Кингсблад, потомок королей
Шрифт:
Во вторник, через неделю после Нового года, Нийл сидел за своим столом в банке, когда честный Джад Браулер, живший в двух шагах от Нийла, но теперь почему-то никогда не встречавшийся ему на улице, появился перед ним и сказал:
— Нийл, ты отлично знаешь, что сам я свободен от предрассудков, но все как будто считают, что я должен оберегать мою жену и дочь, так что, пожалуй, лучше нам с тобой по возможности не видаться. — И зашагал прочь, не дожидаясь ответа.
Потом, когда Нийлу уже порядком осточертело неослабное внимание Пратта, в атаку двинулись все старые друзья. Кертис Хавок, увидев во дворе Нийла, крикнул жене: «Вон он, чертов ниггер!» Щеголь
Но тяжелее всего было встретить Рода Олдвика и услышать его елейное, как пасхальное благословение: «Доброе утро, Нийл!»
Потом, похожая на мелкий холодный дождик, пришла уверенность, что весть уже поползла по всему городу. Какой-то незнакомец, смуглый и мрачный, склонился над столиком Нийла в кафетерии, где он одиноко завтракал эти дни, и таинственно забормотал:
— Вы меня не знаете; я торгую фруктами, и все думают, что я грек. Но я цветной, как и вы, только я-то об этом молчу. Послушайтесь моего совета, брат, и поступайте так же.
Самую откровенную издевку позволил себе Эд Флирон, новый мэр Гранд-Рипаблик, занявший этот пост после Уильяма Стопла. Он был владельцем большой аптеки, где по дешевке продавались сваленные в неаппетитные груды сандвичи, резиновые купальные чепчики, засохшие конфеты, детские велосипеды, электрические вентиляторы и кое-какие лекарства, а покупателей обслуживали бестолковые девушки, от которых больше пользы было бы дома на ферме.
Мэр Флирон ввалился в гостиную Нийла, когда Вестл не было дома, и выпалил:
— Я мэр этого города и ваш сосед, к сожалению!
Нийл, естественно, рассердился:
— Да что вы, Эд? А я думал, вы живете в Свид-холлоу.
— Прошу не дерзить мне, Кингсблад. Я мэр этого города…
— В самом деле?
— …и я вам говорю: мы не желаем, чтобы вы, ниггеры, забирались в районы, где живут порядочные белые люди, портили детей и пугали женщин.
— И сбивали цены на земельные участки? Старо, Эд.
— Пусть старо, зато правильно, и вы еще об этом услышите, а если моя полиция заинтересуется вашими делами, не вздумайте лезть ко мне с жалобами, как к мэру города!
— К вам? Да я лучше… А ну, ладно. Убирайтесь вон!
Бессменный соперник мэра Флирона, бывший мэр Стопл, который в качестве агента Бертольда Эйзенгерца занимался в свое время планировкой Сильван-парка, пожаловал на следующий вечер. Но у этого подходец был другой.
Он ни словом не упомянул о неграх; он затараторил:
— Нийл, миссис Кингсблад, у меня есть один клиент, который спит и видит, как бы переехать в Сильван-парк, и дом ваш ему очень нравится, а с другой стороны, у меня есть на примете чудесный домик в Кэну-хайте, по соседству с нашим милейшим Люцианом Файрлоком. — Он не добавил, что это означает также — по соседству с доктором Ашем Дэвисом и недалеко от Шугара Гауза. — Там, правда, менее благоустроено, но зато вид оттуда гораздо лучше, вы говорите, у вас тут красиво, — господи, а там вид на весь Саут-энд — просто дух захватывает. Если бы вы, друзья, согласились на обмен, разумеется, с небольшой приплатой, я мог бы выгодно вам это устроить, а кто же отказывается от своей выгоды, ха-ха?
Нийл сказал:
— Нет. Это наш дом.
