Киллер рядом – к покойнику (Сборник)

– Я думаю, повторная экспертиза не нужна. Такой адвокат, как господин Евстафьев, не станет вводить в заблуждение, предлагая не проверенные сто раз данные. Смоленцева может ничего не говорить. Я и так знаю, что она виновна. И знал до того, как адвокат… э-э-э… Евстафьев обнародовал результаты экспертизы. Вот так.

В зале продолжала царить тишина…

Только голос Кашалота продолжал хрипло, рывками проталкиваться сквозь эту ватную тишину:

– Вчера я узнал, что мою дочь никто не похищал. Кажется, в этом состоит первый пункт обвинения… э-э-э… Свиридову? Да? Так вот, моя жена Анжела Котова рассказала мне, что похищение было разыграно – от и до. Просто с целью выжать из меня побольше бабок… миллион гринов. И этот миллион они должны были поделить на четверых. Исполнитель, моя дочь, моя жена, – его губы страдальчески скривились, выговаривая эти слова, – и моя любовница. Вот эта женщина, Смоленцева. Для осуществления этого плана они наняли профессионала высокого класса – вот его, Свиридова – и… дальше вам все известно.

Меня облапошили как младенца. И я бы ничего не узнал, не произойди это несчастье… сучки передрались, и одну из них застрелили… мою дочь, Лену. А позавчера вот эта женщина, Смоленцева, пришла в мой дом и предложила мне сдать Свиридова за списание своих долгов. Вот и все. А теперь оказывается, что и Лену убила она… шалава.

Лицо Котова стало просто страшным, когда он захрипел и протянул руку за платком, который протягивал ему Медведев; пот лился с Кашалота ручьями, и платок не мог осушить их – он только промок насквозь в два счета.

Тяжело рухнув в кресло на переднем ряду, Кашалот начал утирать пот со лба.

Как только он умолк, в зале поднялся шум, быстро переросший в беспорядочный галдеж и суматоху. Судье и охране стоило немалых трудов установить хотя бы относительную тишину.

Алиса стояла, словно пораженная приступом столбняка. С ее лица, как влага под палящим солнцем, улетучилась вся надменность. Но – странное дело! – адвокат Евстафьев рассматривал ее не с презрением и торжествующим вызовом победителя, а с каким-то почти детским любопытством, словно пряча во взгляде какую-то заветную, внезапно остро и ярко озарившую мозг мысль. * * *

Наконец водворилась тишина.

– Гражданка Котова может подтвердить сказанное вами? – спросил судья, глядя на Кашалота.

– Не может.

– По какой причине?

– По причине своей смерти. Она умерла вчера вечером от сердечного приступа, – произнес Кашалот, не отрывая многозначительного взгляда от лица Алисы.

Смоленцева содрогнулась.

– Гражданка Смоленцева, вы можете подтвердить сказанное гражданином Котовым?

Алиса подняла взгляд на прутья клетки, туда, где в обжигающе-темной тени белело пепельно-бледное лицо Свиридова. Вероятно, она вспомнила, что вот так, много лет тому назад, его, Владимира, тоже поставили лицом к лицу со страшной правдой – когда она в упор спросила:

– Это правда? – разумея, правда ли, что он убил ее родителей…

И, вспомнив это, она подняла голову, как он тогда, и сказала то самое – короткое и единственно возможное – слово:

– Да.

– Вы разыграли похищение с целью шантажа?

– Да.

– И вы стреляли в Елену Котову?

Лишь секунду помедлила Алиса… и в третий раз сказала:

– Да. …Через два часа суд постановил признать Свиридова Владимира Антоновича невиновным в похищении и убийстве Котовой Елены Филипповны и из-под стражи освободить.

Ни о каком шантаже даже не упоминалось, и нового уголовного дела по факту вымогательства возбуждено не было. Хотя все основания к тому были. Но такова была воля Кашалота.

Смоленцева же была арестована и водворена в одиночную камеру следственного изолятора… * * *

В ресторане «Лисс» сидели четверо: Свиридов, Фокин, Павел Евстафьев и Мосек.

– То, что меня освободили из-под стражи и что я дошел до этой дыры живым и здоровым, хотя вся братва знает, что деньги у меня… это пугает больше, чем ствол, приставленный к затылку, – сказал Владимир.

– Да, Кашалот не похож на Деда Мороза, привыкшего раздаривать подарки, – буркнул Фокин. – Но почему ты пошел именно сюда?

– Потому что у меня здесь встреча с Кашалотом, – холодно ответил Владимир. – Он назначил мне свидание еще в зале суда. Вас, скорее всего, попросят покинуть помещение. Я же вас настоятельно просил не идти вместе со мной. Сами настояли… черти.

– Ага… – мрачно проговорил Мосек и поежился, – а вот и братва.

– Н-да-а-а… – протянул Фокин. Евстафьев же предпочел промолчать.

В зал ресторана вошло человек десять братков. Они встали у самого входа, намертво перекрыв его, а сквозь тесные «ряды своих воинственных дружин» прошел Кашалот в сопровождении неизменного Медведева и направился прямо к столу, за которым сидели Свиридов с друзьями.

Котов молча присел на стул, предупредительно поставленный ему забежавшим вперед начальником охраны, и, оглядев сумрачные лица четырех сидящих перед ним мужчин, медленно проговорил:

– Дела у нас не самые кучерявые, не так ли, а, Свиридов?

– Да, Филипп Григорьевич, – угрюмо отозвался тот.

– А ты не хлещи меня имяотчеством. На сегодня я для тебя Кашалот. Понял?

– Да.

– Надо нам с тобой решить одну проблему, – выговорил Котов, укладывая свою тяжелую пятерню на поверхность стола.

– Стоимостью в миллион баксов, так?

– Так. Догадливый. Впрочем, тут большого ума не надо – догадаться, о чем базар поведется. А вот вокруг пальца моих людей в завязке с комитетчиками и псами убоповскими обвести – вот тут ум нужен. Ум и умение. Далеко мог бы пойти, Свиридов… да не за то берешься. Не за то. Не на то ум свой и все богом и людьми умными данное расходовал.

– Ты мне отходную молитву читаешь, Кашалот? – насмешливо спросил Владимир.

Котов переглянулся с Медведевым и только после этого, помассировав пальцами мясистый подбородок, сказал:

– У меня мало времени. Ты вот что… где бабки мои?

– А меня после этого в расход?

– Боишься? – прищурился Котов.

– Я – нет. Меня, с твоей колокольни, может, и есть за что на ноль умножать. Так ты, кажется, любишь выражаться? А вот этих ребят надо отпустить. Они тут ни при делах.

– При делах, коли остались. Ну да ладно. В общем, так: я знаю, кого бы ты хотел получить. Я и так двух своих самых близких баб уже… прошляпил. Одну собственными руками… Анжелу, а вторую… Лену… знаешь. Пора и тебе должок возвращать. А крови я пролил довольно, надо и честь знать. Договор между нами будет такой: ты отдаешь мне мой «лимон», а я – честно и без обиды – выдаю тебе твою… в общем, которая по-сучьи сдала тебя на суде. Самым блядским, самым мусорным образом – за лавэ, за «бабки» тебя слила. Я думаю, такой, как ты, не станет с ней долго рассусоливать. Головой в овраг – и будешь прав.