Киллер
Шрифт:
– Я забыл записать наш номер, так что пришлось звонить Феррису.
– О черт, как ты мог! Я немедленно уезжаю.
– Он снова приходил в дом?
– Он ездил мимо дома туда-сюда весь день, все вынюхивал. Если он узнал, что я одна… Он, вероятно, уже едет сюда.
– Секретарша сказала, что он где-то по делам.
– Уэйн, я не хочу ничего выдумывать и волновать тебя понапрасну. Но этот тип, это ничтожество, подкатывается ко мне. Он считает, что ему все позволено. Ты это понимаешь?
– Я ему позвоню.
– Уэйн, я уезжаю. Прямо сейчас. Повисла пауза.
– Хорошо, тогда
– Да, нашла.
– Я так и знал.
– Уэйн, скорее всего, я буду у мамы.
– Ладно, там и увидимся. Видишь, как сильно я по тебе соскучился!
Этот портовый бар оказался низкопробной забегаловкой, хотя и довольно уютной. Уэйн обвел взглядом помещение, но боцмана нигде не было. Бармен принес ему пиво, и он спросил у него, не знает ли он кого-нибудь здесь, кто идет курсом на север.
– Я что, похож на агента бюро путешествий? Поспрашивай вокруг, – огрызнулся тот.
Он повернулся, собираясь уйти.
– Постойте, – остановил его Уэйн. – А где сумка, которая стояла здесь?
– Ее прихватил твой приятель.
– Но это моя сумка, а не его.
– Между прочим, ты должен заплатить и за его выпивку тоже. Четыре доллара и восемьдесят центов.
– Когда я пошел звонить, я просил дать ему всего одну порцию.
– Хочешь иметь неприятности? – нахмурился бармен.
Кармен сделала себе сандвич в дорогу. Положила шмат колбасного хлеба обратно в холодильник и застыла с открытой дверцей, глядя на молоко, которое прокиснет, на еду, которая покроется белой плесенью и будет неприятно пахнуть. Как ужасно воняло в тот первый вечер, когда она при свете свечи открыла холодильник. Феррис тогда сказал, что прежняя жиличка была никудышной хозяйкой…
Она захлопнула дверь, удивляясь тому, что ее волнуют подобные пустяки, когда нужно поскорее убираться отсюда. Пусть Уэйн сам позаботится, но ей надо напомнить ему об этом, оставив записку. «Выключи холодильник из розетки, выброси всю еду, оставь дверцу открытой… Поосторожней с моей замечательной машиной, а я постараюсь не врезаться в грузовик. Увидимся завтра, целую», – написала она на листке бумаги, и тут зазвонил телефон.
Кармен вздрогнула, зная, что это Феррис. А может, Уэйн? Нет, это точно Феррис.
– Феррис? – спросила она, сняв трубку.
– Как ты догадалась, что это я?
– Ты где?
– А что? Хочешь меня видеть?
– Ты в офисе?
Ей нужно было всего лишь узнать, как далеко он отсюда.
– Да. Я только что вернулся и увидел записку, что твой старик в отъезде. Жаль, что я раньше не знал. Не жди меня сегодня вечером, я должен сгонять в Нью-Мадрид, забрать там конфискованное оружие. Но я могу сделать это и завтра, без проблем. Годится?
– Меня здесь не будет, – ответила Кармен, собираясь сказать ему, что она уезжает и что он может делать с этим домом все, что ему угодно, но промолчала, опасаясь, что он примчится немедленно.
– Ты куда-то собираешься? – насторожился Феррис. – Могу приехать с утра пораньше, чтобы застать тебя еще в пижаме.
– Делай, что считаешь нужным, – ответила Кармен,
кладя трубку.Молодец. Делай, что считаешь нужным… Так и надо было сказать.
Телефон зазвонил снова, когда Кармен выходила из дома. И, только тронувшись с места, она сообразила, что, если завтра сюда заявится Феррис, его встретит Уэйн.
19
– Я хочу кое-что тебе сказать, – объявила Донна Арману, когда они, выключив телевизор, чтобы можно было спокойно поговорить, сидели вдвоем в гостиной.
– Скажи…
– Знаешь, есть люди, которые в это верят, а есть такие, которые не поверят ни за что, пока своими глазами не увидят. Уж можешь мне поверить!
– Верю, – кивнул Арман.
А не завалить ли ему эту бабенку на диван?
– Люди внушают себе, что вот это – правда, а вот это – вымысел, и никакими силами их не переубедить. Но я не такая. А знаешь почему?
– Почему?
– Потому что считаю, что нужно, разумеется, верить в то, что видишь, но помимо этого существует и нечто такое, что невозможно увидеть, но что-то подсказывает тебе, что это правда, если ты понимаешь, о чем я.
Во завернула! Впереть бы ей между ног, сразу бы вся эта бредятина из башки вылетела. Жаль, что Ричи ушел в город звонить теще монтажника, у которой телефон на прослушке, а то бы этот панк велел Донне заткнуться. Армана так и подмывало спросить Донну, что она думает о Ричи, но он решил, что лучше подождать, что скажет о нем она сама. Но Донна продолжала нести околесицу.
– Потому-то я и считаю, что Элвис до сих пор жив.
– Ты в это веришь?
– Не верю, а уверена.
– Разве не ты показывала мне фото его могилы?
– Я тогда не хотела говорить, но ты заметил, какое имя выбито на плите? Элвис Аарон Пресли… Аарон с двумя «а»…
– Ну и что?
– Элвис писал свое второе имя с одним «а».
– Тогда тот, кто в могиле, писал это имя через два «а».
– Я вообще сомневаюсь, что в могиле кто-то есть. Ходят слухи, будто Элвиса там нет. Я встречала одного человека, который взаправду видел Элвиса после его смерти. А одна певичка записала с ним песню, и я слышала эту запись.
– Может быть, ему кто-то подражал?
– Многие пытались, но я не спутаю голос Элвиса ни с каким другим. Тут я ни чуточки не сомневаюсь.
– Тогда зачем ему прикидываться мертвым?
– Мы еще об этом узнаем. Думаю, это скоро выяснится, многие его любят и скучают по нем. Я надеюсь, что это случится в «Грейсленде». Вот почему я хочу туда поехать.
– Почему не попросишь Ричи свозить тебя туда?
– Ричи не любит Элвиса. Ревнует к нему. Надеюсь, ты нет?
– К Элвису? Мне нравится его «Собака».
– А мне надрывает душу «Отель, где разбиваются сердца».
Полуприкрыв глаза, Донна напела мелодию. Потом, взглянув на него, спросила:
– Птица, можно я тебе что-то скажу? Не знаю, стоит ли, но я должна это сказать.
– Говори, только не зови меня Птицей.
– Прости, я слышала, как Ричи называл…
– Если хочешь, зови Арманом.
– Арман – симпатичное имя. Слушай, я совсем забыла, не хочешь перекусить?
– Нет, пожалуй нет.
– А коктейль?
– Сейчас нет, попозже.