Вестл сказала:
— Конечно, нет. Что за вздор! И почему Кэну-хайтс? Там такое смешанное население — евреи, итальянцы и даже… Ах, так.
Понимаю.Мистер Стопл выразился деликатно:
— Едва ли ваша разборчивость сейчас уместна, миссис Кингсблад. И условия в следующий раз будут куда менее соблазнительные. Но я несколько дней подожду вашего ответа. Всего хорошего.
Нийл сказал:
— Он знает.
Вестл сказала:
— Ну еще бы он не знал! Наверно, все уже знают… А что, в Кэну-хайтс живут все сливки негритянского общества? Вроде доктора Мелоди?
— Понятия не имею.
— А разве твои… разве никто из твоих знакомых негров не живет в Кэну-хайтс?
— Этого я не говорил! Я ничего подобного не говорил! Я не говорил, что никто из моих знакомых негров не живет в Кэну-хайтс! Я просто сказал… я сказал, что не знаю, где живет доктор Мелоди, — я и не знаю!
— Господи, Нийл, ты никогда не отвечал мне таким тоном!
— Ты права и — прости, пожалуйста. Не будем ссориться из-за пустяков. (Он почувствовал, что она сверхчеловеческим усилием удержалась от реплики: «я не начинала ссориться», — и это придало ему бодрости.) Не допустим, чтобы они одолели нас, восстановив друг против друга.
— Ни за что!.. Во всяком случае, постараемся.
Они долго гадали, и в этот вечер, и после, многие ли уже знают и что говорят. Вестл едва смела верить, что соседские дети до сих пор не ополчились на Бидди и по-прежнему видят в ней только веселую подружку и выдумщицу, всегдашнего их коновода в самых шумных играх. Все дети, кроме Пегги Хавок. Та раньше ходила по пятам за Бидди, а теперь она редко появлялась во дворе, и Вестл с болью в душе смотрела, как Бидди, не дозвавшись Пегги, стоит озадаченная, медленно водит по снегу носком красного сапожка, смотрит, не отрываясь, на дом Хавоков, тщетно ждет.
Соседи при встречах бывали по большей части сугубо любезны и сугубо лаконичны. На лицах у них было написано, что они видят в Нийле и даже в Вестл нечто новое и предосудительное. Откровеннее других был добродушный мистер Топмен, который в пятьдесят лет дослужился только до кассира в Торговом и Горно-Промышленном Банке.
Он остановил Нийла на улице и кротко сказал:
— Я слышал, что в вас есть негритянская кровь, Нийл. Признаюсь, это меня удивило. Я всегда думал, что все негры огромные, черные и страшно вороватые. Неужели я ошибался?
Он взывал к Нийлу, как к высшему авторитету, и Нийл ответил авторитетно:
— Вы ошибались.
— Подумайте, как интересно! А скажите, негры охотно возвращаются в Африку?
— Сколько мне известно, они туда не возвращаются.
— В самом деле? Я и не знал. А вот один швед — тот, я знаю, вернулся к себе на старую родину.
— Это не совсем одно и то же.
— Да? Очень интересно. Скажите, Нийл, а вы знаете такого негритянского проповедника, в Атланте, штат Джорджия, — я про него читал, зовут его… нет, точно не могу вспомнить, Джордж Браун или что-то в этом роде — вы знаете, кого я имею в виду.
— Боюсь, что нет.
— Или, может быть, Томас. Я думал, может, вы про него слышали. А скажите — меня всегда занимал этот вопрос: самые знаменитые цветные дирижеры — вот, скажем, Дьюк Эллингтон, — сколько они зарабатывают в год чистых?
— Боюсь, что и этого я не могу вам сказать.
— Неужели не знаете? Ну, а скажите, верно, что негры всегда хотят жениться на белых женщинах?
— Очень сомневаюсь, но наверно сказать не берусь.
— Как странно! Я думал, вы, цветные, решительно все знаете об этих вещах.