Ливергант А. Я. Киплинг

Введение

Даже те, кто никогда не читал или подзабыл классику, русскую и зарубежную, живо откликнутся на такие азбучные цитаты, как «Все смешалось в доме Облонских», «Человек — это звучит гордо» или «Быть или не быть?».

Редьярд Киплинг — которого сегодня если и читают, то разве что в детстве (удел многих, со временем «молодеющих» классиков), если и помнят, то «Книгу джунглей» и «Просто сказки», если и цитируют, то Багиру и Рикки-Тикки-Тави, а не Кима, полицейского Стрикленда или художника Дика Хелдера, — пополнил эту коллекцию такими хрестоматийными словосочетаниями, как «закон джунглей» или «бремя белого человека». Такими поэтическими строками, как «Запад есть Запад, Восток есть Восток» или «Наполни смыслом каждое мгновенье, часов и дней неумолимый бег…».

Слава «барда Британской империи», который, по словам его друга и вечного оппонента Герберта Уэллса, «поразительно подчинил нас себе… вбил нам в головы звенящие и неотступные строки, заставил многих… подражать себе… дал особенную окраску нашему повседневному языку», была столь же фомкой, сколь и недолговечной. В 90-е годы позапрошлого века «туземнорожденный» Киплинг единодушно считался первым писателем Англии, однако до конца столетия все главное было уже им создано. После Первой мировой войны писатель сначала отошел в тень, а затем, еще при жизни, был прочно забыт и вписан в пантеон почитаемых, но не читаемых классиков. По словам крупнейшего англоязычного поэта XX века Томаса Стернза Элиота, вновь, уже перед самым началом Второй мировой войны, открывшего киплинговскую поэзию, Киплинг еще при жизни стал «забытой знаменитостью», «лауреатом без лавров».

Похороны первого английского нобелиата в Уголке поэтов Вестминстерского аббатства были столь же торжественны, сколь и немноголюдны, и в этом не было ничего удивительного: Киплинг-поэт, Киплинг-властитель дум был, по существу, похоронен несколькими десятилетиями ранее. Но довольно скоро выяснилось, что его творчество затронуло умы и сердца британских — и не только британских — читателей куда глубже, чем хотелось бы его хулителям. «На протяжении пяти литературных поколений, — писал о нем Джордж Оруэлл, отнюдь не разделявший политических воззрений автора „Книг джунглей“ и „Кима“, — всякий просвещенный человек презирал Киплинга, но, в конце концов, девять десятых этих просвещенных людей оказались забыты, Киплинг же по-прежнему с нами». А презирали Киплинга не только за реакционные политические взгляды, но еще и потому, что забыли про его поэтическую «Просьбу»: «Расспрашивайте про меня лишь у моих же книг [1] ». Для писателя — а Киплинг, не будем этого забывать, был прежде всего писателем, — такая просьба вполне оправданна.

1

Пер. Вяч. Вс. Иванова.

Глава первая ДВА ДЕТСТВА

Из церкви Сент-Мэри Эбботс в Кенсингтоне молодые отправились не на свадебный ужин вместе с гостями, а на пароход, отбывавший в Бомбей. Свадьбу праздновали без них.

Без Джона Локвуда Киплинга, художника-иллюстратора, скульптора, архитектора, искусствоведа, дельного и энергичного администратора, отлично справившегося с должностью директора музеев и художественных школ в Бомбее и в Лахоре, и, вдобавок, способного литератора, тонкого стилиста, про которого его знаменитый сын сказал как-то, что отец владеет пером лучше, чем он сам.

И без Алисы Киплинг, урожденной Макдональд, родившейся в том же 1837 году, что и ее избранник, но происходившей из семьи более культурной и образованной, с куда большими связями, стоявшей на общественной лестнице выше Киплингов.

