Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.11

– Он построил еще один канал, и перестань меня перебивать.

Незаметно для себя Платон увлекся. Его давно интересовала проблема идеального общественного устройства. Он излагал Критию свои взгляды на социально-экономическую структуру Атлантиды и не заметил, что Критию стало скучно и он унес драгоценную раковину.

– И вот тогда, – закончил свой рассказ Платон, – боги разозлились и наслали на Атлантиду извержение вулкана, наводнение и прочие бедствия. Должен сказать тебе, мальчик, что я пессимистически отношусь к перспективе создания идеального государства. Так вот в один прекрасный день раздалось: бух!

– Бух! – весело отозвался Критий от перил.

Он сбросил раковину вниз и обрадовался, увидев, какой фонтан брызг она подняла.

– Что ты наделал! – вскочил Платон. – Что натворил!

– Пускай ничего не останется от Атлантиды. Все равно ты все придумал. Три канала и пять пар близнецов! Надо же так наврать! И не бей меня, я маме скажу!

– Я никогда не бью детей, – сказал великий ученый. – И вообще, не мешай мне работать. Я тебе не нянька! Всыплю по первое число, тогда посмотрим, у кого из нас склероз!

Критий понял, что шутки кончились, тихо заныл и пошел ловить бабочек.

Когда через час издательский раб пришел за рукописью, перед Платоном уже лежал свиток, исписанный неразборчивым почерком великого человека. У ног философа дремал Критий, которому снился волк, подкрадывающийся к близнецам.

– Возьми и вели ставить в номер, – сказал рабу Платон.

Невестка вернулась только к вечеру. Ученый сам накормил и уложил спать сорванца…

Через много лет растолстевший бородатый Критий рассказывал друзьям и собутыльникам:

– Я как махну эту ракушку через перила, старик как завопит: «Стой! И так ничего от Атлантиды не осталось!» А я ему: «Молчи, дед, у тебя склероз». Он озлился и написал про Атлантиду.

Друзья смотрели на Крития с жалостью и не верили ни единому его слову. Они снаряжали корабли на поиски исчезнувшего материка.

Столпотворение

Судьбы мира решаются не тогда, не там и не теми, как принято считать. Александр Македонский объявлял о завоевании Вселенной, но сроки возвращения домой определяли неведомые солдаты. Полководцу же оставалось лишь бессильно материться.

Об этом должны помнить сильные мира сего.

Замечательный пример тому – Вавилонское столпотворение, то есть творение столпа в Вавилоне, а не разрушение его, как многие полагают.

Грандиозное престижное строительство было затеяно для того, чтобы весь мир убедился в преимуществе вавилонской веры над иными идеологическими системами.

Со всех сторон цивилизованного мира к Вавилону свезли специалистов и согнали заключенных. Для того чтобы система функционировала нормально, туда же были доставлены три сотни переводчиков.

На шестьсот восьмой день работ, в конце пыльного лета, в глинобитной времянке сатрапа шестнадцатого участка Вавилонбашстроя проходила оперативка, которая в те дни называлась иначе. Сам сатрап сидел на подушках перед низким мраморным столом и разносил подчиненных.

– Как известно, – говорил он, – мы заказывали у пенджабцев железные скрепы в пол-локтя на локоть и одну девятую. Что же мы получили с последним караваном?

По его знаку чернокожий раб достал из-под стола скрепу размером 0,76 локтя на 0,87 локтя и показал собравшимся.

Примерив скрепу к своим разным локтям, специалисты высказали возмущение на двадцати трех языках. Переводчики изложили их возмущение на древневавилонском языке.

– Так как кто-то должен ответить головой за ошибку, я предлагаю, по сложившемуся у нас обычаю, объявить виноватым переводчика.

Строители быстро проголосовали, а переводчики послушно перевели результаты голосования на древневавилонский и потом попрощались со своим коллегой Арамом Сингхом, которого повели на казнь.

Вечером переводчики шестнадцатого участка собрались в харчевне на пыльном берегу Евфрата. Было жарко. Переводчики пили сладкое разбавленное вино, поминая Арама, хорошего человека.

– Так жить нельзя, – сказал Евтрепий, знавший критомикенские языки и диалект острова Санторин. – Мы не отказываемся работать, но мы не можем нести ответственность за продажных, ленивых, распущенных сатрапов и прорабов, за надутую бюрократию и наглую мафию. Это кончится тем, что на свете не останется переводчиков.

– Мы не рабы, мы свободные! – крикнул переводчик со скифского.

– Я мог в гареме работать! – воскликнул эфиоп. – Но сознательно пошел на большое, нужное человечеству дело.

– Нужное ли? – спросил некто с финикийским акцентом. – А кушать гнилую рыбу и ходить босиком – это тоже нужное дело? Так я знаю, кому нужно такое дело!

– Надо бежать! – воскликнула переводчица с амазонского. – Кони оседланы.

– Маххатма-сабеец бежал, – опередил амазонку финикиец. – Чем кончилось? Поймали в Аравийской пустыне, отвели на арматурный склад и всыпали двадцать плетей. Маххатма, покажи шрамы!

– Не надо, – сказала амазонка.

– Я знаю, что делать, – произнес доселе молчавший Иван, представитель загадочного этрусского народа, недавно откочевавшего в устье Днепра. – Им кажется, что нас можно убивать, а мы им докажем, что без нас они бессильны.

Так в истории человечества родилась форма протеста «забастовка».

На следующий день переводчики не вышли на работу. Иностранные специалисты опоздали на завтрак, многие так и не нашли туалета, высокую мидийскую делегацию никто не встретил, а облицовочную плитку из Ура ссыпали в бетономешалку.

Через два часа руководство стройки собралось на экстренную пятиминутку. Сатрапы запустили длинные ногти в завитые бороды и пришли к общему мнению: направить в шалаши и по баракам переводчиков лучших палачей с кнутами. Информировать таким образом переводчиков, что в случае дальнейшего неповиновения каждый десятый будет посажен на кол, а остальные продолжат трудовую деятельность в оковах.

Палачи разошлись по баракам. Стенания и вопли переводчиков огласили равнину. Переводчики сдались и покорились. Остальные рабы улюлюкали им вслед.