Кирпичные острова
Шрифт:
Неуклюжие баржи навозили сюда целые горы морского песка и желтых камней. А в начале лета крикливые буксиры забили всю речку лесом. Намокшие за долгое путешествие бревна жались к берегу, как стадо усталых молчаливых тюленей. Ребята постарше придумали игру, даже не игру, а просто так – занятие. Они перескакивали по бревнам с одного на другое. Бревна под ногами тонули, но в этом и был весь интерес. Сколько великолепного, сосущего под ложечкой страха, сколько хвастливой гордости доставляла прыгунам эта затея! Всякий раз она кончалась благополучно, если, конечно, не считать мокрых штанов и ботинок. Чемпионом на бревнах
Однажды на берегу играли Кешка, Круглый Толик и Людмилка. Мальчишки ходили по бревнам у самого берега. Людмилка сидела на песке и поддразнивала:
– Слабо дальше!.. Слабо дальше!..
Мальчишки не очень-то слушали, что она там кричит, и скоро ей надоело их дразнить. Она стала переплетать свои маленькие, с мизинец, косы.
Налетел ветер, вырвал у нее из рук белую шелковую ленточку и отнес на самые дальние бревна.
Людмилка заревела:
– Моя ленточка!.. Теперь мне от мамы попаде-ет… И все из-за вас!.. Зачем меня на речку позвали?..
Никто Людмилку не звал. Она сама пришла. Кешка видел, что ветер вот-вот сбросит ленточку в воду. Крику будет на весь двор!.. Не раздумывая, он прыгнул на бревно подальше, потом на следующее. Добрался до ленточки; только наклонился, чтобы ее поднять, как бревна расступились и он провалился в воду. Не успей Кешка вовремя расставить руки, случилась бы непоправимая беда.
– Кешка утонул! – вскрикнула Людмилка.
Толик, чувствовавший себя на бревнах очень неустойчиво, прыгнул на берег и что есть мочи припустил к дому. Людмилка, воя от страха, неслась следом.
– Мама!.. Никому не скажешь? – выпалила она, врываясь в квартиру. – Кешка утону-у-ул!..
– Да что ты! – всплеснула руками Людмилкина мать, заперла дочку на ключ, быстро выскочила на лестницу и застучала по ступенькам тонкими каблуками.
Кешка тем временем держался за бревна, болтал ногами в воде, стараясь закинуть хоть одну наверх. Но либо ботинки стали тяжелыми, либо сил у Кешки осталось совсем мало – выкарабкаться ему не удавалось. Волнами поддавало соседние бревна. Они били Кешку по рукам. Пальцы немели. Плечи опускались все ниже. Вода уже щекотала подбородок. А над речкой спокойно кружились чайки.
– Держись, Кешка!
От забора, перескакивая через камни, размахивая руками для равновесия, мчался Мишка. За ним, пыхтя, катился Круглый Толик.
Мишка кричал:
– Держись!
Кешка крепче вцепился в скользкую кору, а Мишка вскочил на бревна, прыгнул раз, другой… лег на живот и схватил Кешку за ворот.
На берегу Кешку подхватил Толик. Ребята вели его медленно, осторожно.
Мишка рассказывал:
– Прибегает Толик, кричит: «Кешка тонет!..» Я ходу!..
Круглый Толик застенчиво отворачивался – все-таки не он спас Кешку.
Кешка едва переставлял ноги и скоро без сил повалился в теплый песок. Ему казалось, что песок колышется под ним, расползается. Кешка запустил в него пальцы и закрыл глаза. Ребята стащили с Кешки ботинки, брюки, рубашку, разложили на камнях сушить.
– Теперь искусственное дыхание надо, – заявил Мишка.
– Он ведь и так дышит. – Толик неловко погладил Кешкино плечо. – Кешка, ты дышишь?
– Дышу…
– Мало ли что… «Дышу»… А может, у тебя полная внутренность воды. По правилам обязательно искусственное
дыхание полагается. – Мишка схватил Кешку за руку, Толик взял за другую.– Довольно! – кричал Кешка.
Мишка ворчал строго:
– Терпи, я сам знаю, когда довольно.
Кешка терпел, а его друзья старательно пыхтели, нажимая ему на живот, на грудь. Остановились они внезапно. Толик даже приподнялся, собираясь задать стрекача. От забора к речке бежали Кешкина мама, Кешкин сосед – шофер Василий Михайлович, соседка тетя Люся. Позади всех, осторожно пробираясь между камнями и досками, поспешала мать Людмилки.
Сразу стало шумно. Тетя Люся принялась тормошить Кешку, будто сомневаясь, он ли это. Василий Михайлович стоял, сурово сдвинув брови. А Кешкина мама опустилась на желтые камни и заплакала. Ребята прижались друг к другу; они почти оглохли от шума, оторопели от такого яростного внимания… А Кешка посмотрел на маму и сказал:
– Ну чего ты, ма?.. Ну чего?.. Я ведь не утонул, а ты плачешь!..
ВЗРЫВ
Напротив дома, в котором жил Кешка, стоял высокий забор. За ним лязгали машины, шипела электросварка. А вечерами прожекторы, укрепленные на столбах, вонзались лучами в землю, будто плавили ее. За забором была глубокая яма – котлован. До дна ямы не доставали даже экскаваторы; рабочие поднимали землю лебедками. Вот туда, на самое дно котлована, и светили прожекторы. Ребята привыкли к яме за забором и перестали заглядывать в щели.
Однажды ребята увидели, что над забором возвышается бетонная башня. Не очень высокая, правда. Через несколько дней над башней выросла пара долговязых подъемных кранов. Рабочие день и ночь плели по стенам башни редкую сетку из толстых железных прутьев, обивали стены досками. А краны выливали большущие бочки жидкого бетона на железную сетку между досками. Бетон затвердевал. Башня лезла вверх. Она поднималась, громадная, серая, без окон, без дверей.
– Что же это будет? – гадали ребята. Гадать было трудно: никто из ребят за всю свою жизнь не видел еще такой башни. Наконец все сошлись на том, что за забором строят атомную электростанцию. Это было очень любопытно.
Как-то вечером в Кешкину квартиру позвонила дворничиха тетя Настя.
– Не закрывайте на ночь окон, – предупредила она. – Взрыв будет.
– Что, война? – высунулся из-за мамы Кешка.
Но мама сердито топнула ногой, а тетя Настя замахала руками.
– Что ты, господь с тобой!.. Такие слова говоришь. Даже подумать страшно. Взрыв на строительстве будет. Вон за забором.
Тетя Настя ушла, ворчливо напомнив еще раз о том, чтобы не закрывали плотно окон, не то стекла вылетят. А мама привела Кешку в комнату и велела ему сесть на стул.
– Кешка, дай честное слово, что не будешь торчать у окна.
Кешка не любил разбрасываться честным словом. Честное слово – как клятва. А разве легко человеку спать, если за окном произойдет самый настоящий взрыв?
Кешка сопел, глядел на маму умоляющими глазами. Мама была непреклонна.
– Кешка, дай честное слово.
Кешка посмотрел на маму самым жалостным взглядом. Не помогло. Наконец он со вздохом прошептал:
– Ладно… Честное обыкновенное.
Не мог же он дать честное-пречестное или честное ленинское. Взрыв как-никак.