Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Киммерийская крепость
Шрифт:

Проклятые маленькие города, подумал Гурьев. Ненавижу.

— Познакомьтесь, Денис Андреевич, — Даша вздохнула и виновато посмотрела на Гурьева. — Это Денис Андреевич Шульгин, наш учитель физкультуры. А это…

Гурьев пожал веслообразную лапищу:

— Перекись, вата есть? Надо царапину обработать.

— А что случилось-то?!

— А не надо вопросов, — покачал головой Гурьев. — Сами справитесь, или помочь?

— Справимся, товарищ Гурьев.

Кажется, в голосе Шульгина прозвучало что-то вроде обиды. Вот это напрасно, подумал он. Напрасно я так с ним. Правильный мужик. Пригодится. Для дела – и вообще,

пригодится.

— У тебя рубашка есть? — гораздо мягче спросил Гурьев и улыбнулся – своей нормальной улыбкой, против которой не было защиты ни у кого, никогда. — Ты посмотри, в каком я виде. Люди сейчас разбегаться начнут.

— Да нормально всё, — заговорщически усмехнулся Шульгин. — Щас.

— Спасибо, — надевая великоватую рубаху, от всего сердца поблагодарил Гурьев. — Я за таксомотором сбегаю, а вы тут полевой лазарет пока разверните. Салют.

— Ну?! — повернулся к девушке Шульгин, когда хлипкая дверца будки затворилась за Гурьевым. — Рассказывай, быстро!

— Не могу, — покачала головой Даша. — Я честное слово дала.

— Садись, — мрачно кивнул Шульгин. — Ишь, ты. Честное слово. Эх, Чердынцева, Чердынцева. Одни хлопоты с тобой!

Гурьев возвратился через десять минут:

— Всё, едем. Денис Андреич, дай одеяло какое-нибудь, я завтра верну.

Шульгин хмыкнул довольно – судя по всему, скорый переход от официоза к неформальному сотрудничеству ему импонировал. Он вытянул из сундука позади себя и протянул Гурьеву требуемое:

— Только не забудь. Имущество-то казённое, Яков Кириллович, сам понимаешь.

— Не забуду. Бывай.

Набрасывая на плечи девушки одеяло, Гурьев недовольно проворчал:

— Идём быстренько, на нас смотрят. Терпеть не могу привлекать внимание.

Даша, коротко взглянув на Гурьева, улыбнулась, — опять эта снисходительная улыбка, подумал он, — и пошла вперёд. Как она ангельски соблазнительно выглядит в этом жутком одеяле, мысленно вздохнул Гурьев. Господи. Рэйчел.

Возле дома Чердынцевых такси остановилось. Быстро оценив картину – небольшая, чисто выбеленная хата в южнорусском стиле, невысокий штакетник забора, калитка с крючочком от честных людей и крошечный палисад, — Гурьев понял: нет. Так не пойдёт. Он спросил:

— Когда отец вернётся?

— В октябре. Точно я не знаю – это военная тайна. Я вас сразу же познакомлю. Он немножко будет ревновать сначала, но ты не пугайся, ладно?

— Я попробую, — усмехнулся Гурьев. — Ты как с хозяйством одна управляешься?

— Соседи помогают, если что. Да у нас и нет никакого особенного хозяйства. Справляюсь. Я привыкла.

Вот обормот, сердито подумал о Чердынцеве Гурьев. Разве можно ребёнка так мучить?! Ну, я тебе вправлю мозги, мореход, дай только тебя дождаться. Ох, вправлю.

— Теперь слушай, — ласково сказал Гурьев. — У меня времени – ну, просто уже минус час. Давай быстренько переодевайся – и назад в машину.

— Зачем?! — у Даши глаза стали круглые-круглые.

— За Денисом Андреевичем съездим. Побудет с тобой до вечера, а там я придумаю что-нибудь.

— Гур…

— Всё, всё. Это приказ.

— Почему?!

