Кипрей-Полыхань

— Из-за вас! Из-за вас… разучился.

Пришла Настя Никитична домой и тоже в слезы: научить ничему не научила еще, а вот разучить успела. Такого дивного дара мальчишка лишился!

* * *

Уроки стали как дистиллированная вода, без цвета и запаха. Насте Никитичне даже замечания некому было сделать. На переменах ребята к ней не подходили, в коридоре не бегали, не шумели. Слушали ее внимательно, вопросов не задавали.

Как-то она засиделась в пустом классе, тетради проверяла. Вышла из школы, слышит, — разговаривают. Сидят ее ребятки вдоль теплой солнечной стены, а перед ними — школьный сторож.

— Ну–тко, скажите, что это? — спрашивал сторож, и каждая морщина на его лице сияла хитростью. — Ну–тко? «Под мостом–мостищем, под соболем–соболищем два соболька разыгрались».

— Брови да глаза, — отвечали ребята.

— Ишь ты! Верно! Тогда такое спрошу: «Пришел внучок по дедушку». Кто хваткий?

Ребята молчали, Настя Никитична, стоя за углом, тоже ничего придумать не могла.

— Эх, вы! — сказал старичок. — Это значит, вешний снег на зимний лег. Ну–тко, а вот такая закавыка: «Кручу, бурчу, знать никого не хочу».

— Небось ветер! — сказал кто-то из старших ребят.

— Можно и ветер, а отгадка — вьюга. Ну, вам домой пора.

— Еще, дедушка, загадай!

— «Беленькая собачка в подворотню глядит».

— Сугроб! — опередил всех Вася.

— Молодцы! А вот вам домашнее задание. Отгадку поутру приносите: «Семя серо, руками сеют, ртом сымают».

Ребята, подхватив портфели, побежали в деревню. Старичок поглядел им вослед и пошел в другую сторону, к лесу. Настя Никитична вышла из укрытия и окликнула свою техническую службу. Старичок был ей сегодня неприятен.

— Послушайте! Почему вы бросаете школу? Пошли — даже дверей не закрыли.

— Ох, верно! — спохватился старичок.

Он вернулся, затворил входную дверь и приставил к ней щетку.

— Вы считаете, что это надежный запор? — рассердилась в открытую Настя Никитична. Она на себя уже сердилась, сердилась оттого, что ей хотелось придраться к сторожу, и поделать ничего с собой не могла.

— Это очень даже надежно! — уверил ее старичок. — Да вот сами поглядите.

В руках у него откуда-то объявилась кошка. Он пустил ее на крыльцо. Кошка подошла к двери, подняла лапу, чтоб открыть дверь, щетка подскочила, перевернулась и прямо-таки смела кошку с крыльца.

— Благодарю вас! До завтра! — Настя Никитична повернулась к старичку спиной и, краснея за себя, пошла в сторону клуба.

* * *

Потянулись школьные будни. День за днем, неделя за неделей. И оттого, что каждый день был вполне разумным, в меру полезным, похожим на день прожитый, Настя Никитична по ночам плакала. Хорошо, хоть Финист не видел зареванного лица ее — он все еще убирал хлеб в дальнем краю.

Бабушка Малинкина пропадала в лесах да в соседях, может, и впрямь дел у нее было много, а может, сторонилась своей квартирантки.

Пошла Настя Никитична к Федоровой. А у той письма припасены во все инстанции, общества и комитеты.

— Нужно повести решительное наступление! — сверкала глазами Федорова.

— На что? — спрашивала, страдая душой, Настя Никитична.

— На мрак и тьму, на пережитки средневековья.

— Но кому плохо оттого, что в Кипрей–Полыхани сохраняют древние обычаи? Живут по крестьянскому древнему календарю?

— Так они же все тут летают! — страшным шепотом сообщила Федорова.

— Ну и пусть летают!.. Ты же сама говорила, что это все гипноз.

— Мало ли что говорила! Они летают. — Федорова мрачно шагала по пустому кабинету своего пустынного дворца. — Они в клуб ходят, чтобы глаза отвести, два–три танца отдежурят — и на свои посиделки

— Но это ведь прелесть — посиделки! — не удержалась Настя Никитична.

— Ты вот что, — сказала Федорова, — ты не виляй. Или ты наш человек, современный, целеустремленный, или ты их человек. На двух стульях здесь не усидишь… Письма, которые я подготовила, видела?

Настя Никитична пожала плечами, но кивнула.

— Согласна с содержанием?.. Я думаю, что согласна. Подпиши сама, а еще лучше — уговори одно письмо подписать своих школьников. Пошлем в «Пионерскую правду».

Настя Никитична, слушая все это, сидела в кресле, но тут она поднялась, подошла к двери и взялась за ручку.

— Я думала, ты от одиночества такая. Сердце держишь на людей оттого, что не приняли тебя. А ты, по–моему, просто очень плохой человек.

И вышла.

И стало ей легко.

Когда она проходила над обрывом, под которым теперь и днем дремала холодная осенняя вода, вспомнила ребятню, нырявшую здесь рыбами, вспомнила, как леталось ей с Финистом, раскинула руки, подпрыгнула — и перелетела за реку.

— Так, значит, я могу! — затрепетала от радости Настя Никитична. — Даже без крыльев.

Она разбежалась, подпрыгнула и полетела над полем, низко, сшибая ногами головки высохших стебельков.

Долетела до леса.

Лес уже пустил к себе небо, пронизан синевой. Листва лежала на земле, рябина рдела. Дрожала вода в маленьком озере, то ли от сквозняка, гулявшего меж стволов, то ли от предчувствия: завтра ударит мороз.

Утром Настя Никитична шла в школу по седым от инея травам. Мороз бороду по ветру распустил, лицо покалывало холодом, а Насте Никитичне было хорошо.

— Ребята! — сказала она ученикам. — Первый урок у нас физкультура. Будем летать.

Ребята переминались с ноги на ногу, поглядывали на форточку, а от учительницы отводили глаза.

— Разучились мы! — сказал Вася. — Давайте упражнения делать, какие всем положены.

— Ребята! — Голос у Насти Никитичны задрожал. — Ребята, неужто вы перепугались кошки? Я не со зла! Порядок хотела навести. — И тут учительница заплакала у всех на виду. — Может, попробуете…

— Пробовали, — сказал кто-то виновато.

Настя Никитична вытерла слезы, встала, и, вскинув руку, приказала:

— В шеренгу ста–но–о-вись!

Ребята выскочили из-за столов, построились.

— На–ле–во! За мной шагом марш!

Привела Настя Никитична свою гвардию к дому сестер Тьмутараканш.

— У вас на огороде капуста не убрана. Пришли помочь!

— Спасибо! — сказала Вера Тьмутараканьевна. — А еще зачем пришли?

— А еще пришли за советом, — сказала потише Настя Никитична. — Беда у нас приключилась. По неопытности своей лишила я ребятишек бесценного дара Кипрей–Полыхани…