Прадед писателя по отцовской линии Джон Киплинг был простым йоркширским фермером, а дед, один из шестерых его детей, преподобный Джозеф Киплинг — методистским священником. 6 июля 1837 года у него и у его жены, дочери мажордома лорда Малгрейва Франсес Локвуд, родился первенец Джон Локвуд. Семейство преподобного Джозефа Киплинга часто переезжало, по долгу службы главы семьи, с места на место, и мальчика определили в почтенную, с традициями методистскую школу Вудхаус-Гроув под Лидсом. В 1851 году тринадцатилетний Джон Локвуд отправился с классом на экскурсионном поезде в Лондон, на Всемирную выставку в Гайд-парке, и поездка эта оказалась в его жизни решающей. Прошло всего несколько лет, а молодой человек уже подвизался скульптором на строительстве Музея Южного Кенсингтона (теперь — Виктории и Альберта), о чем, между прочим, свидетельствует его портрет на стенной росписи, для которой он позировал собственной персоной.

В 1859 году в жизни Джона Локвуда, работавшего в то время в Берслеме в гончарной мастерской и дававшего для заработка уроки французского (в Вудхаус-Гроув языкам, как, впрочем, и другим предметам, учили на совесть), происходит еще одно памятное событие: он сходится со своим сверстником, священником, преподобным Фредериком Макдональдом, и весной 1863 года на пикнике на озере Редьярд в Стаффордшире знакомится с его сестрой и своей будущей женой Алисой, которая была старше его — впрочем, всего на несколько недель.

В жилах Макдональдов текла кельтская (шотландская, ирландская и валлийская) кровь. Дед и отец Алисы, двух ее братьев и четырех сестер были, как и отец ее мужа, священниками-методистами. Отец, преподобный Джордж Макдональд, как и его будущий зять, получил образование в Вудхаус-Гроув. В пятидесятые годы методистская «охота к перемене мест» приводит Джорджа Макдональда в Бирмингем, а его старшего сына — в тамошнюю художественную школу короля Эдуарда, где непререкаемым авторитетом пользуется самый одаренный из учащихся — будущий знаменитый художник-прерафаэлит Эдвард Бёрн-Джонс. Когда спустя несколько лет Бёрн-Джонс переехал в столицу, в его лондонскую мастерскую, которую он снимал на паях с другой знаменитостью и тоже прерафаэлитом Уильямом Моррисом, наведывались и бывший его соученик Генри, и младший брат Фредерик, и любимица семьи Макдональдов, старшая сестра Джорджина. В 1860 году Джорджина вышла замуж за Бёрн-Джонса, и спустя четыре года уже обремененные семейством молодые люди переехали в Фулхэм, в большой старинный особняк на Норт-Энд-роуд, именуемый Грейндж (мыза, ферма). Этому-то особняку, где некогда живал знаменитый автор «Памелы» и «Клариссы» Сэмюэл Ричардсон, и предстояло на три с лишним десятилетия стать местом встречи многочисленного и дружного семейства Макдональдов. Здесь родители развлекали детей, а дети родителей. Здесь принято было играть с детьми под Рождество в магический фонарь и «изюминку на спиртовке», учить их рисовать и писать стихи, читать им книги и рассказывать невероятные истории. В нелегкие семидесятые, когда юный Редьярд Киплинг был оторван от родителей и жил «в людях», Грейндж, Бёрн-Джонсы, дядя Топси, как дети звали У. Морриса, старшие и младшие кузены и кузины станут для него отдушиной и подспорьем, праздником, который, увы, был с ним далеко не всегда.

Свадьба Киплингов — если не считать, что сами молодожены, как уже говорилось, на ней отсутствовали, — удалась на славу. Джорджина, ее устроительница и вдохновительница, предусмотрела, кажется, всё. Пышный прием по случаю состоявшегося Смарта 1865 года обручения невысокого, улыбчивого, сдержанно-добродушного Джона Локвуда и умницы и красавицы Алисы — голубоглазой, с густыми золотисто-каштановыми волосами, острыми чертами лица и таким же острым язычком, — почтил своим посещением весь литературный и художественный Лондон. Поэтический мир был представлен крупнейшими именами — Робертом Браунингом и тогдашним кумиром читающей публики, горбуном с рыжей копной волос на львиной голове Алджерноном Чарльзом Суинберном. Прерафаэлитское братство присутствовало почти в полном составе: Бёрн-Джонс, Уильям Моррис, художник и поэт, один из основателей братства Данте Габриэль Россетти, его брат, литератор и художественный критик Уильям Майкл Россетти, а также живописец и книжный иллюстратор Форд Мэдокс Браун. Это он, в отсутствие жениха, потешал гостей, переиначивая имя Джона Киплинга в Джона Гилпина — торговца льняным товаром, незадачливого героя шуточного стихотворения английского поэта XVIII века Уильяма Каупера…