— У приказа есть место действия и срок исполнения. Ответа на вопрос «почему» ни один приказ никогда не содержал – и не будет. Дочери военного моряка полагается это знать.

— Да, я быстро, — девушка выскользнула из автомобиля и

скрылась за калиткой.

— Мотор не глуши, — буркнул Гурьев таксисту, оторопело озиравшему всю сцену. — Сейчас поедем.

Через несколько минут Даша появилась снова, быстренько уселась на сиденье и протянула Гурьеву аккуратно сложенную и отутюженную рубаху и свёрнутое скаткой одеяло. Чистюля, подумал Гурьев. Чистюля и аккуратистка. Отличница. Совсем, как Рэйчел. Какая-то непонятная, абсолютно безосновательная, беспочвенная радость клокотала в нём, бурлила, как пузырьки воздуха в кипящей воде. Неужто у неё и утюг под парами стоит?! Господи, подумал Гурьев, да что же это такое?!

— Трогай, — проворчал Гурьев шофёру, натягивая свою рубашку, приятно щекочущую кожу теплом.

— Гур… А что случилось?

Гурьев приподнял бровь и указал глазами на шофёра. Даша быстро кивнула и отодвинулась вглубь сиденья.

* * *

Шульгин, кажется, не столько удивился, сколько обрадовался:

— Здорово! Зайдёшь? У меня есть как раз согревающего по…

— Я не зайду, а ты выйдешь, Денис, — тихо произнёс Гурьев. — Сколько до конца рабочего дня?

— Час ещё…

— Снимаю с дежурства. Вперёд.

— А…

— По дороге.

Выслушав короткий отчёт о событиях, Шульгин почесал то место, где когда-то росла буйная шевелюра, а теперь имелась гладкая и загорелая до черноты лысина:

— Ничего не понимаю… Это ж не ребёнок, а чистое золото!

— А я о чём. У меня, Денис есть интуиция. Она у меня большая. Большая-пребольшая. И она мне уже битый час твердит: всё это неспроста и очень, очень чревато. Поэтому я сейчас отправляюсь к вашей Завадской на рекогносцировку, а ты бдишь около Дарьи, аки пес цепной. Если что – бей и не думай. Думать и отвечать за всё буду я.

Шульгин сплюнул и длинно, громко, эмоционально и обстоятельно поведал Гурьеву подробности родословной живой силы вероятного противника. Гурьев догадался, что в основу исследования лёг целый ряд весьма рискованных допущений и смелых гипотез о степенях родства и некоторых малоизвестных науке подробностях анатомии мифологических существ – персонажей народного фольклора, — но форма, форма! Поэт, вздохнул Гурьев. Мне опять повезло.

— Ты иссяк? — поинтересовался Гурьев, когда Шульгин сделал паузу для забора воздуха.

— Да ты что?!? — оскорбился Шульгин. — Да это ж так, разминка! Щас я…

— Стоп-машина. С этой минуты – такие слова произносятся про себя. А лучше – вообще не произносятся. Постепенно изымаются из обращения. Знаешь, откуда матюги взялись?

— Знаю. От татар.

— Сам ты от злых татаровей, — беззлобно усмехнулся Гурьев. — Матерщина – матерные слова – это проклятия, имена бесов. И человек, произносящий эти слова, особенно – попусту, автоматически призывает этих бесов на себя, своих детей и свой род. Материться – значит уничтожать разум и здоровье. Как своё, так и тех, кто эти ругательства слышит. Матерщина, Денис – это оружие. Страшное оружие. А оружие вынимают, чтобы убить. Вот, например, приходят наши красавцы за девочкой, — а тут вылетает из-за острова на стрежень товарищ Шульгин, и: та-та-та! та-та-та! та-та-та! Это есть боевое применение тонкого инструмента. И мне нравится. Как ты выражаешься: приходи, кума, любуйся. Так что – язычок-то прикуси до поры. Вопросы?

Поделиться с друзьями: