Киллеров просят не беспокоиться

Анна Михайловна с гордо поднятой головой шествовала рядом с Нестеровым и ликовала про себя -- ибо, в отличие от других, ее мужа многие узнавали, здоровались, тянули руку для приветствия.

– - Будем пробиваться к своим, -- сказал Нестеров, и они стали протискиваться в самую гущу законности и правопорядка, где у ресторанной сцены виднелись головы Алтухова, Женечки и других сослуживцев Николая Константиновича.

– - Коля!
– - Анна Михайловна вдруг громко зашептала: -- Ой, смотри, смотри, Ельцин!

Президент шел вразвалочку по длинной ковровой дорожке к трибуне. Шаг свиты был -- во исполнение древнеримской заповеди -- много тверже, нежели шаг ведущего. Кланяться никто не стал. Юристы познатнее снисходительно посматривали на президента, всходящего по ступенькам на пьедестал.

Президент -- зачинщик российской "демократии" -- толкнул речь.

Минут через пять присутствующие стали поглядывать на столы, возле которых носились официанты с подносами.

В конце концов, уловив заключительную интонацию в голосе оратора, публика приготовила ладони, в подходящий момент восторженно, но кратко зааплодировала и ринулась к столам.

На сцену водрузили музыкальные инструменты, и ресторанный ансамбль стал настраиваться на долгий раунд. Заиграла музыка. Возле сцены уже было пусто, лишь первые две пары обозначили импровизированное место для того, что наши милые предки так изящно и наивно называли танцами.

Нестеров вслушивался в таинственные переливы Россини. Рядом с ним плечом к плечу в строю, занятым нелегким делом поедания деликатесов и неделикатесов наперегонки, оказался прокурор транспортной прокуратуры Ваня Снегов, прозванный друзьями и коллегами "снежным человеком" за свою мохнатость, вечную трехдневную щетину и крупную фигуру. Нестеров часто пересекался с ним по делам, которые он вел в пору работы в Генеральной прокуратуре.

– - Положи себе осьминогов, Ваня, -- посоветовал Нестеров, -- и вон еще, кажется, лягушки маринованные: очень помогает при высокогорных восхождениях.

– - Это не по мне, -- брезгливо сморщился тот, -- я лягушек ненавижу, фу, аж передернуло. Это у меня с детства рефлекс, как увижу лягушку в траве, так ору не своим голосом. Из-за этого и в лес перестал ходить за грибами. А для чего, ты говоришь, лягушки?

– - Для крутого восхождения. Когда новое звание-то получишь?

– - Это тоже не по мне, мне и так хорошо: без лягушек и без званий.
– - И кивнул кому-то: -- Здравствуйте, Владимир Борисович.

По другую сторону стола возле полуштофа с кальвадосом примостился, опекаемый своей очаровательной супругой -- нотариусом Еленой, Владимир Зимоненко, один из московских правозащитников.

– - Что, Владимир Борисович, рассольчиком балуетесь? А вот тут талантливый юрист используется не в полную силу, -- сказал ему Нестеров.

По мере наполнения желудка у него наконец-то устанавливалось хорошее настроение. Анна Михайловна целый день морила его голодом, почему-то решив, что мужу надо срочно худеть. На самом же деле, она занималась собой, и ей было не до готовки обеда.

– - Коля, остановись, -- советовала она шепотом, наклонясь к уху мужа, -- пойдем лучше пройдемся.

– - Нет-нет, Анна Михайловна, позвольте мне, -- в три приема воскликнул Зимоненко, -- пусть эти увальни тут побеседуют, для того и бомонд.

Он вывел собственную супругу и Анну Михайловну одновременно в центр площадки, а Нестеров, проводивший свою с улыбкой облегчения, отметил, что на его супругу обращают внимание: сегодня она была не только сногсшибательна внешне, но и обаятельна в общении. От нее исходило что-то притягательное: лучистый взгляд, затаивший любовь и благодарность, спокойствие и веселость.

– - Кстати о лягушках, -- сказал "снежный человек", -- мне тут дело одно дали. Никак не разберусь: по каким полкам там разбросан состав преступления. Похоже, у тамошних следаков в голове -- как в шкафу моей дочери.

– - У каких это "тамошних"?
– - поинтересовался Нестеров.

– - В Новый Уренгой из Москвы прилетел самолет. В самолете сразу после выгрузки пассажиров обнаружен труп.

– - Надо же, как интересно!
– - пошутил Нестеров.

– - Не смейся, труп залез на полку, что над сиденьями, в одном из салонов.

– - Сам?

– - Никто не знает.

– - Я знаю, -- твердо сказал Нестеров.

Снегов с надеждой уставился на него.

– - Не сам, -- продолжал генерал ФСБ.
– - Сами трупы по полкам не шастают. Значит, запихнули. Или заставили залезть, а потом прибили.

– - В том-то и дело! Никто его никуда не прибивал: сам умер.

– - Что ж, бывает, -- усмехнулся Нестеров.
– - Моя кошка перед родами в духовку залезла, ее как раз проветривали. Там и котята родились.

– - Здесь родилось кое-что почище, -- упредил Снегов, раздирая свой заросший подбородок, поскольку подшерсток его вспотел: в зале становилось душно.
– - Этого вынули, а ему в ногу змея впилась и смотрит: а, каково? Все визжат, а прокурор тамошний со страху в воздух стрелять стал, самолет повредил.

Нестеров неожиданно положил свою ладонь Снегову на плечо:

– - Повтори, что ты сейчас... Змея?! Змея!
– - заорал он вдруг, и тут же послышалось несколько женских взвизгов (нельзя забывать, что женщины тоже бывают юристами), а пара тел так и вовсе рухнула на пол.

В зале как-то резко посвежело, потому что народ схлынул, люди создали пробку в дверях, но подпирающие сзади, боясь, что змея уже подползает к ним, поднатужились и выдавили всех желающих на улицу. Как же мы любим природу!

От оркестра остался один глуховатый барабанщик. Зимоненко вернул Анну Михайловну мужу, но тот все еще тряс Снегова за лацканы пиджака:

– - Это же моя змея, Ваня! Да что они, по всему Внукову расползлись, что ли? Человек погиб от укуса змеи?

– - Вроде нет, вроде от инфаркта.

– - Ну, это просто инфаркт змею опередил! Давай-давай, поехали, -Нестеров обернулся и удивился: -- О, а где ж народ-то весь?

В этот момент к Нестерову подошел еще один человек в отлично сшитом костюме. Это был старый знакомый Николая Константиновича по тем делам, которые он расследовал в Азейрбайджане лет десять назад.

Человека в безукоризненном костюме звали Гасан Борисович Мирзоев, был он президентом Гильдии российских адвокатов и, казалось бы, по роду своей деятельности должен был бы вызывать у следователя Нестерова ревнивые чувства, но подошедший был так обаятелен, да еще таким виртуозом своего дела, что даже когда еще до суда разваливал лучшие нестеровские, выстраданные им и его управлением дела, -- даже тогда вызывал восхищение.

– - Привет, Гасан, -- сказал Нестеров.

– - Здравствуй, Колечка, -- Гасан Борисович одарил присутствующих своей доброй, застенчивой улыбкой, -- вот что я подумал, ты какой-то истерик стал, про змей на весь зал кричишь. Правительство распугал. Никого в зале не осталось. Ты -- странный человек. Слушай, я не понимаю: может, тебе от государевой службы на покой пора, переходи-ка ты ко мне в Гильдию. Адвокатом будешь. Пора тебе людей защищать. О душе не думаешь.