицу и сел за стол.

— Трахался он там, что ли? — пробормотал, откидываясь на спинку кресла, Родионов. Помолчав, добавил: