Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.1
Шрифт:
— Почему? Ты еще не старый и сильный.
— Мне уже не вписаться в мир, который изменился, в котором я в лучшем случае стану экзотическим Робинзоном, вызывающим сочувствие. Придется писать воспоминания.
— Воспоминания? О чем?
— О нас… Я пошутил. Я не буду писать воспоминаний, я буду нянчить внуков. Вам с Марьяшкой тоже будет нелегко. Ты представляешь, сколько всего знают ваши сверстники?
— Я буду учиться.
— Разумеется. Тебе будет трудно.
Сергеев не понимал, что для Олега проблемы земные не подкреплялись зрительными образами, предыдущим опытом —
Олега все более беспокоила неузнаваемость мест, по которым они шли. Давно уже должен был появиться ручей, ущелье, но скалы вокруг были чужими, незнакомыми.
Сергеев ощутил беспокойство Олега.
— Мы что, заблудились? — спросил он.
— Все иначе, чем тогда. Это из-за снега.
— Не беспокойся, — сказал Сергеев, — мы не можем сильно сбиться. Пока мы знаем общее направление, пока мы идем вверх, ничего страшного.
— Погоди. — Олег услышал журчание воды.
Снова зарядил снег. Они вышли к ручью через несколько минут и дальше пошли вверх по нему, хотя это было ненадежно. В прошлый раз к ручью они вышли уже из ущелья. А сколько здесь течет ручьев?
Они шли до вечера, почти не останавливаясь. Никаких приключений с ними не было. Олег стрелял по зайцу, но промахнулся. Снег не прекращался. Он липнул к одежде, но было не холодно, только с каждым шагом труднее вытаскивать ноги из снега.
Когда стемнело, они вошли в ущелье. Но это было совсем другое ущелье. Скорее широкая промоина. Там и остались ночевать. Оба понимали, что сбились с пути, но возвращаться было поздно. Если там, наверху, снега не так много, то остается надежда выйти к перевалу. Но говорить об этом не хотелось. Олег разделил оставшиеся грибы на три части. Дрова они экономили и, как только вода в банке согрелась, сразу потушили огонь, а головешки сложили в сумку.
Они спали под обрывом, ночью был мороз, и ветер скатывался по промоине, как поток весенней воды.
Утром Павлыш собрался в горы.
Он позвал с собой Салли, как и договаривались, но воспротивилась Клавдия, потому что подошел день профилактики и Салли должна была проверять аппаратуру — это ее обязанность. Павлыш стал уговаривать Клавдию перенести профилактику на другой день, но начальница была непреклонна. Она глубоко убеждена в том, что ею правит чувство долга, и только чувство долга. И никаких других чувств она не знает.
— Бог с вами, Клавдия, — сказал Павлыш. — Если вы не хотите, чтобы со мной летела Салли, полетим с вами.
Ему показалось, что Салли, слышавшая это предложение, улыбнулась, но он не посмел посмотреть в ту сторону.
— Вы с ума сошли, — произнесла Клавдия, неожиданно покраснев. Павлыш даже не подозревал, что Клавдия умеет краснеть. — Вы полагаете, что именно я и есть главная бездельница на нашей станции?
— Я ничего дурного не имел в виду. Я только думал, что и вам рано или поздно придется лететь в горы. Это же ваша стихия.
— Моя стихия — вся планета. Горы уже обследованы скаутами. Система, находящаяся к северу от леса, сравнительно молодая, без активного
выветривания. Если там и есть что-либо не банальное, то потребуется глубокое бурение…— Мое дело пригласить. Место в вездеходе найдется.
— Спасибо за приглашение, в другой раз…
Салли завернула Павлышу несколько бутербродов на дорогу и дала термос с кофе.
— Не расстраивайся, — сказала она, когда Клавдия удалилась к себе в лабораторию. — Мне в самом деле сегодня надо работать. Мы слетаем с тобой в следующий раз.
— Не знаю, когда он будет, — ответил Павлыш. — Завтра возникнет еще миллион дел.
— Придумаем что-нибудь. Сегодня ты найдешь какие-нибудь особенно красивые места. Хорошо?
Салли поднялась на цыпочки и легонько поцеловала Павлыша в висок. Она была высока ростом.
— Я знаю, что сделаю. Я уже все обдумал.
— Что?
— Я переселяюсь в лабораторию. Вместе с тобой.
— Со мной?
— Да. У нас будет свой домик, мы сможем закрыть за собой дверь. Почему нам нужно притворяться и делать вид, что мы не нравимся друг другу?
— Ты не умеешь делать вид.
— Тем более Клавдия все равно недовольна.
— Разумеется. Это крушение принятых норм. Она отлично знает, откуда берутся дети, не считай ее лиловым чулком. Но в экспедиции она привыкла, что на твоем месте находится Сребрина Талева. Наши отношения неправильны, неожиданны, и она никак не может к ним приспособиться, а нас всегда раздражает то, к чему мы не можем приспособиться. Например, нас раздражает эта планета.
— Не надо философствовать. Поставим ее перед фактом.
— Ничего не выйдет — лаборатория недостаточно стерилизована. Клавдия скорее умрет, чем позволит кому-нибудь жить там.
Закончить этот разговор они не успели, потому что вернулась Клавдия. Она принесла желтый листок.
— Третьего дня, — сказала она, — один из моих скаутов зарегистрировал металлическую аномалию вот в этом квадрате. Причем его сообщение сбивчиво — я не смогла понять, что там за выход. Если тебе все равно куда лететь, погляди в этой долине. Аномалия поверхностная, и это тем более странно.
— С удовольствием, — проговорил Павлыш.
Павлыш сделал круг над станцией, погода была хорошая, видно далеко. Туманной скалой поднимались, исчезая в облаках, стволы гигантских деревьев. По озеру шли некрутые волны, дальше, на глубине, они курчавились барашками. На Земле Павлыш давно бы вышел в озеро на надувной лодке и порыбачил или понырял бы в свое удовольствие. Впрочем, надо будет совершить экскурсию по дну озера. На той неделе.
Затем Павлыш поднял вездеход выше, прорезав облака.
Из облаков вылетела стая птиц — таких Павлыш уже видел, это были странные создания, наверное, пресмыкающиеся, — надо будет отловить экземпляр для исследования; они устроили в воздухе отчаянную драку: сплетались клубком, разлетались снова, бросались друг на друга.
Вершины гор, еще далекие, высились над облаками. Ближе — черные, бесснежные; дальше — покрытые снегом, массивные, спокойные и знакомые — горы везде одинаковы, на любой планете.