Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.5
Шрифт:
Коре предстояло отыскать нервный узел двора – покои Медеи.
Это оказалось не так-то легко, не потому, что покои были особо запрятаны. Просто они почти не отличались от покоев других родственниц царя, которых тоже оказалось немало.
Когда Кора уже решила, что ничего не отыщет и лучше возобновить поиски к вечеру, когда нападение на Тесея станет наиболее реальным, ей повезло.
Она шла по какому-то черному узкому коридору, смахивая с лица клочья паутины, стараясь не уронить ненароком что-нибудь из сломанной мебели, сваленной там, и не поднять лишнего шума,
– Ты видел его? – послышался низкий глуховатый голос Медеи. – И какое он произвел на тебя впечатление?
– Милый юноша. Я хотел бы иметь такого сына…
Длинная пауза. Кора поняла, что Медея старается взять себя в руки. Потом снова ее голос:
– У тебя есть сын.
– Я стар. Боюсь, что не доживу до того момента, когда он сможет поднять мой меч. А если я оставлю царство мальчику, вас затравят мои родственники.
– Я волшебница и целительница, – ответила грузинка. – Ты будешь жить много лет, ты увидишь, как поднимут мечи твои правнуки. Ты у меня самый молодой и красивый…
– Ах, Медея, как мне трудно поверить в твою любовь! Я дал тебе приют, когда толпа хотела тебя растерзать. Ты дала мне сына. Но о любви разговора не шло.
– А я понемногу полюбила тебя, старый дурак!
– Ну ладно… ладно… мне же щекотно! Медея, прекрати! Вспомни, сколько мне лет!
– Зевсу куда больше…
– Зевс – бог.
– Ты – выше всех богов, ты – царь Афин. Народ беспрестанно славит твою мудрость…
– Медея!
– Эгей… О! Как ты могуч! Обними меня еще крепче!
Коре стало стыдно подслушивать далее, потому что если в восклицаниях и отдельных словах супругов можно было уловить смысл, то он не имел никакого отношения к сегодняшним событиям.
Но Кора не сразу отошла от опочивальни царя, потому что старалась сообразить, в какой стороне может находиться комната, выделенная Тесею. Ей пришла в голову неприятная мысль: пока они будут ужинать, Медее нетрудно подослать верных работников, которые подпилят балки над ложем Тесея, и ночью он погибнет именно так, как нужно Клариссе и клану Кларенса. Может быть, Медея за эти годы и в самом деле полюбила царя Эгея и хочет, чтобы он пожил подольше, пока Мед не сможет занять престол. Но опасность, грозящая Тесею, от этого не уменьшается.
Когда Кора сообразила, куда двигаться по этому лабиринту, сквозь звуки поцелуев и страстные вздохи прорезался вполне спокойный голос царицы.
– Эгей, я хотела спросить, – произнесла она, – а как тебе показались нынешние гости?
– Милейшие люди, – с придыханием ответил Эгей, – милейшие люди… О, как я счастлив!
– Осторожнее! Со мной такого еще никогда не было! Я умираю от счастья! Все эти титулованные мальчишки и мизинца твоего не стоят! Кто научил тебя так обращаться с женщиной?
– Жизненный опыт, любимая!
– О, не бросай меня, не оставляй, иди ко мне, мой старый вепрь!
– Ты совсем другая сегодня! Я тебя не узнаю! Ты трепещешь, словно только что пойманная лань!
Но тут торжествующий
счастливый крик Медеи озарил всю парадную часть дворца. Замерли повара и поварята у своих плит, замерли кухонные мужики и подавальщики, мойщики посуды и резчики мяса… И каждый подумал о том самом счастливом миге его собственной любви, который уже миновал или на который еще можно надеяться.Кора печально вздохнула.
Любая нормальная женщина хочет быть счастлива, как Кларисса… черт побери, как Медея! А может, в этом и есть секрет бурной любовной сцены, которую Кора случайно подслушала…
Какое-то время было тихо. Лишь быстрое и нежное дыхание доносилось из царской опочивальни. Потом она услышала голос Медеи:
– Надеюсь, ты понял, возлюбленный, что они не те, за кого себя выдают?
Некоторое время Эгей тяжело дышал, приходил в себя после ласк Медеи, потом спросил:
– Почему ты так решила?
– Ну, с этой, так называемой Корой, все ясно! – сказала она твердо. – Никакая она не Кора и не Персефона, я отлично знаю в лицо всех богинь, и уж тем более таких выдающихся, как богиня подземного царства.
– Вот и я подумал, – отозвался Эгей. – Слишком она молода и красива для такой должности. Нет в ней ничего страшного. Милейшее, добрейшее создание.
– Ты, как всегда, прав, мой кролик. Но чувствую я, что наши дела никуда не годятся, если шпионы спокойно разгуливают по дворцу и вынюхивают, что где лежит.
– Я тебя не понял, крошка!
– А я не понимаю тебя. С твоим государственным опытом! С твоим политическим чутьем… и так попасться! Ты что, не догадался, что этот Тесей – искусственный человек?
– Как так искусственный?
– Тебе в женской вышивальне сидеть, а не на престоле! К тебе во дворец пробралась парочка политических террористов! Это вовсе не люди! – В голосе Медеи появились визгливые, кухонные интонации.
– А кто же?
– Ты Дедала помнишь?
– Еще бы не помнить, – ответил Эгей. – Великий мастер, но, по-моему, слабый человек.
– Я бы его не назвала слабым. Есть другие слова для этого поступка.
Кора замерла, чтобы не пропустить ни слова. Ведь она в детстве читала про Дедала и Икара. Она отлично помнила, что Дедал изобрел воздухоплавание, что он сделал себе и своему сыну Икару крылья и скрепил их воском, а потом велел Икару не подниматься близко к солнцу, а то воск растопится – и тогда молодой человек с небес упадет в море. Все прогрессивное человечество с тех пор любит образ Икара, как человека, устремившегося к солнцу, даже рискуя погибнуть! Конечно же, она об этом знала, но при чем здесь Тесей?
– Не великий мастер! – кричала Медея. – Это типичный случай сальеризма! Если ты подонок, значит, ты не великий мастер.
«Кларисса! – чуть не закричала Кора. – Что ты делаешь! Сальери еще нет! Этого понятия не существует…»
– Давай не будем спорить в такой момент, – взмолился Эгей. – С тобой, усладившей меня необычными ласками грузинских земель, я готов согласиться во всем. Давай не будем ссориться, и если ты полагаешь, что мы имеем дело со случаем сальеризма, то не мне с тобой спорить.