Кио ку мицу !
Шрифт:
– Так значит: уходили комсомольцы на гражданскую войну!.. К кому надо явиться?
– спросил Ерохин.
– Зайдешь прямо к военкому. Скажешь - из политотдела звонили. Военный билет не забудь... Я тебя подвезу, у меня машина.
– Гляди, какой важный!.. А помнишь, спорили - этично ли комсомольцу разъезжать на легковой машине, когда все вокруг пешком ходят...
Вышли вместе, влезли под брезент газика, поехали через город. Вблизи военкомата Ерохин выскочил из машины.
– Не забудь, сегодня в одиннадцать на товарной станции, напомнил ему Жигалин.
– Там
Через час Юрий вышел из военкомата с предписанием: младшему командиру запаса такому-то явиться туда-то для дальнейшего прохождения военной службы...
Потом он ездил на склад за обмундированием, забегал к тетке на работу, предупредить, что уезжает, а вечером перед отъездом зашел попрощаться к Микулиным.
Аглая Алексеевна, увидев Юрку в военной форме, всплеснула, по своей привычке, руками, заахала, заудивлялась:
– А я-то думала в тот раз - ты все шутки шуткуешь.
Юрка сказал - призвали на военный сбор, сегодня уезжает.
– Однако, не про ваш ли сбор нонче по радио передавали, - с лукавинкой ответила Аглая Алексеевна.
– Опять японцы безобразничают, как раньше...
– Она все понимала, все чувствовала, мудрая, добрая русская женщина!
Ирина сказала:
– Завидую я тебе. Юрка! Так бы вот на крыльях с тобой полетела!..
– А тебе, Ирина, на месте сидеть надо, - возразила Аглая Алексеевна.
– Не рвись! Куда я без тебя денусь? Не пришло твое время.
Она заставила всех присесть перед дорогой, сама села на краешек сундучка, накрытого домотканым ковриком.
– Ну, а теперь в добрый путь, Юрашка! Береги себя. Помню, как я своего Александра Никитича провожала. Тоже вот так, второпях. Мы тогда только повенчались... Уезжал на неделю, а обернулось годами... Я уж к нему сама приехала. Семьсот верст через тайгу продиралась. Где пешком, где на подводах... Однако, тебе пора, Юрашка! Ступай, ступай!
Она ласково погладила его по спине, поцеловала. И Ерохин ушел с маленьким желтым баулом, придерживая свернутую в скатку шинель, перекинутую через плечо, как пулеметная лента.
29 июля 1938 года японские войска атаковали высоту Безымянную у пограничного озера Хасан. Бой приняли одиннадцать пограничников под командой лейтенанта Махалина. Высоту удалось отстоять. Пять пограничников было убито, шесть тяжело ранено. Лейтенант Махалин погиб в начале боя, живые продолжали драться, и ни один из них не покинул поля сражения до тех пор, пока японцы не откатились назад. Через день они предприняли новую атаку и заняли высоту Заозерную.
Первого августа из штаба Дальневосточного фронта на имя наркома Ворошилова поступило донесение:
"Противник, силой до полка пехоты, при поддержке дивизионов артиллерии, в 20.00 31 июля сего года перешел в наступление и занял высоты 64,4, а также 86,8 и 68,8..."
Контратака советских частей, проведенная второго августа, успеха не принесла. Следовало предпринимать решительные меры, вводить в действие полевые войска.
Ближайшей дивизией к району конфликта была 40-я пехотная дивизия, в которой служил старший политрук Владимир Жигалин. Ее и направили в подкрепление 59-му отряду пограничных войск, охранявшему 236
километров сухопутной и около 400 километров морской государственной границы. На каждого пограничника приходилось по несколько километров.Дивизию подняли по тревоге и форсированным маршем по бездорожью направили в район озера Хасан к Заозерной.
Марш был тяжелый - болота и сопки, сырое бездорожье. Особенно когда втянулись в Посьетский район, в теснину между границей и побережьем Японского моря, в так называемый Заречный мешок. Лето в тот год стояло дождливое, низины, как губки, набрякли влагой. Грунтовые дороги размесили ногами, колесами. Полевые орудия, автомашины, конные повозки вязли в непролазной грязи, и люди тянули их на себе от сопки к сопке, которые стояли пологими островками среди топкой хляби густо-зеленых низин.
Дивизия растянулась на многие километры. Войска шли сплошными колоннами, нарушая установленные интервалы, и не было, казалось, конца-края войскам, идущим к государственной советской границе.
Ерохин не считал себя знатоком военного дела, но сразу же погрузился в заботы походной жизни. Видно, никто не собирался здесь воевать. К участку границы, самому неспокойному за последние два года, ведут такие дороги! В век техники самым мобильным посчитали способ пешего перехода! А тылы отставали, и нужны были сверхчеловеческие усилия, чтобы выполнить в срок поступивший приказ.
Солдаты трое суток почти не спали, осунулись, похудели и время суток измеряли километрами, пройденными батальоном. Что же касается танковой бригады, приданной дивизии, она шла со скоростью полутора-двух километров в час - вдвое медленнее скорости пешехода.
И все же произошло невероятное: в назначенный срок - через трое суток - дивизия сосредоточилась на исходных позициях, в указанном ей месте. Последние версты шли в темноте, но под ногами уже не было чавкающей грязи - вышли на сухие места. Бойцы, измотанные трехдневным переходом, повалились на землю и забылись в глубоком сне.
Ерохин пошел разыскивать КП дивизии, чтобы доложить о прибытии батальона. Комбат показал ему лишь точку на карте, он и сам не знал точно, где расположился штаб, указал только направление.
– Возьми связного, - приказал комбат, - доложи, что батальон прибыл, и к рассвету - обратно.
Ерохин так и не нашел бы командного пункта, если б не наткнулся на политотдельцев дивизии. В темноте он услыхал голос Жигалина. Они не встречались после того, как Юрий выскочил из газика у дверей военкомата, ночью на товарной станции было не до того. Оказалось, и ехали разными эшелонами.
Жигалин не сразу узнал Юрку, когда тот подчеркнуто официально пробасил:
– Разрешите обратиться, товарищ старший политрук!
– Юрке трудно было переключиться на служебный тон в отношениях с закадычным другом, и в словах его прозвучал оттенок иронии.
– Ну, как воюется, товарищ младший командир?
– в тон ему спросил Жигалин.
– Стал бывалым солдатом. Три дня по уши в грязи. Помнишь: "День, ночь, день, ночь. Мы идем по Африке... Грязь, грязь от шагающих сапог..." - переиначил Юрка строфу из Киплинга.