Итак, молодожены, презрев свадебные ритуалы, в тот же день отбыли в Бомбей, где Джону Локвуду стараниями шурина, а также своего учителя сэра Филиппа Канлиф-Оуэна предстояло возглавить уже лет десять существовавшую, основанную богатым парсом художественную школу в экзотической должности «профессор архитектурной скульптуры» и где в предпоследний день того же 1865 года у Киплингов родился сын, нареченный в честь деда Джозефом, а в честь места, где познакомились родители — Редьярдом. Идея назвать первенца этим необычным именем принадлежала, впрочем, не родителям, а младшей сестре Алисы Луизе, которая, с точки зрения Макдональдов, сделала куда лучшую партию, чем сестра, выйдя замуж за богатого фабриканта Альфреда Болдуина и став матерью будущего английского премьера Стэнли Болдуина. Надо сказать, что все Макдональды так или иначе преуспели в жизни: старший, Фредерик, сделал завидную духовную карьеру, а вторая сестра Джорджины Агнес вышла замуж тоже очень удачно и тоже за художника. Ее муж Эдвард Пойнтер стал со временем директором той самой Кенсингтонской художественной школы, где в свое время учился Джон Локвуд, а в 1896 году — президентом Королевской академии искусства.

Со стороны может показаться, что Алиса и в самом деле — даром что по любви — вышла замуж не слишком удачно. И то сказать, кто такой был малоимущий учитель живописи и декоратор по сравнению с Бёрн-Джонсом, Пойнтером и Альфредом Болдуином? И ладно бы малоимущий, — еще ведь и авантюрист: не всякий бы отважился увезти молодую жену на край света. Макдональды были от этого «волюнтаристского» решения, прямо скажем, не в восторге. А между тем идея уехать в Индию с ее голодом и эпидемиями, да еще спустя всего несколько лет после кровавого, только что подавленного восстания сипаев, дабы обрести там независимость — и материальную, и семейную, — принадлежала вовсе не Джону Киплингу, а его жене, отличавшейся, по отзывам знавших ее, в том числе мужа и сына, куда более сильным и независимым нравом, чем несколько отрешенный от жизни Джон, писавший о своей спутнице жизни с нескрываемым восторгом и даже не без некоторой зависти: «Она видела на сто миль вперед и не столько объясняла свои доводы, сколько на них настаивала… Проницательность, коей она отличалась, была сродни вспышке молнии…» Если учесть, что дар ее сына взращен был Индией и неизвестно, кем стал бы Джозеф Редьярд (и стал бы кем-нибудь), не отправься его родители тем холодным мартовским днем прямо из-под венца на бомбейский пароход — Алиса Макдональд видела не на сто, а на несколько тысяч миль вперед.

* * *

«В детстве у меня не было детства», — писал Чехов. У Киплинга их было целых два — индийское и английское. В индийском детстве у автора «Маугли» детство было, в английском — не было. В Бомбее, где Джон Локвуд, с самого начала стремившийся развивать исконно индийские искусства и ремесла, был окружен любовью и почтением, юного Редьярда рьяно опекали все находящиеся в доме слуги и в основном, конечно, айя (няня), не спускавшая с него глаз. С первых же месяцев жизни Ралли, как его называли в семье, был избалован вниманием окружавших его взрослых, белых и цветных, и когда в одном из первых своих рассказов Киплинг писал о шестилетнем мальчике: «Ему никогда не приходило в голову, что на свете найдется хоть один человек, способный ослушаться его приказов», — он явно имел в виду самого себя.